Забег на длинную дистанцию. Полная сборка - Марик Лернер

Он вышел на лестницу, доставая сигареты. Обнаружил там уже дымящего не хуже паровоза Евгения Васильевича.

Аксютин вынул зажигалку и дал прикурить. Подождал, пока выпустит дым, и негромко сообщил:

— Тромб. Оторвался и закупорил сосуд в мозгу. Никто не виноват. Никаких признаков. Случается иногда и с молодыми. Мгновенье назад замечательное самочувствие и вдруг… Говорят есть какое-то импортное лекарство для разжижения крови и его надо принимать регулярно. Тогда шанс есть. Но не в последний момент. Да это и определить почти не возможно. Почему тромб отрывается толком неизвестно. Лекарство, скорее, для профилактики. Оно не лечит, а при большой дозе можно и в ящик сыграть. Кровь перестает сворачиваться.

— Это точно? — затягиваясь, спросил Павел.

В голове быстро шел просчет вероятностей. Получается, знай, они болезнь заранее, могли спасти. Добыть лекарство сегодня не проблема. Если что и из-за границы притащить не великое дело. Хорошо быть умным задним числом…

— Вскрытие необходимо, для диагноза, но врачи уверены. Что-то они там говорили научное. Я все равно не понимаю, и проверить, не способен. На то и патологоанатом существует.

— Это обязательно?

— Конечно, — взглянул Аксютин с удивлением. — Закон. Официальные требования в случае смерти пациента. А вдруг лечили не от того? А вдруг врачебная ошибка?

— Да… бумага должна быть. Без бумажки ты букашка… А с этими что? Ну, врач… охранники…

— Договорился. Они тоже люди. С одной стороны понимают, с другой — деньги никому не лишние.

— Ладно. Потом скажите сколько — верну.

— А как он? — помолчав, спросил Аксютин.

— Заснул. Дозу успокоительного ему лошадиную вкатили. Как буйному. Евгений Васильевич хмыкнул. — Я попросил посидеть возле него медсестру. Теперь не выйдет. И Олег там — присмотрит. Повторения никому не надо. Проспится — отвезете домой. А я уж займусь всеми этими… бумагами…

— Он что опять видел? — очень тихо спросил Аксютин выдержав длительную паузу. — Мы должны были ехать в Архангельск. Вдруг сорвался, повез в больницу, все отменил…

Павел раздавил окурок о перила и повернулся к начальнику безопасности фирмы. Посмотрел в лицо.

— Кроме меня, об этих… снах в курсе только вы. Когда-то я был против, но он настоял…

Вообще-то все было прямо наоборот, но сообщать это Павел не собирался. У Андрея секретность превратилась в навязчивую идею и не без оснований. Его пришлось чуть ли насильно заставлять рассказать хоть что-то и добился этого Павел, тщательно продумав легенду, которую стоит скормить Аксютину. Проще поверить в вещие сны, чем в ихнюю подозрительную игрушку. Про предчувствия все слышали, Кашпировские по стране ходили стаями и светились на экране центрального телевиденья, а как объяснить наличие не существующей в природе всемирной сети информации представить сложно.

Так уж вышло, что отношения у него с бывшим ментом остались чисто деловыми, а вот Андрей очень часто доверял лишнее Аксютину. Да по другому и нельзя. Если не верить собственному помощнику по этим делам, проще сразу пойти и застрелиться. Другое дело, что совсем уж грязные делишки шли через Олега, и Евгений Васильевич мог о них догадываться, но не точно знать. Он еще помнил себя в погонах и не дай Бог, отреагирует по принципу: 'За государство обидно'. Да Андрей и с Павлом не очень в последнее время делился. И не очень-то хотелось углубляться. Как-то он совсем не так себе сначала представлял будущее. Чтение — это совсем не метод узнавать жизнь. На практике слишком завоняло дерьмом и кровью.

— Вы меня старше больше чем в два раза, — также тихо говорил Павел, — работали в милиции и должны не только по 'Семнадцати мгновениям весны' понимать: 'Что знают трое — знает и свинья'. Мы до вас трижды пробовали…

Говорить правду, сколько на самом деле и как, он не хотел. Ни к чему такие подробности.

— … письма писали по инстанциям. Дважды ничего… То ли ими подтирались, то ли проводили очередное собрание по улучшению, усилению, модернизации и правильному наведению порядка в субботник под песни. Не знаем. Мы туда лезть побоялись. Ничего ведь не объяснишь, а можно попасть на заметку. А вот в третий раз… Вы про АЭС Three Mile Island accident слышали?

— Я даже слов таких не знаю. Три — а дальше что?

— АЭС Три-Майл-Айленд, — терпеливо повторил Павел, — В США. Крупнейшая авария в истории ядерной энергетики. 28 марта 1979 года в Пенсильвании. Работы по устранению последствий аварии до сих пор не закончены. Была проведена дезактивация территории станции, топливо выгружено из реактора. Часть радиоактивной воды впиталась в бетон защитной оболочки и эту радиоактивность практически невозможно удалить. Стоит это приблизительно миллиард долларов.

— В первый раз слышу, — удивился Аксютин.

— Специалисты знают. Да и мы, вот теперь. Специально выясняли подробности. Дело в том, что нечто подобное должно было грохнуть в СССР. Только еще и с человеческими жертвами. Десятки погибших, тысячи пострадавших. А теперь этого нет. И мы не знаем, это наша заслуга или взорвется в будущем. Кто нас пустит к докладным и протоколам ответственных комиссий, выяснить, не среагировали ли власти на сигнал с конкретными именами и подробностями? Или все делалось келейно, под ковром и никаких комиссий не было? Там, наверняка, стоит сигнализация на любопытных и гебешники ждут неосторожных. Никто не мог знать некоторых любопытных подробностей. Шпионажем пахнет. Прямо задавать вопросы мы побоялись, но есть косвенные признаки. Кучу народа поснимали и с помпой заявили о разработке нового типа реактора. Якобы еще лучшего. Остается надеяться, что не грохнет в другом месте. Вот в Питере я жить не желаю категорически. Из чувства самосохранения.

Он мысленно прикинул варианты и продолжил, стараясь особо не врать:

— Так что был у нас, после этого, разговор. И договорились мы приблизительно о следующем. Не дословно, но суть. Надо иметь собственную команду. Чтобы сказал: 'Взять вон того козла и накачать его алкоголем до невменяемого состояния насильно' — и сделали, не удивляясь. Командир приказал — нет возражений. Что и зачем, не их дело. Они деньги получают и выполняют. А делается это затем, чтобы не мог летчик сесть за штурвал самолета и разбить его. Можно и башку оторвать, все лучше одному, чем две сотни погибших пассажиров, но тут уже уголовщина и зона, а мы туда не стремимся совершенно. Самолет-то целый! И знать заранее, что летчик ошибется, заходя на посадку нельзя. Отсюда вывод — исполнителям подробности ни к чему. Ты приказал — он честь отдал и попрыгал Тарзаном, подвиги совершать. А для этого нужны деньги. Много денег. На идее не вытянуть, да и побегут моментально сдавать из самых замечательных побуждений и прикрывая собственную вину… И самое неприятное, — после длительного молчания сказал, — что вот он, пример. Павел кивнул на дверь в отделение. — Узнал, помчался, а сделать ничего не смог. Поэтому и сорвался.

— А знаете, Павел Николаевич, — сказал Аксютин, впервые назвав по имени-отчеству и на 'Вы', - почему я из милиции ушел? Тоже прошибить стену головой пытался. Поначалу ведь опаска была. Экстрасенс вещает. То ли правда, то ли хлебобулочные изделия на уши вешает. Проверка необходима. А как, если точных дат убийств нет? Следить только. Попробуй организовать без причины. Обоснование… Ну да в Москве и области проще. Достаточно знакомых. Кому подсказать или намекнуть, ссылаясь на информатора. Двоих, что он мне сдал, повязали, на руках почти носили. Даже неудобно. Заслуги никакой, а генералы уважительно кланяются. А потом началось… Почему ты требуешь крутить этого? Убийства же не связаны? Не наш город, занимайся своими делами… В таком виде. Не выдержал и поехал сам. Он, когда меня увидел, все понял и бежать кинулся. А я его застрелил. Превышение полномочий, стрельба на улице, расследование. Отсутствие четких доказательств. Косвенные имеются, а прямых улик нет. Он развел руками. — Год мурыжили на допросах. Предложили не поднимать шум и уйти по собственному желанию, пока перестроечные газеты из меня монстра, губящего невинных граждан не сделали, да заодно и всех в дерьмо не макнули… Все честно. Что хотел, то и получил. Избавился от урода. А последствия… На зону не пошел, уже хорошо. Все-таки репутация не хухры-мухры — заслужил уважение. Многие всерьез решили, что у меня мозги не на месте. К психиатрам заскоки пациентов цепляются, а к ловцам серийных убийц, почему не должны? Ты ж себя на его место ставишь, для лучшего понимания, а там недолго и до, — он криво усмехнулся. — Даже лечиться по-дружески предлагали. Жалели.

В дверь вошли, весело разговаривая несколько человек в больничных халатах, и Аксютин замолчал. Они прочно устраивались поболтать и перекурить. Обычные разговоры после обеда. Жратва паршивая, отношение отвратительное, на больных плюют. Обсуждать свои дела при посторонних не стоило.