Шмагия - Генри Олди

Все оттуда бегут.

Даже куры.

Одни вы туда бежите, волшебнички драные…

И самые безумные предположения показались детскими шалостями, когда Андреа Мускулюс увидел собственными глазами: в Красильной слободе, растянувшись от дома Швеллера до тупика, идет бой.

Люди, одетые в шнурованные камзолы-доломаны, с ментиками на левом плече, числом до двух десятков, атаковали дом Швеллеров. Размахивая острыми сабельками, они тщетно пытались прорвать разношерстную цепочку защитников. Узкая улочка способствовала обороне, но опыт был на стороне военных. «Форма конных пращников, — мимоходом сообразил малефик, вспомнив, что эскадрон этой легкой кавалерии квартирует на ближайшей окраине города. — Что они с кожевниками-то не поделили?!» На фронтах пращники, гордецы и бахвалы, использовались для рейдов в тыл врага, ловли дезертиров и сопровождения пехоты, которая обычно вербовалась из отбросов общества. Во время бунтов или отказа идти в бой мятежники-«пешедралы» всласть наедались свинцовых и глиняных, высушенных до каменной твердости ядер.

Предположить, что мужское население Красильной слободы за время отсутствия колдуна успело завербоваться в пехоту и сразу поднять мятеж, — на это фантазии Мускулюса не хватало.

За спинами неистовых кавалеристов, у табунка лошадей, крутили пращами двое офицеров. Третьего, совсем молоденького, оттаскивали в укрытие с пробитой головой.

— Которые наши? — деловито спросил Фортунат Цвях, держась позади колдуна. — Военные?

— Вряд ли…

В эпицентре схватки наступило временное затишье. Пращники бранились, обещая надрать «короедам» седалища, защитники же независимости перестраивались, руководимые величественным мастером Леонардом. В лапах кожевника грозил врагам кол, достойный легенд древности. С забора благим матом орал котище Косяк, поддержанный лаем оголтелого Нюшки.

Вперед, на нейтральную полосу, выбежал расхристанный бродяга Янош. Левая штанина с прорехой от бедра до голени, рукав куртки оторван с мясом. На лбу ссадина. Струйка засохшей крови, ржавым ручейком протянувшись через бровь и ниже, по скуле, где наливался красивый синяк, делала лицо бродяжки неузнаваемым.

— А я вот! Вот я вас! Сейчас!

Парень совсем задохнулся и отчаянно, со смешной безнадегой выпалил:

— Заколдую!

«Дурачок!» — охвачен болезненным сочувствием, малефик едва не кинулся к глупому юнцу, видя, как тот начинает совершать различные пассы и выкрикивать зловещие, устрашающие, но абсолютно бесполезные слова. Похоже, шмагия ударила парнишке в голову. Даже напрягая все воображение, которого Андреа было отпущено не так уж много, колдун плохо представлял, что значит быть шмагом. Связанный воин? Безрукий плотник? Немой оратор? Врач, ни при каких обстоятельствах не допускаемый к пациенту?! Нет, не то, не так… Иметь и утратить — здесь ясно без вопросов. Не иметь и завидовать — здесь тоже понятно. Глядя на кудесничанье Яноша, колдун дал себе зарок: если повезет вернуться в столицу и сохранить голову на плечах — найти меж коллегами специалистов по «синдрому ложной маны» и расспросить.

Вдруг удастся понять… вон какие штуки вытворяет, бедняга!…

Паренек действовал настолько убедительно, что пращники попятились, делая знаки от «чудной силы». Увы, долго это продолжаться не могло. Время шло, кары земные и небесные не спешили рухнуть на кавалеристов, и с минуты на минуту пращники должны были осознать: парень блефует.

Мускулюс понял, что судьба дает ему еще один шанс.

Не замеченный бойцами, он собрался с духом. Кавалерия была слишком многочисленной, мана колдуна держалась на последнем издыхании, силы телесные отказывали. Он скреб по сусекам, по задворкам, стараясь не упасть в беспамятство. Если произойдет хоть что-то, пращники поверят в колдовство Яноша. Поверят. Испугаются. Остынут. Тогда можно будет попробовать вмешаться, поговорить, пригрозить гневом Его Величества…

Янош подпрыгнул, крутанулся в воздухе и взвыл белугой.

Ответом ему был дикий вопль кавалерии. Из лихих военных превратясь в обезумевших от ужаса детей, пращники ринулись к лошадям. Животные бесились, вставая на дыбы, сесть в седла удалось не каждому. Когда забияки скакали прочь, нещадно нахлестывая лошадей и вопя сорванными голосами, часть бежала пешком, не отставая от конных товарищей. Что происходит? Шмагия дурачка, капризная дама, наконец вздумала проявиться во плоти?! Сгорая от недоумения, Мускулюс обернулся к мастеру Фортунату: может, он соображает, в чем дело? К счастью, крик колдуна затерялся в общем гаме.

За спиной малефика стоял демон.

Живой и вполне дееспособный кошмар.

Язык человеческий плохо способен описать детей Нижней Мамы. Ну жвалы. Ну хвост. Суставчатый, как у скорпиона. Ну крылья. С зубцами, на которых кишела ядовитая мошкара. Когтистые лапы вывернуты коленями назад. Любое описание блекнет, теряется в привычных смыслах, меркнет перед личным опытом. Кричишь, а чего кричишь, и сам не понимаешь, пока тебя не сожрут. Или пока сердце не лопнет мыльным пузырем.

Или пока кошмар не кончится, как, например, сейчас.

Глядя на корчи демона, из которого заново рождался знакомый охотник с аккуратной бородкой, Андреа думал, что в колдовских сплетнях есть доля истины. Значит, правда. Значит, мастер Фортунат действительно обладает выпестованным Обликом. Значит, и впрямь способен продолжить поиск или преследование добычи не только здесь, но и на смутных ярусах Нижнего Мира, в княжестве Госпожи Мании.

Исчезли крылья. Скукожились жвалы.

Закрутился колечком и сгинул хвост.

— Хорошо, что наши стояли к нам спиной, — безмятежно подвел итог Фортунат Цвях.

Из— за поворота у старой акации на бешеном галопе вылетел китоврас Гриня. Верхом на нем сидел знакомый Мускулюсу униформист с кочергой в руке.

— Кто? Где?! — китоврасий бас с легкостью перекрыл царящий на улочке переполох. И, увидев покидающих поле боя пращников, прежде чем развернуться на скаку, циркач крикнул малефику, словно это все объясняло: — Вы Зизи защищали! Хо-хо, сударь! Вы смешной!

Копыта ударили дробь смертельного номера. Вытянув хвост трубой, Григорий Иннолиур шел в погоню. И на спине его сидела теперь не безобидная лилипутка Трабунец, а хорунжий Рустам Клещ, лучший наездник Дикого эскадрона.

«Хана пращникам», — подумал Мускулюс, падая в обморок.

Прохладная, мокрая тряпка на лбу пахнет винным уксусом.

Это хорошо.

Подушка взбита ласковыми руками. Голова тонет в облаках мягчайшего пуха, плывет по белоснежному морю к далеким островам, где ни у кого нет основной работы. А значит, можно делать что угодно, хоть с отрывом, хоть без.