Черно-белое знамя Земли - Вячеслав Шалыгин

— Извини. — Чжен шумно выдохнул. — Все, красотка. Можем идти.

— А чем ты еще можешь удивить? — Лора как-то совсем не по-деловому прижалась к Чжену.

— Ты даже не представляешь, киса. Приходи вечером, я устрою для тебя персональное шоу. Но сначала дело. Мне слишком хорошо платят, чтобы относиться к нему с прохладцей.

— Это я знаю, — мурлыкнула Лора. — Только, боюсь, вечером не получится.

— Ты занята?

— Нет, милый, занят будешь ты. — Лора кивком указала на выход из блока. — Третий этап самый долгий.

— Тогда приходи завтра.

— Я уже пришла, милый. Теперь я буду твоей персональной сиделкой. Днем и ночью.

— Это здорово. — В голосе Чжена не слышалось особой радости.

Лора была, конечно, хороша и чертовски сексапильна, но Чжен понимал, что ласкового обращения, созерцания прелестей и даже секса с роскошной сиделкой ему будет мало. Без Анжелы ему будет скучно — к гадалке не ходи.

«А судя по тому, что раньше Лору я не встречал, имплантационный блок — это закрытый сектор лаборатории. Если из него непросто выйти, то и войти туда можно лишь при большом желании, даже такой явной протеже Штейнбока, как фрау Роузвел. А где гарантия, что у Анжелы возникнет желание навестить вонючего модификанта? Она ведь и в самые, казалось бы, теплые моменты терпела мое общество больше по служебной необходимости, чем из личной симпатии. Короче, права народная мудрость: нельзя получить все сразу, не отдав за это сразу все. Получил, заплати. В кредит — только неприятности. Жаль. Хотя и Лора ничего. Во всем надо находить плюсы…»

…Вновь уплывая в беспамятство, Линфань старался не думать ни о чем и ни о ком, но едва он начал терять контроль, ему явилась Анжела. Она старательно делала вид, что ей плевать на новую подружку Чжена и вообще она здесь исключительно по делу, но получалось у нее из рук вон плохо. Она вообще была плохой лгуньей (сцена у чайной беседки не в счет). Вот и сейчас Чжен легко читал у нее на лице все скрытые мысли и переживания, но реагировать не спешил. Да и как он мог отреагировать? Поклясться Анжеле в вечной любви и пообещать хранить ей верность? Бессмысленно, да и с чего вдруг? Какие авансы она вручила Чжену? Чмокнула в щеку? Намекнула, что он ей небезразличен? Пять баллов… по стобалльной системе. На такие шансы не ловятся даже законченные оптимисты. Нет, Анжела действительно из другого измерения. Даже став миллионером (во что пока верится с трудом), Чжен не станет ближе к ней ни на шаг. Штейнбок прав, как ни противно это осознавать. Измерения параллельны и если пересекутся, то там, где уже не будет ни Анжелы, ни Чжена.

В общем, Чжен так и уплыл в туман общего наркоза, не сказав Анжеле ни слова.

«Зато не придется нарушать обещания. Ведь как можно устоять перед Лорой? Легче удержать на плечах слона! Лора — это знамя инстинкта. Уж если показалось на горизонте — готовься к оккупации. Клин, конечно, можно вышибить клином, только кто сюда впустит Анжелу? Штейнбок — ни за что, он себе не враг, кто-то другой — вовсе нереально. Остается надеяться, что рано или поздно меня вернут в любимую комнатенку со сломанной дверью и невидимыми часами… вот тогда и встретимся… может быть…»

По неизвестным науке причинам Чжен на какие-то мгновения вдруг воспарил над наркотическим туманом и заглянул в реальность. Взгляд был не слишком сфокусированным, но все, что нужно, Чжен рассмотрел. Штейнбоку ассистировали четверо врачей (Чжен знал только Людвига и Клауса) и с десяток сестер, но Лоры среди них не было. Линфань успел заметить, как Людвиг подает Штейнбоку металлический цилиндрик вроде пистолетной гильзы и как одна из сестер меняет столики-каталки с наборами инструментов. Чжена заинтересовал цилиндрик, он походил на одну из «гильз» для ампул с токсичными веществами, которые Людвиг нес в изомерный блок. Вполне возможно, что доктор солгал — это неудивительно, здесь в меру сил врали все — и в гильзах находилось что-то другое, нужное для имплантации. С другой стороны, что модификанту лекарство, то обычному человеку смерть. Может быть, для Людвига это действительно очень токсично, а для Чжена… дрянь как дрянь.

Но больше всего Чжена заинтересовал голографический макет, «висящий» над столом на высоте трех метров. Виртуальный фантом был очень похож на спящего человека, более того — на Чжена, только метра под три ростом и полупрозрачного в некоторых (видимо, ключевых для модификации) местах. Скорее всего, эта голограмма была своеобразной подсказкой для команды Штейнбока и в реальном времени отражала ход третьего этапа модификации. Пока что «белых пятен» на теле Чжена было предостаточно. Самое большое и «самое белое» располагалось в голове у фантома.

«Справедливо, — решил Чжен, вновь погружаясь в баюкающий туман наркоза, — мы думаем, что все повидали в этой жизни, что всему научились, все узнали… а на самом деле, даже собственные тела для нас — коллекция белых пятен. Откуда берутся скрытые резервы? Почему они скрыты? Зачем нам функции, инстинкты и чувства, которыми мы не пользуемся? Особенно чувства. Просто море вопросов и ни одного ответа! Мы горшечники средней руки, а туда же — в боги. Чуть научились держать скальпель и ну кромсать, лепить сверхчеловека… модификанта… Штейнбок — зараза! В смысле… лживый… тварь… тва… рец…»

Вместе со способностью соображать ушли и проблемы. Если бы Чжен успел осознать этот факт, он бы наверняка не удержался от саркастичного замечания, что половина человечества живет, абсолютно не зная проблем. Но он не успел ни осмыслить этот занятный факт, ни прокомментировать, ни добавить, что у него-то вопреки вышеизложенному утверждению проблем по уши в любом состоянии, и сознательном, и бессознательном. И это было для Чжена оптимальным вариантом. Линфань даже в самом страшном кошмаре не смог бы представить, сколько у него проблем в действительности. Насколько их куча выше ушей и насколько их вонь отвратительнее запаха «изомерной дряни».

13. Орбита Земли, 21 декабря 2196 г

Космонавтика очень давно шагнула за границы пояса внутренних планет Солнечной системы. Даже за пределы самой системы она шагнула давно. За последние сто лет люди освоили миры далекие настолько, что и не вообразить, сколько ни старайся. В процессе освоения бескрайних просторов Галактики изменилось очень многое. Стала более совершенной техника, связь, коренным образом поменялись представления о пространстве и времени, даже сам человек стал другим. И все же кое-что до сих пор осталось неизменным. В первую очередь это Земля и ее ближняя орбита. Вернее, само понятие «ближняя орбита» тоже изменилось — теперь ею считалось все пространство до Луны, а не жалкие пятьсот километров от уровня моря, — но все, что по ней дрейфовало, осталось традиционно утилитарным. Спутники связи, рембазы, астролэбы, школьные станции, военные и промышленные объекты, дозаправочные и перевалочные платформы, порталы, маяки…

И все это космическое хозяйство внешне очень сильно походило на жестянки первых орбитальных станций и спутников, к которым специально обученные люди летали на грохочущих ракетах. Почему так? А почему охрана Букингемского дворца до сих пор носит медвежьи шапки? Почему люди, имеющие неограниченный доступ к любой информации в киберсфере, носят часы на запястье? Почему некоторые энтузиасты до сих пор пишут от руки? Лазерными карандашами на пластиковой «бумаге», но все же. Традиции всегда в моде.

И, наверное, это правильно. Никакой музей космонавтики, даже с самой интересной и полной экспозицией, не передаст духа времени, если не будет размещен непосредственно в космосе. Орбитальное окружение метрополии, по сути, и являлось таким музеем — крупнейшим в мировой истории, да еще и действующим. Нет, подавляющее большинство спутников и станций кроме внешних очертаний не имели ничего общего с реальными историческими объектами. Но для погружения в моральную атмосферу только-только стартовавшей космической эры хватало и внешнего сходства, остальное дорисовывала виртуальность. Далекие спутники казались теми самыми, из старинных фильмов про космических шпионов, а любая станция чем-нибудь да напоминала легендарную МКС-Аурум, первую орбитальную станцию с искусственной гравитацией.

При ближайшем рассмотрении современных станций псевдоисторическое очарование исчезало, но общий философский настрой сохранялся. И такой настрой оказывался крайне полезен, когда человек попадал внутрь любого из объектов на ближней орбите. Обычно в этот момент ассоциации с древностью возвращались и не покидали гостя вплоть до убытия обратно на грунт. Не то чтобы на однотипных до тошноты станциях было убого или душно. Киберсфера в меру сил компенсировала невзрачность интерьеров, а современные системы регенерации воздуха обеспечивали практически горную чистоту главной космической ценности. И все-таки на «ближних» станциях было неуютно. Наверное, потому что очень тесно. И это тоже была загадка из разряда традиций. Почему здесь так тесно? Так принято, сэр.