Покинутая женщина - Дениз Робинс

Ивонна вспомнила их последнюю встречу в его мастерской — снова поднялась невыносимая боль и заново сокрушила ее. Она была уверена, что он тоже помнит об этом. В его взгляде было столько глубокой близости, что Ивонна была бессильна сдержать дрожь.

Перед камином стоял маленький стульчик, обитый гобеленом. Стивен уселся на него. Он осмотрел Ивонну взглядом художника.

— Те же прекрасные черты, но ты действительно сильно похудела, дитя мое.

Ивонна рассмеялась.

— Дитя! Я уже давно не дитя.

— Пожилая замужняя женщина, да? — Его глаза за стеклами очков загорелись знакомым ироническим блеском.

— Вот именно, — сказала Ивонна и попыталась рассмеяться еще раз.

Эвелин увела Поля, и они занялись настройкой радио. Ноэль на минуту вышел из комнаты. Стивен и Ивонна остались у камина одни. Он спросил:

— Когда ты вернулась?

Ивонна ответила. Он задал ей еще несколько вопросов о ее путешествии и ее здоровье. И вдруг добавил:

— Я очень расстроился, когда узнал, что ты серьезно заболела.

— У меня должен был быть ребенок, но… я потеряла его, — сказала Ивонна тихим голосом, мучительно краснея.

— Не повезло, — пробормотал Стивен.

Он отвел взгляд от этого стройного прекрасного тела и понял, что глубоко, жестоко ревнует, потому что она собиралась иметь ребенка от другого. Но Стивен заставил себя сказать:

— Ты, наверное… очень расстроилась?

— Тогда очень.

Он решился еще на один вопрос.

— А… твой муж… бравый майор… как он?

Ивонна ответила скованно:

— Он хорошо. Его переводят в Германию и повышают звание до подполковника.

— Он сейчас здесь?

— Нет. Едет сюда из Египта. Приедет на следующей неделе.

Стивен сощурил глаза. Сейчас он не смотрел на нее. Он уставился в мерцающие блики огня.

— Ты поедешь с ним в Германию?

— Нет, скорее всего, нет. Я еще сама не знаю. Все зависит от моего здоровья. Я еще не поправилась окончательно.

Стивен снова повернулся к ней. Он смотрел на крошечные морщинки, глубокие синие тени под огромными нежными глазами и грустный рот и подумал: «Она не только больна — она несчастна…»

Стивен почувствовал жестокую радость. В момент приступа наивысшего эгоизма он понял, что не хотел, чтобы она была счастлива с Форбсом Джеффертоном.

— Ты что-нибудь рисовала в эти годы? — спросил он.

— Практически ничего. Когда я заболела прошлым летом, я познакомилась с полковником медицинской службы, который понимал немного в рисовании и попытался заставить меня писать снова, но я скоро отказалась от этого. Между прочим, он немного напоминал тебя. Его звали Стивен Колдер. Когда я впервые увидела его, это было для меня потрясением.

Стивен поднял брови.

— Потрясением? Для тебя? Ты хочешь сказать, что не хотела, чтобы тебе напоминали обо мне?

— Я этого не сказала. Но давай поговорим о тебе, Стивен. Я… мне бы хотелось увидеть некоторые из твоих портретов.

— В моей студии их уже не найти. Большая их часть уже продана и отослана заказчикам. Но один я сохранил — очень красивый и, возможно, самый значительный из всех моих портретов. Если ты хочешь посмотреть, можешь зайти в студию в любое время, он там.

— Чей это портрет?

— Миссис Джеффертон. «La Femme Abandonee».

Горячая кровь обожгла ее лицо и горло. Ивонна внезапно встала.

— Ах… этот…

Стивен иронично посмотрел на нее.

— Я его сохранил. Твоему мужу он не понравился.

— Это естественно, — сказала Ивонна.

— Еще у меня есть твоя «Дьеппская гавань».

Ивонна чувствовала волнение, которого она не испытывала уже три долгих года. Ее охватил ужас. Она хотела убежать от Стивена и, едва дыша, проговорила:

— Я думаю, мне лучше пойти домой.

Тогда выражение его лица изменилось. Стивен вскочил на ноги и поставил свой стакан на полку над камином.

— Так скоро? Но почему, Ивонна?

— Я… о, я не очень хорошо себя чувствую, — запинаясь, сказала несчастная женщина.

— Так ты хочешь сказать, что больна?

— Ну в «Скорой» я не нуждаюсь, — Ивонна попыталась засмеяться, — но я ужасно слаба и у меня кружится голова, к тому же сильно бьется сердце. Это всего лишь усталость.

— У меня тоже сильно бьется сердце, но я не думаю, что это усталость, — сказал Стивен тихим голосом, обращаясь только к ней. — О, черт, Ивонна, вот и ты — замужняя женщина — и я не видел тебя целые годы, но я все еще нахожу тебя такой же чертовски привлекательной. И даже еще больше.

— Ты не должен говорить такие вещи, Стивен.

Художник поклонился.

— Приношу свои извинения, моя дорогая.

Ивонна с отчаянием посмотрела на Эвелин.

— Эвелин, я действительно должна уйти. Не мог бы кто-нибудь позвонить и вызвать такси?

Близнецы и Поль Севанич повернулись в ее сторону. Все они заговорили одновременно.

— О, Ивонна, неужели тебе действительно нужно ехать?..

— Останься поужинать, Ивонна…

— Идет сильный дождь… не ходи сейчас…

Виски у Ивонны горели, а колени дрожали, она протестовала:

— Я действительно должна ехать. Я обещала маме, что не останусь здесь долго. Я еще не совсем поправилась… Я очень устала…

Тогда Эвелин крепко взяла ее за руку.

— Я наотрез отказываюсь отпускать тебя в таком состоянии. Ты пойдешь в комнату Ноэля, я уложу тебя под одеяло и дам тебе пару таблеток аспирина. Я позвоню миссис Лэнг и скажу ей, что ты останешься поужинать.

— Но Эви, правда… — начала Ивонна.

Но Эвелин, сильная и решительная, настояла на своем. Она действительно боялась, что Ивонна может потерять сознание и упасть в обморок. Эвелин подумала, что никогда не простит себе того, что допустила эту сегодняшнюю встречу Ивонны и Стивена. Очевидно, что ни ему, ни ей это не принесло ничего хорошего.

Эвелин настояла на том, чтобы Ивонну отвели из мастерской в соседнюю комнату. К этому времени Ивонне было уже так плохо, что она была только рада упасть на кровать Ноэля, где лежала под одеялами, дрожа и стуча зубами.

— О, Ивонна, дорогая моя, тебе не нужен доктор? Ты очень больна? — в ужасе спрашивала Эвелин.

Ивонна покачала головой.

— Через несколько минут все пройдет. Со мной это бывает… это что-то вроде лихорадки, а я была так слаба все эти дни. Я еле стояла на ногах… и я снова увидела ЕГО…

Эвелин взяла свою подругу за руку и сжала ее.

— Прости меня за это. Я и не представляла, что это для тебя все еще такая свежая рана.

— Мне так плохо, что умереть было бы легче, — сказала Ивонна.

В этих словах слышалось такое страдание, что Эвелин залилась краской. И ей было больно видеть мертвенно-бледное лицо Ивонны, с которого вдруг исчезла вся молодость. Она не произнесла ни звука, но огромные слезы медленно скатывались по ее щекам.