Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола - Джон Стейнбек

И сунула ему кусок овсяного хлеба, твердого и безвкусного, как кусок черепицы. И пока юноша безропотно поглощал свой малоаппетитный ужин, леди Лайна принялась устраиваться на ночлег. Улегшись на землю, она тщательно укуталась в походный плащ.

— Ох уж эта ночная прохлада! — вздохнула дама. — От нее ноют все суставы. Что ни говори, а возраст дает себя знать. Видать, смерть моя не за горами. Да и ладно… Мир не вспомнит обо мне, зато я оставлю за своей спиной целую вереницу настоящих мужчин. Учебный плац в моем имении — это кузница превосходных рыцарей. А теперь, юный сэр, расскажите мне о своей матери. Какая она? О Фее Моргане ходит столько слухов.

— Ну, моя мать всегда была добра ко мне, — начал Ивейн. — Конечно, она не могла проводить со мною много времени — при ее-то положении и обязанностях. И тем не менее она была мне доброй и заботливой матерью. Если все идет нормально, и у нее хорошее настроение — о-о-о, тогда в мире не сыскать более щедрого и веселого человека! Слышали бы вы, как она поет — точно ангел небесный. А танцует! Она умеет так шутить, что все со смеху покатываются.

— А если Моргана в дурном настроении? Что тогда? — спросила леди Лайна.

— Ну, тогда лучше не показываться ей на глаза. Видите ли, у моей матери очень горячий нрав.

— Надеюсь, она не давала тебе особых советов, как вести себя на ристалище?

— Не понимаю, что вы имеете в виду, мадам.

— Не увиливайте, сэр! Я, конечно же, имею в виду магию. И вы отлично меня понимаете.

— Да что вы, мадам! Моя мать никогда не пользуется магией. И меня от этого остерегала.

— В самом деле? Ну хорошо, коли так.

Дама поудобнее устроилась на земле, заботливо подоткнув плащ под ноги.

— Вы, должно быть, часто встречались с Артуром, — сказала она. — Расскажите мне о короле. Каков он в повседневной жизни?

— Таков же, как и на троне, мадам. Да, собственно, он всегда король, всегда на троне. Лишь однажды…

— Что?

— Мне не хотелось бы об этом говорить.

— Что-то компрометирующее?

— Скорее загадочное. Потому что, понимаете, мадам… он же в первую очередь король!

— А вы увидели что-то человеческое, не присущее королю?

— Наверное, можно и так сказать. Как-то вечером мы все сидели в зале. Моя мать, миледи Моргана, как раз была в ударе, мы веселились и смеялись до упада. И тут к ней явился гонец. Мать вышла к нему, а когда вернулась, была чернее тучи. Я счел за благо потихоньку улизнуть и пойти на крепостную стену. Ночью там так хорошо: свежий ветер, яркие звезды над головой…

— Вы, наверное, часто там проводили время.

— Ну да, постоянно. А откуда вы знаете, мадам? Короче, в тот раз я услышал странные звуки — словно щенок скулит… или будто кому-то нестерпимо больно, и он старается зажать себе рот руками. Я осторожно подкрался и там, в тени старой башни, увидел короля… Он плакал, мадам, и действительно зажимал себе рот руками.

— И что же вы сделали? Заговорили с ним?

— Нет, миледи, не посмел. Я тихо удалился.

— Вот и правильно. Это лучшее, что вы могли сделать.

— Тот случай сильно удивил меня, мадам, и еще… Я почувствовал, что сердце мое разрывается от горя. Король не должен так рыдать, ведь он же король!

— Я понимаю тебя, мой мальчик. Никогда никому об этом не рассказывай, и я тоже буду молчать. Однако, если когда-нибудь тебе вздумается помечтать о королевской короне, вот тогда вспомни эту историю! А сейчас ложись спать, сынок. Нам рано вставать.

Как выяснилось, «рано» в понимании леди Лайны — это когда только начали бледнеть звезды на небосклоне. Юноша долго ворочался на сырой земле и едва лишь успел погрузиться в глубокий сон, как спутница растолкала его и швырнула на грудь кусок черствого хлеба.

— Вставай, — сказала она, — и читай свои молитвы.

Пока они собирались в путь, дама тихонько бормотала себе под нос:

— О Боже! Такое впечатление, будто за ночь все мои суставы проржавели. Нет, старость познается не по вечерней усталости, а вот по таким утренним мучениям — когда все кости болят и ноют.

Молодой Ивейн вполуха слушал ее жалобы, ему и собственных забот хватало. Сон никак не желал выпускать его из своих объятий: седлая коня, юноша то и дело спотыкался; замерзшие и онемевшие пальцы никак не могли справиться с обилием пряжек и завязок.

Они уже давно были в пути, когда наконец взошло солнце и первые рассветные лучи осветили проселочную дорогу у них под ногами и придорожные кусты.

Ближе к обеду путники перешли вброд неглубокую речку и очутились на широкой равнине, которая постепенно повышалась и переходила в поросшие утесником холмы. Холмы тянулись до самого горизонта — целая гористая страна, никак не желавшая расставаться с ночным мраком. Сэр Ивейн чувствовал себя не слишком уютно в этих краях. По пути им то и дело встречались отары овец, пасущиеся на склонах холмов. Заслышав стук копыт, эти флегматичные животные вскидывали голову и провожали всадников равнодушным взглядом, а затем вновь преспокойно возвращались к своему занятию. И всегда где-нибудь неподалеку на горном хребте можно было разглядеть темную фигуру пастуха. Он бдительно следил за своими подопечными, а рядом обычно крутилась лохматая овчарка, встречавшая незнакомцев угрожающим рычанием.

— А люди ли это? — усомнился Ивейн.

— Да как тебе сказать, — усмехнулась его спутница. — Когда — люди, когда — нелюди… а бывает, что и серединка на половинку. Во всяком случае, к ним лучше не приближаться. Чужаков здесь не любят и спуску им не дают.

Она все утро ехала молча. Но стоило коню замедлить шаг на подъеме, как леди Лайна обрушилась на юношу с упреками:

— Поторопитесь, молодой человек! Холмы сами к нам не приблизятся.

Солнце начало клониться к закату, когда они наконец преодолели последний горный кряж и увидели небольшую укромную лощинку. Скорее даже это была всего лишь ровная площадка, затерявшаяся среди горных склонов. С трех сторон ее обрамляли тесно скучившиеся приземистые строения, больше напоминавшие овечьи загоны. Домики были выстроены из камней, очевидно, выкорчеванных из этой же площадки, и крыты кровельной дранкой. Окна в них были узенькими, зато двери — низкими и широкими, словно в расчете на могучих коротышек. Посреди площадки Ивейн увидел столб, на котором крепился мешок с песком размером с человеческую фигуру. С поперечной планки свешивались кольца различного диаметра, предназначенные для тренировки копейщиков. Здесь же был установлен вращающийся деревянный манекен с дубинкой, который вознаграждал колотушками неловкого рыцаря с копьем. Юноша понял, что это и есть тренировочный плац его проводницы. Оборудован он был не слишком затейливо, но вполне эффективно. Что касается строений, то в некоторых из них содержались овцы и свиньи; в других — не слишком, впрочем, отличавшихся по виду — обитали местные жители.

На громкий окрик леди Лайны из домов выскочили несколько низкорослых и темнолицых мужчин, которые почтительно приветствовали даму. В сторону сэра Ивейна они бросали неприязненно-оценивающие взгляды. Между собой мужчины разговаривали на каком-то незнакомом языке.

— Ну, вот мы и приехали, юноша, — сказала дама. — Добро пожаловать в мое скромное жилище! Комфорта не обещаю — это место не предназначено для отдыха и приятной жизни.

Бросив беглый взгляд на закатное небо, она продолжала:

— Сейчас можешь немного осмотреться, сынок. Советую особое внимание обратить на гостеприимные окрестности и дружелюбные лица моих слуг. У тебя есть три часа до захода солнца. За это время ты должен принять решение: решишь уйти, никто задерживать не станет. Но коли останешься до утра, то о скором возвращении в большой мир можешь забыть. Ближайшие двенадцать месяцев тебе придется провести в моем лагере. Если попытаешься сбежать, мои люди выследят тебя (а они это умеют, уж ты мне поверь), и тогда местное воронье всласть попирует на твоих юных косточках.

Сэр Ивейн никуда не ушел, и потянулся долгий период его учения. Час за часом он упражнялся с копьем, а леди Лайна стояла рядом и зорко за ним следила. Она подмечала все ошибки и безжалостно критиковала юношу. Прошло немало времени, прежде чем дама признала результаты Ивейна удовлетворительными. После этого она заменила неподвижную цель на мешок, раскачивающийся на веревке. И все началось сначала: юноша то и дело ошибался, а учительница издевательски комментировала все его промахи. За этим последовали тренировки с мечом. Причем, дабы укрепить мышцы Ивейна, дама утяжелила его меч изрядным куском свинца, и сражаться заставляла не с живым противником, а с вертикально укрепленным бревном. И вновь проверяла и критиковала ширину каждого пореза, угол, под которым он был нанесен, и так далее и тому подобное. Питание было таким же грубым, как и работа. Как правило, юноше приходилось довольствоваться овсяной кашей с вареной бараниной и плошкой холодной солоноватой воды. По вечерам Ивейн едва добирался до своей постели, овечьей шкуры в углу барака, и, согнав какого-нибудь замешкавшегося гуся, тут же засыпал как убитый. А утром — еще затемно — его будил тычок тяжелого башмака в бок. Начинался новый день изнурительных тренировок.