Твоя навсегда - Карен Робардс

Музыка опьяняла, околдовывала, звала забыться в танце. Запах цветов смешивался с запахом духов, свечи бросали сверху мягкий золотистый свет и мигали тысячами порхающих светлячков в зеркалах по стенам. Пары вокруг них кружились в безбрежном водовороте вальсе. Мелькнуло и пропало лицо смеющейся Бет. Кто-то наступил Клер на подол, она слегка покачнулась и вцепилась Хью в плечо, приподняв юбку повыше. Хью машинально прижал ее к себе, и тут она сделала ошибку – подняла на него глаза. Как только она встретила взгляд холодных серых глаз, все мысли об окружающем исчезли.

Она и забыла, какой он высокий. Какие у него широкие плечи. Забыла чувственные губы и тени на худых щеках, на которых завтра появится щетина, даже если он гладко выбрит, как сейчас.

Потом она заметила, что забыла еще кое-что. Например, что надо дышать.

Она признала, что державший ее мужчина – Хью, на самом деле Хью, и сердце на миг замерло. Потом она вспомнила, как он утаивал от нее свое знание, как он лгал ей, и злость, уже гулявшая по венам, внезапно опалила сердце.

– Хам, – сказала она неожиданно.

– Осторожно, улыбка сползает.

Его глаза дразнили и смеялись, но ей показалось, что а увидела в них также и нежность. От этого злость, как ни странно, только усилилась. Его нежности больше нельзя доверять. Ему вообще нельзя доверять. Она все рассказала ему про себя, отдала все, что можно отдать, а он только брал, брал и брал и ничего не говорил. Но бальный зал не то место, где можно изливать свои чувства. Надо сохранять хладнокровие. Все остальное для того, чтобы обозвать его лживым псом, – может пождать.

Она опять растянула губы в мертвенную улыбку.

– Ты действительно сбежал с замужней женщиной и убил ее мужа? – с предельной вежливостью спросила она.

– Я был девятнадцатилетним дураком, – ответил он, пожимая плечами. – А муж убил бы меня, если б смог. Так уж случилось, что я стрелял лучше. В любом случае он это заслужил. Он ее бил.

– А что стало с той дамой?

– Понятия не имею. Она нашла себе лучшую партию, как только я избавил ее от мужа. – Он улыбнулся уголком рта. – Я получил ценный урок, которым пользуюсь по сей день.

– И что это за урок?

– Женщины – это сам дьявол. – Хью сказал это с чувством, но глаза озорно сверкнули.

Клер ничего не могла с собой поделать, на миг ее улыбка опять исчезла. А он засмеялся и вдруг стал очень беспечным, гораздо беспечнее, чем следовало в данных обстоятельствах, и еще энергичнее закружил ее в вальсе. Ей пришлось крепче ухватиться за его плечо, кажется, этого он и добивался. Помня про аудиторию, она сжала зубы, чтобы не высказать ему все, чего он заслуживал, и опять нацепила вульгарную, фальшивую улыбку.

Они приблизились к дальнему концу зала. Прохладный воздух задувал в высокие стеклянные двери, которые наконец открыли, чтобы остужать разгоряченных танцоров. Газовые занавески вместе с бархатными шторами были раздвинуты и трепетали на ветру как бледные мотыльки. За окном, на террасе, прогуливались пары. На каменном парапете в узорных железных держателях горели факелы, а между ними в глубине темнел начинающий распускаться сад.

– По-моему, беседу следует продолжить в приватной обстановке. – Он с усмешкой смотрел на нее сверху вниз. – Пока у тебя лицо не заморозилось в этой ужасной улыбке.

После этого выпада ее улыбка исчезла, и теперь глаза Клер метали молнии. Он весело засмеялся, и при других обстоятельствах его смех показался бы ей чарующим. Прежде чем она сообразила, что Хью хочет сделать, он в вальсе проскочил в дверь и пересек террасу. Потом схватил ее за руку так, что не было никакой возможности вырваться, и по широким каменным ступеням увлек в лунный сад.

Глава 25

– Скучала по мне, кошечка?

Вот уж чего никак нельзя было говорить! Хью задал свой вопрос и повел ее по мощеной дорожке к повороту, откуда их не будет видно с террасы. Клер поклялась, что во время бала будет придерживаться вежливой беседы. В конце концов, нельзя слишком уж волноваться, иначе она может дать волю чувствам. Но он не должен был спрашивать, скучала ли она, а она скучала, скучала безумно, что само по себе приводило ее в ярость, и она никогда и никому в этом не призналась бы даже под страхом смерти. К тому же он не должен был называть ее кошечкой!

– Разумеется, нет, – ответила она с расчетливым безразличием, высоко держа голову. – Я была очень занята с тех пор, как мы в последний раз виделись. – Она посмотрела на него и со смешком добавила: – А что? Ты надеялся, что я буду скучать?

– Не лги. – Он улыбнулся во весь рот, отчего глаза сузились, а складки возле губ стали очаровательно глубокими. – Ты по мне соскучилась.

Он говорил так уверенно, что последние остатки улыбки покинули ее лицо. Клер заморгала. Она остановилась и рывком высвободила свою руку. С того места, где они стояли под укрытием высокой, только что распустившейся сирени, были хорошо видны парочки на террасе, подсвеченные сзади светом из зала. Клер могла поручиться, что еще больше гостей гуляет по саду, но вблизи никого не было. Они с Хью были одни. И все же из осторожности она говорила очень тихо.

– Мало того, что ты отъявленный хам, неотесанный болван и бессовестный мерзавец, так тебе еще присуще ужасное самомнение. Нет, я по тебе не скучала. – Она сказала это любезно, со снисходительной улыбкой, которой имела все основания гордиться. Но потом злость переполнила ее, и она с жаром добавила: – Как раз сейчас я размышляла: какая жалость, что французы тебя не пристрелили!

– Поверь мне, они старались. – Хью взял ее за руки. – И я скучал по тебе, ангелочек. Скучал сильнее, чем считал для себя возможным. Джеймс со мной совсем извелся. Ты вторгалась в мои мысли по десять раз в день и даже преследовала во сне. Ни одна женщина не делала со мной такого, уверяю тебя. И я, как только смог, оставил Бонн на милость других наших агентов и поспешил к тебе.

Он поднес к губам сначала одну ее руку, потом другую, целуя пальчики в перчатках и с ласковой улыбкой поглядывая на нее.

Тепло его глаз словно проникло ей в сердце. Клер ничего не могла с собой поделать – слова о том, что она была в его мыслях и снах, стали музыкой для ее слуха. Он тоже был в ее снах и мыслях почти непрерывно с тех пор, как они расстались! Она по нему скучала, о, как скучала! Ей было нестерпимо больно от мысли, что они никогда больше не увидятся. А он чувствовал то же самое?.. «Нет, конечно, – с ожесточением подумала она. – Он ведь знал, что мы еще встретимся, и, возможно, знал, когда и где. И он мог одним словом избавить меня от страданий». От этой мысли Клер вскипела.

– Сэр, вы лживый пес, – процедила она сквозь зубы. Он не выпустил ее руки и заглянул ей в глаза.