Ярмарка Святого Петра (Хроники брата Кадфаэля - 4) - Эллис Питерс

- Не то чтобы грозился, однако, по правде говоря, можно было понять тебя и так. Особой любви ты к нему не выказывал, это и немудрено - все видели, какую он тебе шишку набил. Честил ты его по-всякому, это верно: и в жадности упрекал его, и в чванстве, и все твердил, что гордыня не доведет его до добра. Может, тот, кто против тебя свидетельствовал, имел в виду как раз эти слова. А кто, кстати, рассказал об этом шерифу?

- Да так, один малый, - промолвил Филип. - Но я на него не в обиде, потому как он, похоже, говорил правду, а я в тот вечер вел себя точно последний дурак.

- Ладно, парень, что с тебя можно было взять. С проломленной башкой всякий бы небось ополоумел. А что за малый? Как началась ярмарка, у меня в таверне одни приезжие толкутся, знакомых лиц почти и не видно.

- Это слуга одного из гостей аббатства, - отвечал Филип, - зовут его, как мне говорили, Турстан Фаулер. Он рассказывал, что и сам пил здесь сначала эль, потом перешел к вину, а закончил можжевеловкой. Кажется, в конце концов он надрался так же, как я. Его нашли валяющимся без чувств и отволокли отсыпаться в келью аббатства. Я видел его на разбирательстве статный, крепкий парень, правда, вид у него был пришибленный и помятый. Ему лет тридцать пять, загорелый, с густыми каштановыми волосами...

Уот покачал головой:

- Нет, я его не знаю. Хоть убей, не могу припомнить такого, а ведь у меня отменная память на лица. В нашем ремесле без этого нельзя. Ну да раз он приезжий, зачем ему тебя оговаривать. Похоже, он неверно понял твои речи.

- А когда я ушел отсюда?

Филипу стало не по себе при мысли о том состоянии, в котором он покинул таверну. Он припомнил, что его мутило, голова шла кругом и он едва успел, вскочив из-за стола, перебежать дорогу и укрыться в рощице, где облегчил желудок. А потом, движимый отчаянием, он побрел дальше и где-то в садах у Гайи повалился на траву и забылся тяжелым сном. Там он и оставался до рассвета.

- Ну, я бы сказал, что с повечерия примерно часок прошел. Около девяти, не иначе.

А Томас из Бристоля покинул свою палатку всего четвертью часа позже. Он собирался вернуться на баржу, но по дороге кто-то подстерег купца с кинжалом в руке. Не удивительно, что подозрение прежде всего пало на Филипа. Он был в ссоре с мастером Томасом и прилюдно поносил его, а потом пропал из виду, так что никто не мог сказать, где молодой Корвизер находился во время убийства.

Гости вконец загоняли обоих Уотовых мальчишек, и хозяин таверны сам поднялся, чтобы помочь разносить напитки. Филип остался за столом. Подперев кулаком подбородок, он размышлял. Почти во всем предместье погасли огни, а лотки по большей части были разобраны и сложены для отправки в аббатство. Вечер выдался таким же погожим, как и все три дня ярмарки. Видно, Господь благословил обитель: монахи получили изрядную прибыль, как будто в возмещение потерянного из-за войны прошлого лета и тревожной зимы. Только вот город остался внакладе. Чинить стены и мостить улицы было не на что.

Уже смеркалось, но на улице было тепло, и дверь таверны оставалась открытой.

От посетителей не было отбою. Ребятишки со жбанами и кувшинами приходили за элем для своих отцов, служанки - за меркою вина для хозяев. Работники и аббатские служки забегали промочить горло. Ярмарка Святого Петра близилась к завершению, и завершению удачному.

В таверну вошли двое в ладных кожаных безрукавках - совсем молоденький парнишка и крепкий загорелый мужчина лет на пятнадцать постарше своего спутника. Филип не сразу узнал Турстана Фаулера: на сей раз тот был трезв, уверен в себе и явно пребывал в ладу и со своим лордом, и со всем миром. Он вспомнил, как выглядел сокольничий, давая показания, и это заставило его задуматься о том, сколь непригляден был в пьяном виде он сам. Новых гостей обслужил мальчонка-подавальщик. Уот тоже не сидел без дела: таверна была набита битком. Последний день ярмарки - самое горячее время. Завтра в тот же час здесь будет совсем немноголюдно.

Сам не зная почему, Филип отвернулся и приподнял плечо, чтобы слуга Корбьера не приметил его. Юноша ничего не имел против сокольничего и его товарища.

Просто ему не хотелось, чтобы они принялись выражать сочувствие, поздравлять с освобождением или еще каким-либо иным способом - дружелюбно или с насмешкой - привлекать к нему внимание. Филип сидел отвернувшись и был рад тому, что в таверне полно народу, причем большинство гостей приезжие и его не знают.

- Ярмарка - дело прибыльное, - заявил Уот, вернувшись к столу и с довольным видом усаживаясь на лавку, - но я все равно не хотел бы, чтобы она продолжалась круглый год. Ноги у меня гудят: я ведь уже не молод, а за эти три дня почитай что и не присел ни разу. О чем там мы с тобой толковали?

- Я пытался описать тебе малого, который рассказал шерифу о моих пьяных угрозах, - напомнил Филип. - А он легок на помине, сюда заявился. Оглянись: видишь двоих в кожаных безрукавках? Тот, что постарше, и будет Фаулер.

Уот присмотрелся к Турстану, не выказывая видимого интереса, однако весьма внимательно.

- Ты говоришь, он выглядел пришибленным и помятым? Надо же, а сейчас свежий и бодрый, прямо-таки сияет. Ну его-то я, конечно, помню. Как его кличут и чем он занимается, я, понятное дело, не знал, но видеть видел, а ежели я кого видел, то не забуду.

- В тот вечер он навряд ли выглядел таким молодцом. Сам признавался, что упился до бесчувствия всего через пару часов.

- И он сказал, что напился у меня в таверне? - спросил Уот, недоверчиво прищурив глаза.

- Ну да. "Там я и накачался", - так он сказал.

- Тогда слушай, приятель, - промолвил Уот, доверительно склонившись через стол к Филипу. - Пожалуй, я тебе сейчас расскажу кое-что любопытное... Я как глянул на него, то сразу узнал, потому что он, уж поверь, выглядел в тот вечер точь-в-точь как сейчас. Но этого мало: зная теперь, что он как-то связан с тобой и твоим делом, я припоминаю кое-какие мелочи, на которые тогда внимания не обратил, а ты, конечно, и не мог. Этот малый в тот вечер заходил ко мне дважды. Точнее сказать, первый раз он лишь появился в дверях, минут через десять после твоего прихода. Постоял на пороге, поглазел вокруг, но, похоже, и к тебе приглядывался. Я этому не придал значения: ты уже раскричался и на тебя все смотрели. Ну а этот поглядел, поглядел да и ушел. А полчаса спустя заявился снова, купил меру эля и большую флягу крепкой можжевеловки и сидел себе тихонько, потягивал эль да на тебя посматривал. И опять же - что же тут удивительного, ведь ты к тому времени позеленел и подозрительно притих. А знаешь, что дальше было, Филип, парнишка? Как только ты вскочил и бросился к двери, этот тип залпом допил свой эль и поспешил следом, прихватив свою флягу. Он ее даже не открывал. Это он-то был пьян? Куда там - он ушел отсюда трезвый как стеклышко!