Стихи и песни - Владимир Высоцкий

«Реальней сновидения и бреда…»

Реальней сновидения и бреда,Чуднее старой сказки для детей —Красивая восточная легендаПро озеро на сопке и про омут в сто локтей.

И кто нырнет в холодный этот омут,Насобирает ракушек, приклеенных ко дну, —Ни заговор, ни смерть того не тронут;А кто потонет — обретет покой и тишину.

Эх, сапоги-то стоптаны, походкой косолапоюПротопаю по тропочке до каменных гольцов,Со дна кружки блестящие я соскоблю, сцарапаю —Тебе на серьги, милая, а хошь — и на кольцо!

Я от земного низкого поклонаНе откажусь, хотя спины не гнул.Родился я в рубашке — из нейлона, —На шелковую, тоненькую я не потянул.

Спасибо и за ту на добром слове:Ношу — не берегу ее, не прячу в тайниках, —Ее легко отстирывать от крови,Не рвется — хоть от ворота рвани ее — никак!

Я на гольцы вскарабкаюсь, на сопку тихой сапою,Всмотрюсь во дно озерное при отблеске зарниц:Мерцающие ракушки я подкрадусь и сцапаю —Тебе на ожерелье, какое у цариц!

Пылю по суху, топаю по жиже, —Я иногда спускаюсь по ножу…Мне говорят, что я качусь все ниже,А я — хоть и внизу, а все же уровень держу!

Жизнь впереди — один отрезок прожит,Я вхож куда угодно — в терема и в закрома:Рожден в рубашке — Бог тебе поможет, —Хоть наш, хоть удэгейский — старый Сангия-мама!

Дела мои любезные, я вас накрою шляпою —Я доберусь, долезу до заоблачных границ, —Не взять волшебных ракушек — звезду с небессцарапаю,Алмазную да крупную — какие у цариц!

Навес бы звезд я в золоченом блюде,Чтобы при них вам век прокоротать, —Да вот беда — заботливые людиСказали: «Звезды с неба — не хватать!»

Ныряльщики за ракушками — тонут.Но кто в рубашке — что тому тюрьма или сума:Бросаюсь головою в синий омут —Бери меня к себе, не мешкай, Сангия-мама!..

Но до того, душа моя, по странам по МуравиямПрокатимся, и боги подождут-повременят!Мы в галечку прибрежную, в дорожки с чистымгравиемВобьем монету звонкую, затопчем — и назад.

А помнишь ли, голубушка, в денечки наши летниеБросили в море денежку — просила ты сама?..А может быть, и в озеро те ракушки заветныеЗабросил Бог для верности — сам Сангия-мама!..

Попытка самоубийства

Подшит крахмальный подворотничокИ наглухо застегнут китель серый —И вот легли на спусковой крючокБескровные фаланги офицера.

Пора! Кто знает время сей поры?Но вот она воистину близка:О, как недолог жест от кобурыДо выбритого начисто виска!

Движение закончилось, и сдулоС назначенной мишени волосок —С улыбкой Смерть уставилась из дулаНа аккуратно выбритый висок.

Виднелась сбоку поднятая бровь,А рядом что-то билось и дрожало —В виске еще не пущенная кровьПульсировала, то есть возражала.

И перед тем как ринуться посметьОт уха в мозг, наискосок к затылку, —Вдруг загляделась пристальная СмертьНа жалкую взбесившуюся жилку…

Промедлила она — и прогадала:Теперь обратно в кобуру ложись!Так Смерть впервые близко увидалаС рожденья ненавидимую Жизнь.

«Открытые двери…»

Другу моему Михаилу Шемякину

Открытые двериБольниц, жандармерий —Предельно натянута нить, —Французские бесы —Большие балбесы,Но тоже умеют кружить.

Я где-то точно — наследил, —Последствия предвижу:Меня сегодня бес водилПо городу Парижу,Канючил: «Выпей-ка бокал!Послушай-ка гитары!» —Таскал по русским кабакам,Где — венгры да болгары.Я рвался на природу, в лес,Хотел в траву и в воду, —Но это был — французский бес:Он не любил природу.Мы — как сбежали из тюрьмы, —Веди куда угодно, —Пьянели и трезвели мыВсегда поочередно.И бес водил, и пели мы,И плакали свободно.

А друг мой — гений всех времен,Безумец и повеса, —Когда бывал в сознанье он —Седлал хромого беса.Трезвея, он вставал под душ,Изничтожая вялость, —И бесу наших русских душСгубить не удавалось.А то, что друг мой сотворил, —От Бога, не от беса, —Он крупного помола был,Крутого был замеса.Его снутри не провернешьНи острым, ни тяжелым,Хотя он огорожен сплошьВраждебным частоколом.

Пить — наши пьяные умыСчитали делом кровным, —Чего наговорили мыИ правым и виновным!Нить порвалась — и понеслась, —Спасайте наши шкуры!Больницы плакали по нас,А также префектуры.Мы лезли к бесу в кабалу,С гранатами — под танки,Блестели слезы на полу,А в них тускнели франки.Цыгане пели нам про шальИ скрипками качали —Вливали в нас тоску-печаль,По горло в нас печали.

Уж влага из ушей лилась —Все чушь, глупее чуши, —Но скрипки снова эту мразьЗаталкивали в души.Армян в браслетах и серьгахИкрой кормили где-то,А друг мой в черных сапогахСтрелял из пистолета.Набрякли жилы, и в кровиОбразовались сгустки, —И бес, сидевший визави,Хихикал по-французски.Все в этой жизни — суета,Плевать на префектуры!Мой друг подписывал счетаИ раздавал купюры.

Распахнуты двериБольниц, жандармерий —Предельно натянута нить, —Французские бесы —Такие балбесы! —Но тоже умеют кружить.

Пожары

Пожары над страной все выше, жарче, веселей,Их отблески плясали в два притопа три прихлопа, —Но вот Судьба и Время пересели на коней,А там — в галоп, под пули в лоб, —И мир ударило в ознобОт этого галопа.

Шальные пули злы, слепы и бестолковы,А мы летели вскачь — они за нами влет,Расковывались кони — и горячие подковыЛетели в пыль — на счастье тем, кто их потом найдет.

Увертливы поводья, словно угри,И спутаны и волосы и мысли на бегу, —А ветер дул — и расплетал нам кудри,И расправлял извилины в мозгу.

Ни бегство от огня, ни страх погони — ни при чем,А Время подскакало, и Фортуна улыбалась, —И сабли седоков скрестились с солнечным лучом, —Седок — поэт, а конь — Пегас.Пожар померк, потом погас, —А скачка разгоралась.

Еще не видел свет подобного аллюра —Копыта били дробь, трезвонила капель.Помешанная на крови слепая пуля-дураПрозрела, поумнела вдруг — и чаще била в цель.

И кто кого — азартней перепляса,И кто скорее — в этой скачке опоздавших нет, —А ветер дул, с костей сдувая мясоИ радуя прохладою скелет.

Удача впереди и исцеление больным, —Впервые скачет Время напрямую — не по кругу,Обещанное завтра будет горьким и хмельным…Легко скакать, врага видать,И друга тоже, — благодать!Судьба летит по лугу!

Доверчивую Смерть вкруг пальца обернули —Замешкалась она, забыв махнуть косой, —Уже не догоняли нас и отставали пули…Удастся ли умыться нам не кровью, а росой?!

Пел ветер все печальнее и глуше,Навылет Время ранено, досталось и Судьбе.Ветра и кони — и тела и душиУбитых — выносили на себе.

Летела жизнь

Я сам с Ростова, а вообще подкидыш —Я мог бы быть с каких угодно мест, —И если ты, мой Бог, меня не выдашь,Тогда моя Свинья меня не съест.

Живу — везде, сейчас, к примеру, — в Туле.Живу — и не считаю ни потерь, ни барышей.Из детства помню детский дом в аулеВ республике чечено-ингушей.

Они нам детских душ не загубили,Делили с нами пищу и судьбу.Летела жизнь в плохом автомобилеИ вылетала с выхлопом в трубу.

Я сам не знал, в кого я воспитаюсь,Любил друзей, гостей и анашу.Теперь чуть что, чего — за нож хватаюсь, —Которого, по счастью, не ношу.

Как сбитый куст я по ветру волокся,Питался при дороге, помня зло, но и добро.Я хорошо усвоил чувство локтя, —Который мне совали под ребро.

Бывал я там, где и другие были, —Все те, с кем резал пополам судьбу.Летела жизнь в плохом автомобилеИ вылетела с выхлопом в трубу.

Нас закаляли в климате морозном,Нет никому ни в чем отказа там.Так что чечены, жившие при Грозном,Намылились с Кавказа в Казахстан.

А там — Сибирь — лафа для брадобреев:Скопление народов и нестриженных бичей, —Где место есть для зеков, для евреевИ недоистребленных басмачей.

В Анадыре что надо мы намыли,Нам там ломы ломали на горбу.Летела жизнь в плохом автомобилеИ вылетала с выхлопом в трубу.

Мы пили все, включая политуру, —И лак, и клей, стараясь не взболтнуть.Мы спиртом обманули пулю-дуру —Так, что ли, умных нам не обмануть?!

Пью водку под орехи для потехи,Коньяк под плов с узбеками, по-ихнему — пилав, —В Норильске, например, в горячем цехеМы пробовали пить стальной расплав.

Мы дыры в деснах золотом забили,Состарюсь — выну — денег наскребу.Летела жизнь в плохом автомобилеИ вылетала с выхлопом в трубу.

Какие песни пели мы в ауле!Как прыгали по скалам нагишом!Пока меня с пути на завернули,Писался я чечено-ингушом.

Одним досталась рана ножевая,Другим — дела другие, ну а третьим — третья треть…Сибирь, Сибирь — держава бичевая, —Где есть где жить и есть где помереть.

Я был кудряв, но кудри истребили —Семь пядей из-за лысины во лбу.Летела жизнь в плохом автомобилеИ вылетела с выхлопом в трубу.

Воспоминанья только потревожь я —Всегда одно: «На помощь! Караул!..»Вот бьют чеченов немцы из Поволжья,А место битвы — город Барнаул.

Когда дошло почти до самосуда,Я встал горой за горцев, чье-то горло теребя, —Те и другие были не отсюда,Но воевали, словно за себя.

А те, кто нас на подвиги подбили,Давно лежат и корчатся в гробу, —Их всех свезли туда в автомобиле,А самый главный — вылетел в трубу.

О конце войны