Распутин. Анатомия мифа - Боханов Александр Николаевич

Прожив более полувека из своих семидесяти трех лет при «ужасном царском режиме», Джунковский успел сделать изумительную карьеру, которой могли позавидовать самые удачливые баловни судьбы. Владимир Федорович окончил Пажеский корпус, затем служил в лейб-гвардии Преображенском полку, ас 1891 года выполнял обязанности адъютанта при московском генерал-губернаторе великом князе Сергее Александровиче. Близость к дяде царя, аккуратность, воспитанность и распорядительность сделали Джунковского известным при дворе.

Это был по-светски безукоризненный господин, украшение балов и приемов, великолепный бальный кавалер, да и вообще образованный, с широким кругозором человек, не только живо интересовавшийся салонными новостями, но и имевший неподдельную тягу к театру и литературе. Вся театрально-богемная Москва знала и уважала «милого Владимира Федоровича». Эта известность однажды спасла ему жизнь. Когда в 1918 году большевики развернули красный террор, то среди прочих был схвачен и подлежал расстрелу Джунковский. Однако до этого в тот раз дело не дошло. В Совнарком поступило письмо, под которым стояли имена, не нуждавшиеся ни в каких рекомендациях: А. В. Нежданова, М. Н. Ермолова, О. Л. Книппер-Чехова, В. И. Немирович-Данченко. Они умоляли отпустить Джунковского, который «был лояльным советской власти». Голос был услышан: Джунковского отпустили…

Государственная карьера Джунковского началась в 1905 году, после убийства великого князя Сергея Александровича. Сначала он получает пост вице-губернатора, а вскоре и московского губернатора. В 1908-м Джунковскому присвоено звание генерал-майора. Еще раньше, в 1905 году, царь делает его флигель-адъютантом, то есть включает в состав императорской свиты. В январе 1913 года сорокавосьмилетний генерал становится товарищем министра внутренних дел и командиром Корпуса жандармов.

Назначение на должность заместителя министра внутренних дел потребовало от Джунковского переезда в Петербург, где он обосновался в начале 1913 года. С этого времени он и вступает в схватку «с темными силами». В своих обширных воспоминаниях, написанных уже после обвала 1917 года, Джунковский немало места уделяет Распутину и своей борьбе с ним. «До назначения моего товарищем министра я никакого отношения до Распутина и его поведения не имел, но в душе у меня, благодаря доходившим до меня слухам, которые, к сожалению, оказались хотя и преувеличенными, но верными, составилось о Распутине совершенно определенное мнение, и относительно него у меня составилась такая же определенная тактика моего поведения без всяких компромиссов, если бы он решил когда-нибудь явиться ко мне».

Итак, слухи сформировали образ, и хотя они, «слухи», были «преувеличенными», но почему-то оказались «верными». Что происходило на самом деле в душе Джунковского, мы уже никогда не узнаем. Однако теперь можно уверенно говорить о том, что этот генерал царской свиты состоял в одной из масонских лож. Русская писательница и публицистка Нина Берберова, которой в эмиграции стали доступны закрытые архивы масонских лож, называет его в числе наиболее видных деятелей русских «вольных каменщиков». Эту же точку зрения разделяют и другие исследователи. Сам этот факт полностью опровергает все заверения Джунковского о своей преданности государю и монархическому строю, которые он делал и до революции, и в своих мемуарах после. Подобный симбиоз просто был невозможен.

Неизвестно, получал ли Джунковский какие-либо «рекомендации» от своих «братьев» по тактике борьбы с «распутинской кликой», но не подлежит никакому сомнению, что деятельность Джунковского нанесла огромный вред престижу царской власти. Стараниями генерала общественные деятели и столичная публика получили целый ворох «улик» и «фактов», почти все из которых при ближайшем рассмотрении оказались фальшивками. Свитский генерал действительно являлся не только, как бы теперь сказали, «промоутером» увлекательного распутинского детектива, но и одним из создателей его «фабулы».

Понадобились многие годы, прежде чем «шедевры Джунковского» начали вызывать сперва скептическое, а затем и критическое отношение. В период же его «бескомпромиссной борьбы», в атмосфере общественного психоза о критическом восприятии таких подделок речи вообще не возникало. Все это воспринималось как «непреложные истины». Чтобы не размениваться на мелочи, рассмотрим два главных документа, «подготовленные» Джунковским, которые до сих пор остаются краеугольными камнями «распутиниады».

Первый — так называемые полицейские донесения о жизнедеятельности Распутина. Они охватывают несколько лет, и об их происхождении и характере подробно речь пойдет дальше. Второй документ относится к частному эпизоду жизни Распутина, но его воздействие на современников и всю последующую историографию оказалось просто каким-то демоническим. Речь идет о случае в ресторане 26 марта 1915 года. На этом «эпохальном событии» пока и остановимся.

Вечером того дня в известный московский ресторан «Яр» прибыла небольшая компания, которая сняла отдельный кабинет, заказала себе ужин, а позже отбыла восвояси. Об этом событии никто никогда бы не узнал, если бы не два обстоятельства. Во-первых, среди ужинавших в ресторане находился Распутин. Во-вторых, что еще более важно, эту историю решил лично расследовать всесильный тогда шеф Корпуса жандармов.

Здесь самое время пояснить один момент: в ту пору к Распутину были приставлены полицейские чины, которым вменялись в обязанность две функции — охранять подопечного и регулярно сообщать начальству о его встречах, поездках и вообще времяпрепровождении. Эта информация напрямую поступала к Джунковскому, и он ее внимательно анализировал. По прошествии нескольких недель после того ужина у шефа жандармов при чтении полицейских сводок вдруг возникло желание подробно разобраться в ресторанном событии.

Есть основания предполагать, что в тот период Джунковский готовил компромат на друга царской семьи. С этой целью еще 11 апреля 1915 года полиция совершила налет на квартиру издателя и публициста А. Ф. Филиппова, входившего в число близких знакомых Распутина. Акция была санкционирована командиром Корпуса жандармов, который получил «неофициальную информацию» о том, что у названного лица имеется дома пластинка (!) с записью разговора Распутина о посещениях царской семьи. Полицейский налет результатов не принес, и вот тогда-то обескураженный Джунковский решил разыграть «ресторанную карту».

Он потребовал от московского градоначальника (шефа полиции) А. А. Адрианова сделать ему подробное донесение. Тот прибыл в Петроград и предстал перед заместителем министра лично, так как, по словам Джунковского, ресторанную историю не решился «изложить письменно». Однако именно такое задание он и получил.

Прошло еще некоторое время, Адрианов волю своего начальства исполнять не спешил; донесения не поступало. Тогда Джунковский послал в Москву «особое лицо с письмом, с тем чтобы градоначальник препроводил мне свой ответ с этим лицом». Подобное рвение просто восхищает. В стране столько всего происходило, а глава жандармов обеспокоен лишь одним — два месяца спустя узнать подробности о поведении Распутина в ресторане! Нераспорядительность подчиненных Джунковский объяснял тем, что все боялись «возбудить против себя неудовольствие этого проходимца и шарлатана».

В конце концов 27 мая шеф жандармов получил от московского градоначальника рапорт пристава 2-го участка Сущевской части подполковника Семенова, содержащий описание события. Этот рапорт, вопреки всем нормам делопроизводства, не имел даты, но такие мелочи обеспокоенного товарища министра не смутили. Его интересовало лишь пикантное содержание.

«Его превосходительству московскому градоначальнику. Рапорт. В ночь с 26 на 27 марта сего года в ресторан «Яр» приехал Распутин в компании с Соедовым, Решетниковой и еще какой-то молодой женщиной и вызвали в ресторан Кугульского. Распутин приехал уже выпивши. Вся компания заняла отдельный кабинет, пригласили русский хор и заказали себе ужин. Распутин требовал, чтобы хор пел, заставлял плясать циничные танцы, сам плясал русскую, подсаживал к себе певиц и говорил с ними всякие двусмысленности, приглашал к себе на квартиру. Распутин позволял себе непочтительно упоминать имя императрицы, говоря: «Воображаю, как на меня злилась бы, если бы увидела меня сейчас». Затем, показывая на свой кафтан, хвастал певицам, говоря, что кафтан ему шила сама императрица. Распутин вообще вел себя крайне цинично с самого начала, как только пришли певицы, он… (далее в тексте были зачеркнуты полторы строчки, что просто немыслимо в официальной бумаге. — А. Б.) говоря, что он всегда так знакомится с женщинами. За все платила бывшая с Распутиным молодая женщина, которую он заставлял платить и певицам. Распутин дал нескольким певицам записки, написанные им. В записках были различные изречения, например «люби бескорыстно» и т. д. Вся компания пробыла в кабинете около двух часов и уехала. Распутин всем объявлял, кто он такой. Подполковник Семенов».