Пока часы двенадцать бьют - Мари Сав

— А если она не хочет разговаривать, то ей надо дать время. Время лечит любые раны.

— Но не в нашем случае? — криво ухмыльнулся парень, снова пододвигая к себе тарелку с пельменями.

— Почему же? Вернись Вова по своей воле обратно, мы бы его приняли, — впервые за долгое время его имя прогремело, как гром среди ясного неба.

— А Виту?

— Если он до сих пор с ней, то и ее бы тоже.

С этими словами родительница встала, чмокнула сына в макушку и гордо удалилась, оставив Мишу наедине со своими мыслями.

***

Следующий день выдался на удивление солнечным, казалось, что он дает шансы, миллион-миллион шансов на лучшую жизнь.

Парень зажмурился при выходе из подъезда от слепящей белизны, крепче сжал папку с документами на экзамен и вдруг понял, что впервые не тянет курить. Швырнув пачку сигарет в урну, он поспешил к подъезжающей машине. Возможно, он об этом пожалеет, но не сейчас. Хотелось что-то изменить в жизни, и пусть такой маленький шаг будет началом чего-то большого.

Музыкальная школа встретила его запахом деревянного паркета, покрашенных скамеек и стариной. Волнения не было ни капли, лишь сожаление, что сегодня все закончится. Музыка была его отдушиной, и эти два дня в неделю позволяли забыться.

Поздоровавшись с попавшимися на пути преподавателями, Миша зашел в кабинет, который представлял собой типичную лекционную аудиторию в университете. Внизу была небольшая возвышенность, на которой стояло пианино и еще несколько музыкальных инструментов, перед ней располагались парты со стульями для членов комиссии, за которыми вверх поднимались скамьи для обучающихся и слушателей.

Макаров даже не оглянулся на присутствующих, лишь сел поближе к выходу и достал нотную тетрадь. Он сразу сказал, что выберет Вивальди “Времена года: зима”, ту самую композицию, что впервые услышала Саша.

Сзади него тихо и взволнованно переговаривались сдающие, практически все были на несколько лет младше парня, поэтому он не участвовал в их обсуждениях.

Вошли экзаменаторы, и экзамен начался. Звук робко дрожал в волнующихся пальцах, иногда срываясь, иногда наоборот оглушая. Мальчики и девочки, парни и девушки топтались на месте, теребили пуговки рубашек и большими глазами блуждали по аудитории, ища поддержки.

Когда настал черед Макарова, Миша расслаблено вышел, будто занимался этим каждый день, поклонился и сел за пианино, привычным нежным жестом провел по клавишам, будто они были девушкой.

По всему залу разнеслась музыка, заполняя каждый сантиметр пространства, улетая вверх под резной купол, завораживая и забирая в плен. Пальцы порхали по черно-белым клавишам, напоминая Мише слова Саши в первую их встречу, о том, чтобы он не губил свой талант, а еще он вспомнил ее слезы в этот момент. Волосы снова упали на его лицо, закрывая глаза, но ему и не нужно было видеть, чтобы чувствовать. Все эмоции, накопившиеся за последнее время, выливались в прекрасные звуки, звуки этой зимы.

Макаров не видел, как все слушатели тихо плакали, а очнулся лишь тогда, когда захлопнул крышку пианино и услышал оглушающие аплодисменты. Ему аплодировали стоя, члены комиссии улыбались, а его учительница утирала слезы вышитым платочком.

Покинув аудиторию по окончанию экзамена, он подошел к окну, наблюдая, как сдавшие веселой толпой выбежали на крыльцо, подкидывая сумки и радуясь, что больше никаких сольфеджио и дополнительных занятий.

— Миша? — внезапно за спиной раздался знакомый голос. Парень, не веря своим ушам, обернулся. Перед ним стояли родители, мама все так же тепло улыбалась, папа был спокоен, как удав.

— Что… что вы здесь делаете? — голос хрипел, не успев оправиться от болезни и от удивления.

— Пришли послушать, как наш сын сдает экзамен, — произнес Артем Сергеевич.

— Сынок, это было потрясающе! Я плакала, впервые я плакала из-за музыки, — Анастасия Игоревна запечатлела на его щеке поцелуй и поправила спадающую лямку сумочки.

— Я могу все объяснить вам…

— Брось, не надо оправдываться, мы итак все понимаем, — прервал его отец и потрепал по плечу. — Ты — молодец, и нам остается только гордиться тобой! А теперь давайте заскочим домой, приведем себя в порядок и поедем отмечать нашу годовщину.

Миша плелся за ними, потрясенный произошедшим. Может быть, Саша была права, ему стоило напрямую поговорить с родителями? За своими мыслями он не сразу услышал, как его окликнули. За ними спешил лысоватый маленький старичок, который опирался на тросточку.

— Постойте, юноша! Я являюсь представителем Казанской государственной консерватории и хотел бы дать вам вот это, — он порылся в карманах и вытащил какой-то помятый клочок бумаги, на котором был написан номер телефона. — Возьмите, это мой номер. Если вы захотите поступать к нам, то просто свяжитесь со мной, даже если не к нам, я в любом случае посодействую. Московский государственный институт музыки? Санкт-Петербургская государственная консерватория? Московская государственная консерватория им. П.И. Чайковского?

У Макарова закружилась голова. Его мечта лежала сейчас в его руке в виде маленького клочка бумаги и так и манила, а за спиной стояли родители, при которых он не мог дать ответа. Он потерянно смотрел то на дедушку, то на бумажку, пытаясь усмирить разбушевавшийся пульс.

— Миша, ты же этого хочешь, ты чего молчишь? — вырвали из оцепенения слова мамы, которая сжимала руку отца: требуя поддержки или останавливая его?

— Спасибо большое Вам, я обязательно подумаю над предложениями, — парень улыбнулся старичку и протянул ему руку для пожатия.

— Не загубите его талант, пожалуйста. В жизни так много специалистов в разных сферах, а музыкантов, которые способны вызвать слезы, можно пересчитать по пальцам.

С этими словами он немного поклонился и заковылял в противоположную сторону.

— Тебе открыты все дороги, просто надо выбрать, — произнес Артем Сергеевич, и они снова двинулись в путь к своему водителю.

— То есть… ты не против? — решил уточнить Миша, чтобы прояснить наконец все, что происходит.

— Нет, мы оба не против, — подала голос мама и защебетала насчет того, что надо бы купить цветы родителям.

***

Друзья и коллеги родителей потихоньку подтягивались к празднеству, зал заполнялся, и в этот раз Мише даже не приходилось выдавливать из себя улыбку, он светился как позолоченный чайник, который стоял на одном из подносов.

Мама, как всегда, была в своем репертуаре и пригласила своих подруг с дочерями, но на этот раз не пыталась их перезнакомить или свести, предоставила полную свободу. Парень приветливо отнекивался от любых предложений: будь то знакомство или предложение выпить, а вскоре с удивлением обнаружил, что на праздник явился Стас, его светлая макушка проныривала сквозь гостей, пытаясь добраться до друга.

— Ты какими здесь судьбами? — радостно воскликнул Миша.

— Меня твои родители