Выкупи меня - Яся Белая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Угрожаете? — резко произнёс отец.
Дед в кресле рассмеялся — нехорошо так. Девочка уже знала, что взрослые иногда смеются не потому, что весело, а от злости.
— Что ты, Славик, — мягко проговорил он, — лишь предупреждаю. Ты же знаешь, как вы мне с Динарой симпатичны. Мои лучшие ученики.
— Клим Давыдович, — тон отца тоже смягчился, — вы знаете, как мы с Диной уважаем вас. Но вмешивать в эту программу нашу дочь я не позволю.
Дед нахмурился:
— Зарываешься, Славик! — почти грозно сказал он. — Ты ведь сам знаешь — Ника не ваша дочь.
— Наша! — рявкнул папа. — И она — Вероника.
— Нет, Славик, — качнул головой старик, — именно Ника. Богиня победы. Крылатая и прекрасная. Она непременно принесёт нам успех. — И резко повернулся к ней: — Да, Никуля? Что скажешь?
Будучи обнаруженной, малышка больше не стала скрываться. Она вбежала в кабинет, кинулась к отцу, обняла за ногу, спрятала личико в грубой шерсти его брюк.
Отцовская рука в охранном жесте опустилась на рыжую макушку.
— Папочка, — девочка задрала личико, чтобы встретить отцовский взгляд, тёплый, но полный тревоги, — этот дедушка плохой! Почему он говорит, что я — не твоя? Я ведь твоя?!
Подбородочек сморщился, нижняя губка задрожала. Девочка собиралась вот-вот разрыдаться.
Мужчина присел рядом на корточки, отвёл с лица непослушные рыжие кудряшки, поцеловал глазки и прижал кроху к себе:
— Конечно, моя, Клубничка, — проговорил он, воркуя. — Моя любимая доченька. Моя и мамина. И так будет всегда.
Старик в кресле коротко усмехнулся:
— Слава, даже ложь во спасение — это всё равно ложь. И особенно она страшна, когда ты лжёшь ребёнку.
Девочка обернулась к говорившему. Она была зла.
— Папа не врёт! — заявила малютка. — Я мамина и папина. У мамы даже волосы рыжие, как у меня, вот. — Девочка оттянула медную прядку. Та искрилась в солнечном свете.
— Когда ты станешь старше, — хмыкнул старик, — ты поймёшь, Ника, что твоя мама только выносила тебя и родила. А тебя в неё поселили. Совсем ещё крохотной. Называется, эмбрион. Да, кое-что тебе досталось от мамы — твои волосы, например. Но в целом, ты не её дочь. И уж тем более, не его, — старик кивнул на отца. — Они украли тебя, присвоили и однажды поплатятся за это.
— Ты плохой! Плохой! — закричала девочка, замахнувшись на него куклой.
Старик отобрал у малышки игрушку прежде, чем отец успел вмешаться. Легко оторвал ей голову и выпотрошил вату.
Его не остановили даже рыдания ребёнка, на которые прибежала рыжеволосая женщина в кухонном переднике — она пекла торт по случаю возвращения мужа.
Сейчас она застыла в дверях, заткнув себе рот руками, чтобы не кричать.
А мужчина удерживал беснующегося ребёнка.
— Я не плохой, Ника, — спокойно сказал старик, — я, в отличие от твоих родителей, честный. Однажды ты оценишь это. И вспомнишь меня. Запомни моё имя — Клим Давыдович Злотских. Наступит время, когда это знание тебе пригодится, малышка.
Он направился к двери, ловко двигая рычажками своего кресла.
Женщина отступила, давая дорогу странному гостю.
Уже на пороге он обернулся, достал из кармана что-то небольшое и плоское и ловко запустил в сторону отца и дочери.
К их ногам упал небольшой кусочек картона. Чёрный. На нём поблёскивал, будто подмигивая, серебряный цветок…
Выныриваю из воспоминаний, судорожно хватая ртом воздух. Чувствую себя рыбёхой, выброшенной на берег. А старик лишь ухмыляется и скользит по мне проницательным взглядом, будто вскрывает, выпотрашивает, вынимает внутренности.
— Узнала? — произносит. Голос у него скрипуч, словно старая несмазанная дверь. — Вспомнила?
— Да, — признаюсь честно, — и у меня к вам много вопросов.
— Так и знал, — усмехается Злотских. — Ну что ж, идём.
— Куда? — вскидываю брови.
— Туда, где я смогу на них ответить. Не в коридоре же это делать.
Киваю — логично.
Он ловко разворачивает кресло и лихо несётся вперёд. Я едва успеваю за ним.
Останавливаемся возле лифта, Злотских нажимает кнопку вызова и внимательно смотрит на меня:
— Как ты думаешь, Ника, куда мы сейчас поедем? Вверх? Вниз?
Пожимаю плечами:
— Наверху, насколько я помню, вертолётная площадка и какие-то служебные помещения. Вряд ли там находится ваш офис.
— Офис? — фыркает старик. — Полагаешь, я здесь работаю?
— Отец говорил, что они с мамой — ваши ученики. Из того, что я уже знаю о родителях, известно, что они были учёными. Полагаю, генетиками. Скорее всего, занимались генной инженерией, раз уж меня называют генетическим мутантом. Стало быть, вы тоже учёный, профессор. А при этой клинике располагается ещё и научно-исследовательский центр. Так что, логично решить, что вы тоже здесь работаете.
Когда я заканчиваю речь, створки лифта разъезжаются и Злотских любезно приглашает меня войти, указывает рукой на панель:
— Ну, так решай, Ника, где мой офис? — последнее слово он просто интонационно закавычивает. — Нельзя долго задерживать технику.
Колеблюсь, как сапёр, который выбирает, какой провод резать — красный или синий. Только у специалиста по разминированию — два провода, а у меня — десять этажей вверх и три вниз.
Ещё пару секунд размышляю и нажимаю минус третий. Слышу довольный хмык Злотских.
— Ты — умная девочка. Настоящий аналитик, Ника. Впрочем, ничего другого я от тебя и не ожидал.
Хвалит, только вот его похвала меня ничуть не греет.
Я пожимаю плечами:
— Да нет, так, ткнула наобум. Решила: если попадём на подземную парковку — то всегда можем подняться.
— На любом другом лифте — обязательно попали бы на парковку. Но не на этом. В обычное время он закрыт стеной. Его никто не видит. Что-то вроде платформы девять и три четверти.
— Только вот мы не в сказке, — говорю я.
— Совсем не в сказке, Ника, — отвечает он. — Мы — в суровой реальности.
Лифт тащит нас вниз. Как мне кажется — в самое пекло. В кромешный ад.
Злотских бросает
