Последыш. Книги I и II - Макс Мах

Итак, первого мая после завтрака и очередной нервотрепки на тему «я забыла это, я забыла то», Бармин и сопровождающие его лица загрузились наконец в конвертоплан, капитан Взолмня дал отмашку, и «поехали»! Летели, впрочем, недолго, поскольку недалеко. Взлетели, набрали высоту и скорость, и вот уже посадка ввиду высоких башен Бьёрга, сложенных из старого, темно-красного кирпича. Замок Конрада Менгдена стоял на берегу реки Сытке недалеко от городка Силламяэ, как раз между шоссе номер двадцать и Балтийским морем. Когда-то давно — в двенадцатом или тринадцатом столетии, — здесь проходила граница сначала с датчанами, а затем и с немцами. Потом граница отступила далеко на запад, и теперь это был мирный край: поля, сады и рыбные садки. Чистенькие деревеньки и хутора, опрятные мызы мелких дворян и редкие замки старой аристократии. Замок Бьёрг ничем в этом смысле не отличался от своих собратьев ни снаружи, где все еще длились темные века, ни внутри, где все выглядело мрачновато и нарочито аутентично, имея в виду уже что-то вроде XVIII века, но не блестящего и куртуазного, как в Париже или Венеции, а кондового и сумрачного, как в Стокгольме или Новгороде Великом. Частые оконные переплеты, тяжелая темная мебель из дуба и бука, потемневшие от времени парсуны и стены, расписанные фряжским письмом[67], обоюдоострые мечи псов-рыцарей, хазарские сабли да норманнские секиры с широким лезвием, булавы и кистени в их невероятном разнообразии, щиты, копья и рогатины. Вообще, холодного оружия было много, а еще оленьих, кабаньих, рысьих и медвежьих голов. И никакого электричества, хоть тресни. Вместо любезных сердцу советского человека лампочек Ильича — керосиновые лампы, свечи в серебряных канделябрах и хрустальных люстрах и прочее все в том же духе, включая меню праздничного обеда, поименованного по такому случаю пиршеством, и, разумеется, замковую кухню.

Пока приземлились, спустились по трапу и отведали поднесенные девками в кокошниках хлеб да соль, пока перезнакомились с хозяевами и их многочисленными гостями, — они же родственники, — и разместились в замке, чтобы «освежиться с дороги» и переодеться, пока послушали выступление струнного секстета в большом приемном зале и поболтали с собравшимися о том о сем, настало время пировать. Не то, чтобы действительно было пора, — по этикету даже несколько раньше обеденного времени, — но процесс принятия пищи предполагался в классическом духе, а значит, неторопливый и долгий, поэтому и начали, едва часы пробили три пополудни.

Для затравки к обеду — традиционный поставец, — буфет с лёгкими закусками и водками сервированный в гостиной. Гостям было предложено аж восемь сортов водки, если Игорь не ошибся в подсчетах, в графинах цветного стекла, хрустальных графинчиках и аутентичных темно-зеленых бутылках и, разумеется, с приличными случаю закусками из балыка, сёмги, паюсной икры, океанской сельди и жареной печёнки. Само же застолье в большом пиршественном зале началось с телячьей похлёбки и рассольника с курицей. Затем подали холодные закуски: гусь под капустой, буженина под луком и сборный винегрет из домашней птицы, капусты, огурцов, оливок, каперсов и яиц. После холодного по традиции, о которой Бармин пока только в книжках читал, на стол подали блюда под соусами: телячью печёнку с рубленым лёгким, баранину с чесноком, облитую красным сладковатым соусом, и фрикасе[68] из пулярки под грибами и белым соусом. То есть, в XVIII-то веке в каждой перемене было бы, как минимум, на два-три блюда больше, но и так выходило более, чем достаточно. Бармин, например, при всех своих атлетических габаритах, съесть столько просто не мог. Разве что «надкусить». О выпить и говорить не приходится. А блюда между тем все носили и носили: жареные индейки, утки, гуси и поросята. Телятина, тетерева и рябчики с куропатками, не говоря уже о балтийской осетрине[69] со снетками. О солёных огурцах, оливках, солёных лимонах и яблоках, подававшихся вместо салата, можно и вовсе умолчать. Ну и десерт, разумеется: бланманже[70], яблочные и ягодные пироги, бисквиты под взбитыми сливками и мороженое. Запивать все это великолепие предлагалось вином, так как тосты и здравницы звучали практически безостановочно.

Какова была истинная цель этого мероприятия, Игорь так до конца и не понял. Если вопрос сводился к тому, чтобы познакомиться с ним и представить ему дальнюю Менгденовскую родню, то легко можно было обойтись без этих разорительных излишеств. Обыкновенный прием с фуршетом был бы в этом смысле куда лучше: пришли, познакомились, побродили с тарелками и бокалами тут и там, между делом обсуждая те или иные вопросы, и вуаля — дело сделано. Если же перед ним откровенно метали бисер и пускали пыль в глаза, то, вообще, непонятно, зачем. Подкупить хотели? Так это, вроде бы, делается несколько иначе и не так публично. Но, возможно, все обстояло гораздо проще: обнаружив, что «Jeszcze Polska nie zginęła»[71], местные Менгдены бахвалились и выпендривались перед своим будущим лидером, демонстрируя свою приверженность заветам предков и немереную крутизну. Ну, и уважение клановому вождю заодно выказывали, не без этого. Однако, даже уходя в десятом часу вечера в отведенную ему комнату, Игорь так и не получил ни одного вразумительного ответа ни на один свой аккуратно сформулированный в разговорах с этими людьми вопрос: кто, что, как и почем. То ли его не поняли, то ли он не догнал, но тащиться из-под Гдова в окрестности Нарвской крепости только для того, чтобы нажраться от пуза и налиться по горло немецким и французским вином, не было никакой жизненной необходимости.

«Можно было не ехать, — решил Бармин, еще раз прокрутив в несколько осоловевшей от съеденного и выпитого голове конспект прошедшего дня. — Урок мне, наивному дураку, на будущее. Не на каждое приглашение следует откликаться. Иногда стоит просто отписаться и забыть…»

О том, что он ошибается, Игорь узнал буквально через двадцать минут. Как раз успел принять душ и почистить зубы, когда услышал аккуратный стук в дверь. Возможно, это была не первая попытка таинственного посетителя, который явно не хотел привлекать к себе внимание, но Бармин услышал эти осторожные «тук-тук», только выйдя из ванной комнаты, являвшейся, по-видимому, единственной уступкой новым временам.

— Минута, — сказал он в дверь и поспешил натянуть пижамные штаны и футболку.

— Добрый вечер! — за дверью стояла едва знакомая ему женщина. Он ее видел пару раз за день и даже был ей, кажется, представлен, но имени не запомнил, как, впрочем, и степени родства.