Семь царских камней - Турмуд Хауген

Шофер осторожно постучал.

— Войдите, — ответил низкий голос.

Шофер впихнул Максима в комнату и закрыл за ним дверь.

Там, лицом к окну, стоял высокий человек. У него были густые, седые волосы, свободный коричневый костюм, он опирался на палку. Максим ждал, сам не зная чего. Человек долго любовался видом за окном. Наконец он сказал, так и не обернувшись:

— Я надеялся избежать этого, Максим Сверд.

Наконец он отошел от окна. Левая нога немного не поспевала за ним. Максим не мог разглядеть его лица — он стоял против света.

— Садись, — сказал он Максиму.

Максим оглядел комнату. Тяжелая кожаная мебель. Диван, стоявший спинкой к окну, темный массивный стол, три кресла. Максим сел в одно из них и провалился, но постепенно пружины снова подняли его на поверхность.

Человек все еще стоял спиной к окну.

— Я очень надеялся избежать этого, Максим, — повторил он. — Было бы лучше, если б мы встретились при других обстоятельствах. Но не вышло.

«Ничего не понимаю», — подумал Максим, но промолчал. Он ждал.

— Если я правильно понял, ты отказываешься сказать, где находятся царские камни?

— Это не совсем так. Я не отказываюсь. Я просто не знаю, где они и что это такое. Я услышал о них только на допросе, учиненном вашими помощниками.

— Мне очень жаль, — человек махнул свободной рукой, — но у Тони свои романтические представления о методах дознания. Насмотрелся фильмов с Хэмфреем Богартом… Ответь мне, пожалуйста, на один вопрос…

— Я не знаю, где эти драгоценности, — холодно повторил Максим. — Вы напрасно привезли меня сюда.

Человек у окна молчал, постукивая палкой об пол.

— Могу я предложить тебе чашечку кофе?

— Нет, благодарю.

— А чего-нибудь другого?

— Нет, благодарю.

Постукивание продолжалось.

— А если я скажу, что ты единственный, кто знает, где находятся драгоценности?

— То я отвечу, что вы лжете! Это все чушь!

— Эти драгоценности взял ты!

Максим оторопел. По какому праву этот незнакомец обвиняет его в таком чудовищном воровстве?

— Да, именно ты, и речь идет вовсе не о воровстве. Что делает ребенок, который не хочет, чтобы его мать уехала от него?

Максим молчал. Откуда-то из темноты выплыла безумная мысль. Он хотел прогнать ее, но было уже поздно. Он с трудом глотнул воздух, не зная что сказать, боясь произнести слова, которые вертелись у него на языке. Он с удовольствием проглотил бы их.

— Откуда вы знаете? — прошептал он.

— Я видел, как ты взял их.

— Как вы могли это видеть? — проговорил Максим почти не слышно, однако человек понял, что он сказал.

— Потому что я был в той же комнате. Ты наклонился над коробкой с драгоценностями и быстро схватил блестящее украшение. Потом ты убежал. Твоя мать этого не заметила.

— Но вы заметили. Почему же вы не остановили меня?

— Я рассудил, что так будет справедливо. Что еще тебе осталось от матери? Немного смутных воспоминаний? Да и то вряд ли. Ты был еще слишком мал.

Максим почувствовал головокружение и схватился за подлокотники.

— И теперь я хотел бы получить назад это украшение. Пришло время.

— Получить назад? — Голос изменил Максиму, он кашлянул. — Вы говорите так, словно оно ваше.

Человек промолчал.

— Я хотел бы получить его в обмен.

— В обмен на что?

— Предположим, в обмен на пятнадцать миллионов швейцарских франков. Максим вскочил с кресла:

— Что вы такое говорите?.. О чем это вы?.. Как это возможно?..

У него подкашивались ноги, он снова сел.

— Это украшение стоит, по-видимому, гораздо больше. Ты еще молод, и деньги в любом случае доставят тебе радость. Я же стар, и времени у меня мало. А если я и переплачу тебе, воспоминания восполнят мне этот ущерб.

— Какие воспоминания? — Максим почувствовал острую боль в сердце. Он всегда опасался сердечных приступов. Дышать стало трудно. На лбу выступила испарина. — Воспоминания о чем? — прошептал он.

Человек помолчал, потом медленно подошел ближе, внимательно наблюдая за Максимом.

Наконец он остановился возле дивана. Тусклый свет упал ему на лицо, и Максим понял, что когда-то видел этого человека. Он узнал его черты, похожие на его собственные.

— Ты?..

Человек кивнул:

— Да, Максим. Я Эгон Сверд, твой отец.

Сделалось очень тихо. Боль в груди была невыносимой. Кто-то всхлипнул. Максим с удивлением провел рукой по щеке, и рука оказалась мокрой. Неужели он плачет? Максим был не в силах унять дрожь.

Сколько он так просидел, откинув голову на спинку кресла и закрыв глаза?

Что он испытывал к этому незнакомому человеку, который через сорок лет вернулся и называет себя его отцом?

— Я не могу объяснить, что творилось тогда с Идун, — говорил Эгон Сверд. — Ночью она просыпалась от тревожных снов, но никогда их не рассказывала. Случалось, она ночью уходила в ванную. Один раз я подглядел за ней. Она стояла перед зеркалом, но смотрела не на свое отражение, а куда-то дальше, в глубь зеркала. И руки ее скользили по стеклу, словно она что-то искала.

Я любил ее и знал, что она меня тоже любит. В тот день, когда она сказала, что должна уехать в Россию, нам обоим было одинаково тяжело. Она сказала., что не хочет этого, но не может противиться зову. Какому зову, она объяснить не могла, она сама ничего не понимала. Только обещала вернуться, когда найдет то, что ищет. Но я понимал, что мы с ней прощаемся навсегда.

Эгон Сверд вздохнул и вытянул левую ногу.

— Я спросил у нее, почему бы нам не поехать туда втроем, но она ответила, что должна все совершить одна. Она ничего не взяла с собой, только несколько книг, наши фотографии и ожерелье, которое получила от Флоринды к свадьбе.

Я видел Максим, как ты взял это ожерелье. Ты был такой маленький и несчастный. Тебе было всего три года, но ты понимал, что мама уже не вернется. Что она уезжает навсегда.

А потом и я тоже покинул тебя… Я был раздавлен отъездом Идун. Не мог ничем заниматься. Не заботился о тебе, не обращал на тебя внимания. Ты все время напоминал мне о ней, и мне было тяжело тебя видеть. Тогда я не думал об этом ожерелье и даже не спросил у тебя, куда ты его дел. Я уехал из Норвегии, колесил по свету, работал, где придется. Наконец я оказался в Бразилии и даже нашел там золото, которое принесло мне богатство. Но я не мог заставить себя вернуться домой. Все эти годы я по мере сил следил за тобой. У меня сохранились некоторые связи, мне писали о тебе. Я был очень огорчен, когда ты занялся контрабандой алмазов.

Максим покраснел и вдруг почувствовал себя маленьким мальчиком.

— Я и есть тот самый шеф, который скупал все привезенные тобой алмазы. Деньги я клал на счет, открытый на твое имя в швейцарском банке. И все эти годы, когда ты был уже взрослым, я время от времени пополнял этот счет.

Эгон Сверд наклонился вперед и тихо сказал:

— Деньги не могут заменить любовь, но тем не менее…

Максим открыл глаза и посмотрел в потолок, он не мог заставить себя взглянуть на человека, который был его отцом.

— Мне необходимо это ожерелье, Максим. Ты единственный, кто знает, где оно.

Максим покачал головой:

— Я ничего не помню. Я не знаю, где оно.

Эгон Сверд с трудом встал:

— Ну хорошо, у тебя есть отсрочка до вечера.

— А если я не найду его, что тогда?

— Тогда я сниму обратно те пятнадцать миллионов.

Максим тоже встал.

— И ты говоришь о любви! Ты прав, деньги — не любовь, они бесконечно далеки от нее. Я всю жизнь жил без тебя, проживу и дальше без тебя и без твоих проклятых денег! Забирай их обратно!

Он вышел из комнаты, и Эгон Сверд не окликнул его.

Шофер ждал. На этот раз Максим сел на заднее сиденье. Ему не хотелось сидеть рядом с шофером.

Проживет ли он без Эгона Сверда? Конечно. А почему бы и нет?

— Отец, — прошептал Максим и заплакал. У него тряслись плечи. На шофера он не обращал внимания.

Глава 26

— Странно, — сказал светловолосый, сидя в кресле с высокой спинкой и глядя перед собой, — но сегодня меня нисколько не пугает то, что происходит в лагере. Хотя я этого и не понимаю…

Дай-Ши молчал.

— Многие видели пожилую женщину, которая неожиданно появлялась и также неожиданно исчезала. Ее видели мельком. Одни уверены, что видели ее на самом деле. Другие думают, что им показалось. А что скажешь ты?

Дай-Ши посмотрел ему в глаза:.

— Чужеземец, — сказал он, — ты не должен так говорить с пленником. Твой голос звучит дружески, и ты спрашиваешь моего мнения, как у равного. Но ты оскорбил мое достоинство, унизил меня. Не жди, что я отвечу тебе.

Светловолосый долго смотрел на него. Костер вдруг затрепетал, словно в палатку залетел ветер.

Светловолосый встал, снял с Дай-Ши цепи. Снова сел.

— Ты свободен, — сказал он.