Для крутых закон не писан - Андрей Бадин

Она сама встать не смогла, и поэтому я прошел в угол, вынул из шкафа единственную полную бутылку виски, пару стеклянных рюмок и вернулся к дивану. Она бойко взяла все это из моих рук, расставила на столике, откупорила сосуд и мигом налила виски.

— Ну, за Рождество, за счастье, — мы чокнулись и залпом выпили.

— Меня зовут Элизабет, — представилась она, — а вас?

— Алекс, — я сократил имя на американский манер.

— О, прекрасно, Алекс, — повторила дама, — за знакомство.

Мы выпили, заели дольками яблок, бананами, шоколадом. После первой рюмки последовала вторая, потом третья и так до тех пор, пока мы не осушили всю посудину. Дамочка совсем опьянела, да и я изрядно захмелел. Мне стало жарко, я снял пальто и повесил его в прихожей. Там же оставил ботинки и по предложению хозяйки окунул ноги в теплые домашние меховые шлепанцы, очень похожие на те, что остались в моей квартире в Питере.

У нас русских есть поговорка, что не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки, так вот, после выпитых рюмок американка показалась мне сущей красавицей. Да и до приема алкоголя она была ничего.

В общем, через несколько минут я оказался у нее в объятиях и еще через некоторое время с ней в постели. Мы провели прекрасную ночь, полную секса и любви, и под утро расстались счастливыми, уставшими от ласк любовниками. Она оставила мне номер своего сотового телефона, а я своего, и на улицу я вышел, когда уже рассвело. Я был счастлив от первого дня пребывания в Америке, от Нью-Йорка, случайной похотливой незнакомки и от самого себя. Америка — страна исполнения самых сокровенных желаний.

Я шел по пустой утренней улице, шел в неизвестном направлении, шел счастливый и немного ошалевший от виски, от любви и прекрасного утра. Уже начало светать, фонари выключились, и я брел по пустой предрассветной авеню, вдыхал чистый воздух Гудзона и радовался жизни. Искал хоть какое-нибудь захудалое такси, чтобы побыстрее доехать до дома и лечь спать. Мои часы в тот момент показывали половину пятого нового американского утра.

Вдруг откуда ни возьмись выехала старенькая огромных размеров легковая машина, то ли «Крайслер», то ли «Шевроле», и пронеслась мимо меня. Я не успел поднять руку, но она все равно остановилась, дала задний ход, поравнялась со мной и встала. Я хотел подойти, но увидел в салоне троих негров в кожаных куртках и продолжил свой путь. Но дверцы машины быстро открылись, и эти самые негрилы разом выскочили на улицу. В руке одного из них, самого здоровенного, была бейсбольная бита, а у другого, худого и высокого, большой армейский нож.

«Вот и влип», — подумал я, и холодный пот выступил у меня на лбу.

Я забыл, что есть и другая Америка, другой Нью-Йорк — с расовой дискриминацией, с множеством разношерстных, разномастных подонков, не гнушающихся отнимать деньги у беззащитных людей. И этот потусторонний мир обрушился на меня со всей своей разрушительной силой.

Коренастый негр быстро приблизился ко мне, протянул руку и схватился за лацкан моего пальто. Я отбил его захват, но он мигом рванулся вперед и вцепился в меня обеими руками. Двое его подельников, один с битой, а другой с ножом, незамедлительно стали меня брать в кольцо, подпевая себе под нос какой-то тухлый уличный рэп.

Я долбанул коренастому головой в лицо, отбил руки и кинулся бежать, но громадный негр преградил мне путь и размахнулся своей дубиной. Он ударил, а я присел, и бита просвистела над моей головой. Я что было силы рванул по тротуару.

Коренастый утер кровь с разбитой губы, запрыгнул в машину, завел двигатель и дал полный газ. Развалюха быстро нагнала меня, заехала на тротуар и преградила путь своим капотом. Я с ходу наткнулся животом на крыло, перелетел через машину и плюхнулся на асфальт. Долговязый и громила подбежали ко мне, схватили за руки, приподняли и скоренько потащили в ближайшую подворотню. Коренастый съехал с тротуара, припарковал машину у бордюра, выскочил и кинулся за ними.

Парни прижали меня спиной к стене, распяли будто Христа и замерли в ожидании подельника. Подбежавший коренастый первым делом врезал мне кулаком в живот и коленом по яйцам, а потом стал дубасить кулаками по голове. Удар в солнечное сплетение я еще выдержал, но пинок в пах отозвался невыносимой болью во всем теле. Я заскрипел зубами и хотел вырвать руки, но накачанные хулиганы держали их очень крепко. Тогда я стал двигать головой влево и вправо, уклоняясь от невыносимых ударов. Но пару тумаков все равно попали мне под глаза и доставили адскую боль.

Наконец профилактическое избиение прекратилось, парни обшарили мои карманы и выгребли из них все, что было. Коренастый еще раз врезал мне кулаком в лицо, но я опустил голову, и он попал в щеку, хотя метил в челюсть. Они швырнули меня, как тряпку, на наполненные рождественским мусором черные целлофановые пакеты и бросились бежать к своей машине. Сели в нее и мигом умчались с места разбойного нападения.

«Вот это да», — подумал я.

Я впервые в жизни подвергался столь вероломному насилию и, как показала практика, оказался полностью беззащитным. Хотя я всегда считал себя сильным мужчиной, спортсменом, способным дать сдачи любому обидчику и даже двум. Я занимался боксом, карате, подкачивал мышцы штангой и гантелями, но когда пришло время защищать свою жизнь — сплоховал.

Но анализом происшедшего я стал заниматься позже, а в тот миг я чувствовал себя раздавленным, униженным и оскорбленным. Я абсолютно не знал, что делать, как себя вести и куда идти. Все мои документы, деньги, пластиковые карточки, телефон и ключи от квартиры были похищены. Я, избитый и испуганный, лежал на земле в грязном, вонючем переулке, рядом с какой-то помойкой, на другом континенте, в чужой стране, в незнакомом городе. Что называется, сходил за хлебушком.

Я лежал несколько минут, а потом встал, отряхнулся, сплюнул на асфальт кровавую слюну и, пошатываясь, побрел на дорогу. К моему счастью, по ней как раз проезжала полицейская машина. Парни в форме увидели меня у дома, остановились, один вышел, а другой остался за рулем.

— Сэр, с вами все в порядке? — спросил подошедший ко мне офицер, и я вкратце рассказал ему, что произошло. Тот сразу же предложил мне сесть на какой-то ящик и дождаться спасательной машины девять один один, по-нашему «Скорой помощи». Но если у нас она совсем не скорая, то в Нью-Йорке она приехала действительно быстро — через две минуты.

Врач в белоснежном комбинезоне с красным крестом на рукаве и на груди провел меня в салон и осмотрел раны.

— У вас есть страховой полис? — первым делом спросил он.

Я не знал, что это такое — в тысяча девятьсот девяностом году про них в СССР еще не знали, — и ответил, что я приезжий и полиса у меня нет. Я сказал, что все мои документы похищены, но я знаю номер телефона Альберта Шорта, и мне поверили на слово. Даже, как мне показалось, стали относиться ко мне с уважением.

Шорта — миллионера, преуспевающего адвоката, автора многих книг по юриспруденции — знает в Америке каждый.

Меня уложили на носилки, мигом обработали раны дезинфицирующим раствором и наложили кусочки лейкопластыря. Для того чтобы проверить, есть ли у меня повреждения внутренних органов, меня быстро доставили в ближайшую больницу и на каталке привезли в операционную. Все это время рядом со мной находился один полицейский из муниципального отдела Нью-Йорка.

После обследования на томографе врачи определили, что повреждений нет, и предложили мне остаться на несколько дней в больнице, но я отказался. Тогда меня сопроводили в полицейскую машину, отвезли в ближайший участок, провели в кабинет начальника и зачитали странный документ. Это было заявление в полицию гражданки Соединенных штатов Элизабет Райс. Она обвиняла какого-то человека в изнасиловании и краже драгоценностей. Я полностью подходил под ее описание и по предложению инспектора полиции должен был пройти процедуру опознания. Мне нечего было делать, и я согласился.

Меня провели в большую комнату и усадили на металлическую лавочку рядом с пятью мужчинами примерно моего роста и возраста. Они сидели, ни о чем не говорили и посматривали то на меня, то друг на друга, то на огромное зеркало на стене.

Из американских фильмов про бандитов и полицейских я знал, что такое зеркало с одной стороны прозрачно. Полицейские, находящиеся в расположенной за ним комнате, через него наблюдают за ведением допросов. Но нас никто не допрашивал, мы посидели немного под присмотром двух вооруженных копов в черной форме, а потом вошел инспектор и приказал всем выйти. Всем, кроме меня. Меня отвели в кабинет начальника и предъявили обвинение в изнасиловании и ограблении миссис Элизабет Райс.

Я попытался оправдаться, сказал, что никакой мадам Райс в глаза не видел, что я советский гражданин и в Нью-Йорке первый день. Мне сказали, что я имею право хранить молчание, и предложили выбрать адвоката. Тогда я попросил пригласить господина Альберта Шорта, и один из инспекторов позвонил ему, вкратце описал ситуацию и предложил ему приехать в участок. После я написал заявление в полицию о том, что меня избили и ограбили и дал описание тех самых злополучных негров. Мне предложили просмотреть дела, но среди предъявленных мне компьютерных досье я своих обидчиков не обнаружил.