Готический храм - Вероника Ульянова

– Я… да, я мог бы.

– Мог бы?

– Я да, я готов.

– То есть ты готов полностью завязать с преступностью?

– И тогда я смогу общаться с Андреем?

– Да, сможешь.

– Тогда да, я готов. Хоть сейчас. Тем более, что моего начальника вы убили. Даже объясняться ни с кем ни придется, – Максим чувствовал будто пред ним открываются двери в цветущий сад и даже начал шутить.

– Но Максим, тебе придется сдать всех, с кем ты работал.

– Я могу сдать почти всех.

– Почему почти?

– Есть буквально пара человек, которые с вашей точки зрения не хорошие люди, но с моей – преданные и умные подчиненные.

– Я могу допустить это.

– Ух ты. Где же подвох?

– Почему должен быть подвох? Ты виноват в неправильном выборе, но есть смягчающие обстоятельства – тебе не на кого было ровняться. По факту – у тебя не было отца. И я чувствую ответственность за тебя, вину за то, что не стал тебе отцом. И теперь я хочу искупить свою вину и дать тебе шанс, которого ты заслуживаешь. И знай, если бы я знал, что Дима приведет туда Алину, я бы не позволил этому случиться. Мне очень жаль. Я чувствую свою вину в том, что она погибла. В моей памяти она осталась маленькой милой девочкой.

Максим почувствовал жжение в носу и влагу в уголках глаз. Этот разговор и правда был похож на разговор сына и отца. Максим почувствовал себя блудным сыном. Да, он хотел этого, он хотел быть сыном этого человека. Но не слишком ли поздно, это все слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но может, все же?

– Максим, я хочу, чтобы ты был моим сыном, чтобы ты был братом моему сыну, и чтобы ты работал со мной.

– Я тоже этого хочу.

– Хочешь обниму тебя.

– Нет, это как-то рано.

Удав улыбнулся. Максим смутился.

– Почему вы меня не отпустили, не дали улететь? – спросил Максим.

– Мне бы не позволили дать тебе просто так уйти – мне пришлось обещать ответные услуги за то, чтобы дать тебе шанс. Остался последний момент.

– Что?

– Твой храм.

Максим чуть было не затараторил восторженно: вы его видели, как он вам, это величие, это…. Но осекся, взгляд Олега был не недобрым, и не злым, но…

– Его придется снести.

Нокаут, удар в пах, падение с двадцатого этажа.

– То, что он построен на незаконные деньги, не доказать, но он стоит на незаконно приобретенной земле, – да, Максим заплатил немало взяток за получение территории под храм.

– Нет!

– Максим, все, что я говорил – правда, но я не всесилен, храм незаконен. Я понимаю, что он дорог тебе, но это жертва, которую нужно принести ради твоего будущего. Да, тебе было сложно, но не смотря ни на что ты, именно ты сам сделал неправильный выбор, аморальный, и ты должен понести за это ответственность. Если ты мужчина, если ты признаешь, что поступал плохо, и ты хочешь иное будущее для себя, то придется выбирать.

– Нет! – истошно завопил Максим, он забрызгал слюной свою футболку и стал похож на бешеного зверя.

– Максим по…

– Нет! – он уже не слышал, – Я сказал нет. Ты не посмеешь. Это же сокровище – это произведение искусства. Ты хоть раз видел его сам? Если бы ты увидел его, ты бы так не говорил. У тебя не поднимется рука – просто посмотри.

– Неважно, какой он, он незаконен.

– Ты видел его?

Молчание.

– Видел?!

– Нет.

– Пожалуйста, я умоляю тебя, просто посмотри.

Молчит.

– Ну чего ты хочешь?! Что мне сделать, чтобы ты просто посмотрел? Если то, что ты говорил правда, про отца и раскаяние – просто посмотри.

– Максим, это не от меня зависит.

– Просто посмотри, – Максим медленно шагал к Олегу и смотрел на него так жутко, будто хотел съесть заживо. Даже железному Удаву стало не по себе.

– Хорошо.

***

Максим вспомнил все в красках, но передал сухо и лаконично:

– Мне дали минут десять всего, чтобы Диана не беспокоилась. Мне нужно вернуться, ехать к храму.

– Как ты узнал, что она здесь?

– У них спутники, камеры везде. Мне нужно возвращаться, Олег не будет меня ждать.

– Значит Дима?

– Что Дима?

– Виноват в ее смерти.

Максим холодно, ясно и одновременно сочувственно посмотрел на Капитана.

– Мы все виноваты.

Удав и Максим подъехали к храму. Максим провел Удава за забор к храму. Удав зажмурился и остановился, блеск храма ослепил его. Стены храма были построены из белоснежного мрамора и камня, а в заборвокруг были вмонтированы зеркала. Интерференция: свет метался между гладкой поверхностью стен и зеркалами и казалось, что храм светится, самостоятельно излучает сияние. Это было неописуемо прекрасно. Максим же в первые боялся поднять глаза на свое детище, потому что боялся ничего там не обнаружить, пустое место, гору камня, мрачную, серую, не отражающую больше свет. Но почувствовал тепло на своем лице, его грел храм, он был на месте, точно, Максим болезненно улыбнулся. Он прошел внутрь и ждал Удава там. Удав медленно обошел храм снаружи, зайдя в храм, он обследовал почти все его уголки, остановился рядом с Максимом, смотря на потолок. Буддийский зал. Лицо Удава было непроницаемо, но Максим заметил мурашки на его коже и увидел блики на его зрачках – глаза увлажнились. Оба стояли в центре католического зала. Удав смотрел на витражный потолок, Максим выжидающе на Удава. Смотрел с надеждой, он видел, что непробиваемый Удав впечатлен до глубины того, что у него внутри. Удав опустил голову и смотря Максиму в глаза торжественно произнес:

– Он прекрасен. Но это ничего не меняет. Он будет снесен.

Максим издал истошный крик и кинулся на Удава. Началась жестокая драка. Максим пытался буквально растерзать, уничтожить Удава, он рвал его зубами, стал абсолютно невменяем. Он защищал храм, как мать своего ребенка. Удав испугался, как никогда в жизни, никто и никогда не ненавидел его настолько, что хотел буквально втоптать его в землю, разорвать голыми руками… После этого Удаву будут периодически сниться кошмары, в которых бешеный Максим с нечеловеческим взглядом разрывает его на части руками, бьет его голову о мраморный пол храма, и даже когда голова Удава сплющена, а сам он должен быть объективно мертв, Максим все еще бьет и бьет, пока не пробивает его головой мрамор насквозь до земли. Потом Максим уходит и мраморный пол срастается над Удавом, замуровывая его… В любой другой ситуации Удав быстро бы с Максимом расправился – Удав старше, постоянно тренируется, служил по контракту, бился не только на ринге, но и в полях, так сказать, но сейчас их шансы были равны. Хладнокровие, опыт, физическое превосходство – все это попирало бесконечное бешенство, кровная ненависть, дьявольская сила, извергавшаяся из Максима, от ударов, долженствующих свалить Максима, сейчас он только зверел. Удав с трудом пересилил Максима. Парень успокоился, только потеряв сознание. Удав вместо того, чтобы связать Максима или вызвать подмогу, поковылял скорее из храма. Пока он не выбрался на свежий воздух, стены давили на него, они были на стороне Максима. Удаву казалось, что потолок сейчас обвалится и погребет его здесь навсегда. Только отбежав от храма метров на сто, Удав остановился, сел на поребрик и позволил себе отдышаться.

Когда Максим пришел в сознание, он остался лежать на прохладном мраморном полу. Он пролежал так пять часов, молча, без движения, смотря на свой храм. Наконец ему нестерпимо захотелось в туалет, он кряхтя встал, сделал пару шагов, остановился, расстегнул ширинку и пописал на пол, издал страдальческий вопль, упал на колени, заплакал, рукой попытался стереть мочу, снял куртку, положил ее на мокрое пятно, отполз, поцеловал пол, завалился на спину и затих.

Через девять часов на все том же месте Максима нашел Андрей. Он остановился рядом с телом, навис, загородив вид на потолок.

– Отойди, – прошептал Максим.

– Вставай, пойдешь со мной.

Андрей начал поднимать друга, но тело Максима оказалось неподъемным даже для силача и громадины Андрея, сколько раз они боролись, и Андрей не то, что бы легко, но все же бросал друга через бедро и через голову и как только не побеждал его. Сейчас же он отчаялся и сел на пол рядом.

– Пойдем.

– Я не уйду отсюда.

– Я знаю, что они хотят снести его. Нужно убираться отсюда.

– Нет.

Андрей покачал головой, огляделся, ушел, вернулся с аптечкой из машины, насильно, периодически отвешивая Максиму оплеухи, продезинфицировал его раны, наложил стерильные повязки. Потом стал мыть пол, в его глазах стояли слезы – его друг был истерзан и в отчаянии. Он знал, что отец собирался дать Максиму шанс, простить его, но видимо Максим не воспользовался возможностью выйти сухим из воды. Андрей не знал, можно ли ему здесь быть, но ему было все равно. Чтобы теперь не случилось, он будет рядом с другом.

В следующие несколько дней Андрей приносил еду в храм и заставлял Максима есть. Максим спал уже не на полу, а на скамейке в одеяле, которое тоже принес Андрей, и Максим не только лежал, но и ходил, гулял по храму, осматривал его, трогал, запоминал, прощался.