Под парусом в Антарктиду - Георгий Карпенко

Краем глаза наблюдая картины этого натиска, окатываемые прозрачными валами на баке, застегиваем массивные карабины штормового стакселя за стальную тетиву штага. В этой ситуации неуместно было сожалеть о том, что мы не высадимся на острове Горн. Можно было развернуться и лететь попутняком в Ушуаю. Или же искать якорные стоянки, которые отметил на наших картах Паскаль. Но мы были готовы к ужасам пролива, достаточно начитаны, наслышаны и приняли этот ветер относительно спокойно. Уваливаясь и постепенно освобождаясь от плена островов, которые проплывали один за другим у нас по бортам оставляя позади последние бухты с якорными стоянками, вылетаем на простор пролива Дрейка. «Урания-2» ложиться курсом на Антарктиду. Можно потерять многое. Нельзя терять главного.

Был полный бейдевинд правого галса, когда «Урания-2» под одним штормовым стакселем начала отсчитывать первые мили пролива. Вскоре волна стала захлестывать яхту вместе с рубкой. Через неплотно прикрытый главный люк влетело несколько ведер воды, которая вывела из строя аппаратуру у приготовившегося принимать погоду Иван Ивановича. Яхту било.

Полная луна освещала черные волны, медленно перекатывающиеся и валяющие яхту с борта на борт. И глядя на эту мощную динамику, подумалось, что ветер стихает. Утром величественная картина: Дрейк катит свои могучие валы зыби. Поднимаешься на один из них — и видишь вспаханный штормом океан. Стало понятным, что пролив Дрейка — это действительно особый район. Он не похож ни на один район, в котором ходили обе «Урании». В отличие от арктических морей северного полушария, здесь все было более непредсказуемо, и когда миллибары обещали отсутствие ветра, он вдруг приходил с такой яростной силой, к которой трудно было привыкнуть, и быстро разводил волну, которая уже через час кидала яхту, как щепку, и никто определенно не мог знать, откуда он мог навалиться в следующий момент. Нужно было постоянно быть «на стреме», потому что прибавилось работы по замене парусов на штормовые и наоборот, отчего в голове застрял страх, как бы кто-то не улетел за борт на этих операциях. Я, как «попка», постоянно твердил об осторожности, фразы были одни и те же и мне самому надоели — единственное, что я мог сделать в этой ситуации. «Урания-2» как утка ныряла в могучих волнах Дрейка, обдавая себя водой, и когда шипела волна, я, как по команде, пригибался к штурвалу, сжимал его сильнее, и волна обдавала меня. Такие «поливальные» волны я определял по звуку, они шипели и вопреки всему поднимались сбоку над яхтой и обрушивались на рубку. Эту почти вертикальную стену, вырастающую в один момент у борта яхты, можно было видеть краем глаза, потом на две секунды все погружалось во мрак, когда стихия встречалась с металлическими надстройками судна и на какой-то момент поглощала их. Это был короткий момент смерти, который всегда заканчивался всплытием, очень похожим на всплытие подводной лодки: выталкиваемая наверх страшным усилием, о котором говорил конструктор «Урании-2» Саша Стружилин, и сбрасывая с себя десятки тонн ледяной воды, яхта вылетала на поверхность и сходу, как ни в чем не бывало, очень легко взлетала на очередную гору.

Я не мог нарадоваться на команду — единственный минус, который имели мои мужики, это недостаточная яхтенная опытность. Зато в вопросах стойкости, отсутствии неприязни друг к другу, не говоря об открытой ненависти, даже по прошествии почти полугода совместного плавания, — это было прекрасное попадание.

Стул из кокпита убрали, потому что народ падал с него. Теперь приходилось рулить стоя, широко расставив ноги. Дождь сменился градом, и это было лучше, теплее. Подскисло буквально на час, и вот пошли новые шквалы. Чем-то, значит, Боцман провинился. Действительно, сегодня 7 февраля, у Сашки день рождения. 33 года. Рюмка водки, принесенная Боцманом с помидорчиком и куском лепешки, вынула меня из пессимистических дум. Первая рюмка опьянила, а вторая отрезвила. Я выпил и мне подумалось: пьяного мужика, стоящего на руле в проливе Дрейка, нужно пристегнуть, а на компасе помадой или фломастером прочертить линию, чтобы вел нормально яхту. Вышел именинник, одетый по-боевому, меняет меня, а сам доволен, что выпало ему родиться в Дрейке. И сразу же приходит волна и окатывает его с ног до головы. Боцман, вытирая лицо рукавицей, страшно этому рад. Он действительно на большом подъеме. Сегодня Иван организовал радиосвязь с Петрозаводском, и Саша очень корректно и по-военному четко поговорил со своей мамой — Риммой Борисовной. Мог бы для порядка слезу пустить. Совсем одичал.

В яхте беспорядок, в рубке навалены мокрые непромоканцы, сапоги, теплые, но уже мокрые вещи. Сейчас не до борьбы за порядок. Все мы просто выживали, закусили удила и шли напролом в Антарктиду, в свою и к своим, почти как к себе домой. Надо было держать цель, а на другое сил не было, да и все это было второстепенным. Давили, объединившись, холод и сырость. Каюты, конечно, не отапливались. Ноги не успевали отогреться за несколько часов сна, и я с блаженством вспоминал наши зимние ночевки на Таймыре, в капроновой палатке при минус сорока пяти градусах. Там действительно было теплее.

Какая-то странная закономерность: до нас не могли достать самые мощные радиостанции и лучшие радиолюбители России. Но сосед Валеры в Николаевске-на-Амуре при помощи хитроумной аппаратуры (я думаю — утюгов и каких-то запчастей собственного изготовления) постоянно сидел в эфире. И Валера с ним разговаривал неторопливо, потом сосед стучал в стенку Людмиле, Балериной жене, и те очень спокойно общались друг с другом, обсуждали все новости чуть ли не каждый день на расстоянии в пятнадцать тысяч миль по диагонали через весь Тихий океан.

Откуда берется ветер? Мы находимся в центре циклона, давление выровнялось, а дует как из пушки! Вторые сутки волна и ветер в правый борт, от полного бейдевинда до бакштага. Но прав был Паскаль, говоря нам, что самые серьезные ветра вблизи Горна, южнее они ослабевают. Так оно и есть.

Психологический контакт с Аркадием, казалось, оборвавшийся на Огненной Земле, существовал и мало того, мы оба шли на восстановление отношений. Аркадий помог мне застегнуть обвязку и даже пошутил по этому поводу. До острова Кинг Джорж осталось 120 миль. Небо синее, и море синее. Волны. Дельфины пришли и резвятся около яхты. Они идут по краю поверхности и что-то им помогает повторить мгновенное очертание волны. И видно насквозь волну и в ней дельфина, его вид сбоку. Волна высокая и синяя, синяя и прозрачная. Иногда задираешь голову, чтобы видеть, как в прозрачной воде над тобой мчится дельфин. Они летают в воде, и поэтому их можно назвать морскими птицами. Птиц тоже стало больше. Кроме крупных чаек, появились нырковые, похожие на уток.