Черная тропа - Александр Конторович

А половинки сломанного сучка остались лежать у забора, давая знак всем, кто мог это видеть — объект обнаружен!

Видели же — многие…

— Группе — готовность! Выдвигаемся на рубеж атаки!

Чуть слышно звякнули навинчиваемые на стволы «Брамиты», расстегнули клапана карманов бойцы штурмовых групп…

— Герр гауптштурмфюрер! К нам гости! — заглянул внутрь бункера фельдфебель.

— Профессор? — не оборачиваясь, спросил инженер, возившийся у пульта.

— Не только! С ним, кроме охраны, еще двое штатских.

— Вот как?

Поразмыслив, он сунул руку внутрь пульта и что-то там переключил. Вытащил из кармана шнурок и завязал его петлей вокруг рубильника.

— Штойберт! Взрывчатку всю разгрузили?

— Никак нет! Заряды — эти все установлены. А оставшаяся взрывчатка — в грузовике.

— Где он?

— Как и положено — в ста метрах отсюда.

— Подгоните его поближе, поставьте около забора. Со стороны санатория.

— Но… герр гауптштурмфюрер… это же нарушение инструкции!

— Штойберт, что я слышу? — удивился инженер. — Я отдал вам приказание, и вы…

— Виноват, герр гауптштурмфюрер!

— Исполняйте!

Посмотрев в сторону ушедшего фельдфебеля, инженер отдал какие-то указания работавшим в бункере солдатам. После чего их осталось внутри только два человека — прочие, получив соответствующие распоряжения, ушли. Да и по правде сказать, что тут было еще делать, лоск наводить? Основные работы по монтажу были уже закончены, провода убраны в кабель-каналы, даже пол подмели… последняя проверка — и все. Можно сдавать работу заказчику.

Заскрипел песок, затопали по бетонному полу ботинки — в бункере сразу стало многолюдно.

— Хайль Гитлер! — отсалютовал вошедшим гостям эсэсовец.

— Хайль! — ответно взмахнул рукой фон Хойдлер. — Не беспокойтесь, Клаус, мы вам долго мешать не станем… Итак, майне геррен, что вы скажете на это?

И он вопросительно посмотрел на своих спутников.

Интересно девки пляшут…

И что же я должен ему отвечать?

А обстановка-то — отчасти напоминает лабораторию нашего дорогого академика… С некоторыми, ясное дело, допущениями. Ну, скажите мне на милость, где немец здесь компы возьмет? Но какой-то аппаратуры он сюда понапихал… вон она, под чехлами стоит.

Кресло…

Ага, это он сюда кого-то усаживать собрался?

Уж не меня ли, часом?

А зачем?

— Не волнуйтесь, подполковник, данное кресло предназначено не вам — у меня есть и свой кандидат на эту должность! — заметив мой интерес, произносит немец.

Да и фиг с тобой, золотая рыбка! Другой или еще какой — меня в данный момент волнует мало. А вот отвертку на столе кто-то забыл… это уже гораздо интереснее…

Проводник же вообще ничего не отвечает, только по сторонам смотрит.

— А этот пульт — он для чего? — тычу я рукой в сторону непонятного сооружения у дальней стены. — Такого что-то и не припоминаю…

И ведь действительно — не видывал я раньше эдакого… даже и сказать-то сразу трудно. Тумблеры, кнопки… рубильник какой-то. Странно, но на нем зачем-то петелька присобачена. И на кой ляд, спрашивается?

— У вас подобного не имелось? — интересуется очкастый.

— Совершенно точно — нет! — ничуть не кривлю при этом душой.

— Клаус, друг мой, — поворачивается мой собеседник к стоящему у пульта эсэсовцу, — не будете ли вы столь любезны…

— Яволь! — прищелкивает каблуками тот.

Поворачивается к пульту и щелкает каким-то тумблером.

— Вы видите загоревшуюся контрольную лампу — система приведена в боевую готовность. При включении тумблеров в определенной последовательности можно задать очередность подрыва установленных зарядов. Разумеется, сейчас мы этого делать не станем — рядом с бункером стоит грузовик с двумя тоннами взрывчатки. Но если опустить вот этот рубильник… — протягивает к болтающейся петельке руку эсэсовец, — то мы запустим серию подрывов — и на улице всем станет очень плохо…

— А внутри? — спрашиваю у него я.

Зачем, скажете вы?

Да хрен его знает… пусть болтает. А вот к отверточке я чуток приблизился… и охрана, что примечательно, на это никак пока не отреагировала. И правильно, между нами-то говоря, — здесь это предмет обыденный. Вот в кабинете у профессора — совсем другое дело! Там она смотрелась бы совсем не к месту.

— После того как будут заперты входные бронедвери, здесь будет относительно безопасно. Сейчас они отворены, мы же еще работаем. Поэтому любой взрыв снаружи — тем более серия таковых, размажет всех присутствующих по стенам бункера. Так, что можно будет соскребать ложками…

Веселая перспектива, нечего сказать!

— И для того чтобы этого не случилось… — эсэсовец просовывает руку в петельку, — надо, чтобы я ее не опустил…

Он стоит к нам лицом, и только правая его рука сейчас поднята вверх — к рубильнику. Внезапно немец делает шаг назад и наваливается спиной на пульт. Что-то там щелкает, и наверху начинают тревожно моргать две лампы.

— Вот так, штандартенфюрер… Теперь отсюда никто не выйдет — пока я этого не разрешу! И потрудитесь приказать вашей охране, чтобы они бросили свои автоматы и пистолеты — против трех тонн взрывчатки у вас шансов нет!

Вот это он знатно завернул!

Очкастый ажно побелел — так его понять можно. Такая перспектива неслабая — три тонны (кстати, почему три?) взрывчатки, да тут и сам бункер снесет к свиньям! И прочим домикам тоже нехило прилетит.

— Но… что вы хотите, Клаус… я не понимаю вас… — пытается собраться с мыслями профессор.

— Оружие — на пол! — рявкает эсэсовец у пульта.

С лязгом падает на бетон автомат. Еще один… Охранники торопливо избавляются от своего вооружения — и я их понимаю. Перспектива быть размазанными тонким слоем по стене — она как-то никого не воодушевляет.

Выскочившие откуда-то два солдата подбирают автоматы и пистолеты эсэсовцев. Тогда стоявший у пульта гауптштурмфюрер несколько расслабляется — даже позу изменил. Тоже, между прочим, в офигенном напряге мужик находился. Думаете, легко в своих руках собственную смерть удерживать?

Очкастый за то время, пока солдаты собирали вооружение охранников, успел кое-как прийти в себя.

— Что вы хотите, Клаус? — уже спокойнее спрашивает он.

— Позвольте представиться, штандартенфюрер, — улыбается инженер. — Капитан Норман Мэллори, МИ-6.

— Но я с вами не ссорился! — удивляется профессор. — Что от меня нужно вашему ведомству?!

— Лично от вас — ничего. Можете и дальше дергать за волосы своих девиц. А вот одного из ваших гостей мы заберем с собой.

Фигасе завернул! И этот — тоже по мою душу?

Очкастый в недоумении. Некоторым образом его понять можно. Он всю дорогу считал себя центральной фигурой — и тут, нате! Такой облом… его даже всерьез не принимают, обидно!

— Кто же вам нужен? — сухо интересуется он. — И каким, простите, образом вы рассчитываете выбраться отсюда? Охрана вас не выпустит!

— Вот этот господин, — кивает в сторону Шведова Мэллори. — С ним очень сильно хотят побеседовать некоторые мои руководители… А что до выезда, профессор — так вы еще утром подписали пропуск на вывоз с территории объекта неиспользованной взрывчатки и оставшихся материалов…

Немец поник. Надо думать, что такого облома он совсем не ожидал. Уж и не знаю, под какой легендой проник сюда мой коллега, но, скорее всего, профессора за такой промах по головке гладить не станут. И никакое колдунство его от гестапо не защитит — резиновые палки к заклинаниям и пальцеверчению нечувствительны.

Между тем солдаты гауптштурмфюрера вяжут по рукам и ногам безропотных охранников. Проволокой, между прочим — и весьма жестко, те только покряхтывают. Но не рискуют никак иначе выразить свое неудовольствие, опасаясь непредсказуемой реакции англичанина.

А Мэллори стоит, опершись спиною о пульт. Он продолжает держать руку у рубильника.

Блеф?

Не похоже… судя по всему, он сам эту систему и собирал, так что, скорее всего, не врет.

— А что будет с нами? — нарушает тишину очкастый.

— Свяжем и оставим здесь. На входе будет стоять мина. Через десять часов она автоматически отключится, и тогда вас найдут.

Ну-ну.

Рассказывай сказки детям!

Стрелять ты не хочешь — глушаков нет, вот и опасаешься, что охрана выстрелы засечет. А взрыв через пару-тройку часов… да мало ли по какой причине он мог жахнуть? Особенно если сработают и остальные заряды — а они точно бабахнут, или я чего-то в этой жизни не просекаю.

И не я один — Проводник чуть касается рукой своего воротника, показывая мне три пальца.

Ага, стало быть — держать Мэллори? Три пальца — три кубика на петлицах — гауптштурмфюрер.

А солдаты? Их двое — и со стволами. Один вяжет, второй страхует. Потом меняются.