Эпоха гонений на христиан и утверждение христианства в греко-римском мире при Константине Великом - Алексей Лебедев

______________________

* Сведения об этих оракулах можно найти в издании: Oracula Sibyllina, сделанном Friedlieb'oM, в предисловии; в статье Dechent'a: Character und Geschichte der altchristl. Sibyllenschriften(Zeitschrift fur Kirchengeschichte, 1878. Bd. II. S. 481–509); в сочинении Keim'a: Rom und das Christenthum. S. 495–498); в статье Reuss'a: Herz., Encycl., Bd. XIV. Leipz., 1884.

** Кейм (S. 495–496) считает Oracula Sibyllina"тонким обманом"и прибавляет, что этот"великий обман сделался, однако же, силой для христианства". Но такой приговор слишком строг. Справедливо замечает Dechent, что"древние не так строго смотрели на подобного рода фальсификацию, как смотрят в наше время; на что смотрят в XIX веке как на неловкую и неуклюжую мистификацию, на это самое в древности, преимущественно на Востоке, смотрели как на особый вид литературной формы"(S. 484). Христианские сивиллисты тем более заслуживают извинения, что они нашли готовую литературу оракулов у иудеев и, очень вероятно, искренно верили в их древнеязыческое происхождение; об этом хорошо знает и Кейм.

*** Впрочем, по мнению Friedlieb'a, восьмая книга возникла в самом конце II века (S. LIV, Einleit).

______________________

О Изида, богиня несчастная, и у вод Нила,

И на песках Ахерона, беспутная, ты одинока

Будешь, и имя твое придет повсюду в забвенье.

И тебя, Серапис, на камнях восседающий, много

Бедствий постигнет: как труп великий в Египте несчастном

Будешь лежать; тебя твои почитатели горько

Станут оплакивать все; а те, что Бога воспели,

Те, чей дух просветлен, твою ничтожность познают.

* * *

И в одежде льняной некий жрец проповедовать станет,

Скажет:"Воздвигнем алтарь Богу истинному, переменим

Ложный закон, от отцов нам завещанный, — слепо служили

И поклонялись они богам из камня и глины.

К вечному Богу сердца обратим, Его воспевая,

Бога Творца, что от века был и во веки жив будет,

Вседержителя, истинного и мира Владыку,

Жизни подателя, Бога великого, сущего вечно".

Будет тогда в Египте храм святой и великий,

И принесет в тот храм народ, Богом избранный, жертвы,

И народу тому бесконечную жизнь Бог дарует*.

______________________

* Orac. Sibyllina, V. Vers. 484–503.

______________________

Как здесь сивиллист предвещает падение знаменитого культа египетского, так другой сивиллист, говоря об имеющем скоро последовать падении же римской религии, предвещает вместе с тем и ниспровержение самого Рима, этого языческого Вавилона:

И на тебя, гордый Рим, навлекут грехи твои кару

Свыше, и склонишь впервые ты перед ней твою выю;

Будешь простерт по земле, и пожрет тебя бурное пламя.

До основанья сгоришь ты, твое богатство погибнет,

И в жилищах твоих поселятся лисицы и волки:

Ты запустеешь тогда, тебя как бы не было вовсе.

Где твой палладиум будет? Какие спасут тебя боги -

Медные, каменные иль златые? Где Рея, где Кронос,

Те, которых ты чтил, — бездушные демоны эти -

Изображения мертвых бессильных?..*

______________________

* Orac. Sibyllina, VIII. Vers. 37–48.

______________________

Продолжая созерцать будущие судьбы Рима, сивиллист говорит далее:"Вот уже пятнадцать царей (столько насчитывали от Юлия Цезаря до Адриана), подчинив мир от востока до запада, перестали править, придет еще один, коего имя будет подобно морю (здесь игра слов: Адриатическое море указывает на Адриана), затем будут править еще три (т. е. Антонин Пий, Марк Аврелий и Вер, при которых, вероятно, и составлено пророчество), но их время будет последним временем. Ибо тогда возвратится из дальних пределов земли матереубийца (т. е. Нерон, изображающий собою антихриста), и, о Рим, ты будешь сетовать, снимешь пурпур властелина и облечешься в одежду плача. Ибо произойдет смятение между всеми смертными, когда приидет всесильный Владыка и, восседая на своем престоле, будет судить живых и мертвых. Вопль, землетрясение и пагуба постигнут тебя и бездны земные разверзутся"*. Тот же предмет в поэтических красках изображали и другие сивиллисты, и один из них с воодушевлением воспевал победу христианства, которую он изображает так: с неба нисходит храм и объемлет собою всех смертных**. Так велики были чаяния христиан II века касательно непрочности язычества и торжества христианства; это казалось им очень, очень недалеким. В том же роде можно находить свидетельства в апологиях II века. Сравнительно спокойные времена для христиан во II веке настолько возвысили самочувствие христианского общества, настолько дали ему возможность ценить ему себя как силу необоримую, что христиане не задумывались прямо заявлять о своем достоинстве и превосходстве пред лицом самих царей и власти. Это именно можно находить в апологиях II века. Татиан вообще говорит о себе как провозвестнике истины, голос которого, как бы исходя из самых небес, раздается по всей земле. Иустин замечает, что христианство, несмотря на все силы, какими располагает всемирный владыка Рима, остается неуязвимым:"Можете нас убивать, но не можете нам вредить"***. Особенно прекрасное изображение силы христианства находим у автора"Письма к Диогнету", неизвестного по имени апологета II века. Этот апологет представляет христиан как бы духами, как бы незримыми тенями среди других людей, для которых не может быть опасен никакой меч, не страшна никакая железная рука, невозможны никакие узы. Красноречивый апологет говорит:"Христиане не разняться от других людей ни страной, ни языком, ни житейскими обычаями. Они не населяют где‑либо особых городов, не употребляют какого‑либо особенного наречия и ведут жизнь, ничем не отличную от других. Но обитая в греческих и варварских городах, где кому досталось, и следуя обычаю местных жителей в одежде, пище и во всем прочем, они представляют удивительный и поистине невероятный образ жизни. Живут они в своем отечестве, но как пришельцы. Для них всякая чужбина отечество, и всякое отечество — чужбина. Они во плоти, однако же живут не по плоти. Находятся на земле, однако же они граждане небесные. Повинуются существующим законам, однако своей жизнью превосходят самые законы. Они любят всех, однако же всеми бывают преследуемы, их не знают, однако осуждают; их умерщвляют, однако они оживотворяются. Они бедны, однако всех обогащают. Всего они лишены и во всем изобилуют. Словом сказать: что в теле душа, то в мире христиане. Душа распростерта по всем членам тела, а христиане по всем городам мира. Душа заключена в теле, но сама держит тело; так и христиане, заключенные в мире, как бы в темнице, сами сохраняют мир. Душа, хотя обитает в теле, но бестелесна, и христиане живут в мире, но не суть от мира. Бог сам указал христианам место, — многознаменательно замечает апологет, — которое и останется за ними"****. Такой непобедимой силой сознавало себя христианство уже во II веке; оно исполнено было предчувствия о своем великом будущем, о своем победоносном торжестве над язычеством.

______________________

* Orac. Sibyl. Lib. VIII. Vers. 50–53; 71; 81–3; 86–7.

** Orac. Sibyl. Lib. V, 420 и т. д.

*** I Аполог., гл. 2.

**** I Аполог., гл. 5 и 6.

______________________

Переходим к III веку и прежде всего обратимся к царствования Септимия Севера (193–211 гг.). Можно ли в обстоятельствах и событиях этого царствования, которое принято рассматривать в церковно–исторических трудах как такое, когда положение христиан было тяжело и печально, находить что‑либо благоприятное для христиан? Чтобы иметь право отвечать на этот вопрос положительно, для этого следует внимательно и по возможности подробно изучить все главнейшие факты, из которых слагается внешняя церковно–историческая сторона царствования Септимия Севера.

Личный характер этого государя мало мог благоприятствовать улучшению положения христиан. Септимий, по отзыву одного древнего светского историка, был чужд милосердия и суров. Его характеризовали как государя"бесчеловечного и жестокого"*, тем не менее он был человеком просвещенным и любителем философии — наклонность, обыкновенно смягчающая природную суровость и бессердечие**. Но гораздо важнее этого последнего обстоятельства было то, что он не был до фанатизма предан греко–римской религии и не особенно заботился об ее поддержании и сохранении. Эта черта должна была вести к полезным последствиям для христиан: императоры, не принимавшие горячо к сердцу интересов римского культа, способны были если не благосклонно, то индифферентно смотреть на усиление и распространение религий чуждых, а следовательно, и христианства. Императорская фамилия Северов была именно такова. Она пренебрегала интересами римской религии, и в этом отношении была благоприятна для утверждения христианства в Империи. Справедливо говорит известный французский историк Обэ:"Все, что по самой своей природе стремилось к ослаблению древнего порядка вещей (как понимался этот порядок римскими императорами и римским обществом), было благоприятно для Церкви; напротив, все, что имело тенденцией служить к восстановлению и укреплению этого порядка, было враждебно Церкви. Тот дух религиозного космополитизма, — прибавляет Обэ, — дыхание которого заметно уже при первом Севере (Септимии) и который еще более возрос при его преемниках, был, без сомнения, благоприятен делу христианства. Этот дух, подрывая партикуляристические формы культов, внося индифферентизм в дело религии, смягчал нравы, обезоруживал (религиозную) ненависть, содействовал взаимному обмену воззрений, т. е. толерантности"***. Все, что считается характеристическим для царствования фамилии Северов вообще, можно действительно находить уже в лице первого царствующего Севера (Септимия). Септимии был пунического происхождения, родился в Африке, и потому неудивительно, что римская религия не была для него так дорога, как она была дорога для других императоров эпохи гонений. Он"по самой природе своей не был фанатически предан греко–римскому политеизму"****. Это и действительно можно подтвердить некоторыми историческими указаниями. На монетах Септимия Севера встречается изображение персидского божества Митры*****, причем само собой предполагается, что император потому приказал чеканить монеты с изображением чуждого божества, что он лично склонен был к этому культу. Биограф Септимия Спартиан говорит, со своей стороны, что он показывал большое удовольствие, когда ему удалось быть в Александрии и поклониться Серапису******.