Пятый арлекин - Владимир Тодоров

— Не забудьте сдать все дела Хартингу! Все до одного!

11. СНОВА ОСОБНЯК МАРИИ СКАЛАЦЦА

Фердинанд был потрясен отставкой Тропа. «Как, Эдвард, вы уходите? А как же я?» 

— Не знаю, Фердинанд, долго ли ты продержишься здесь. К счастью или несчастью, я постарался сделать из тебя порядочного человека, порядочного, насколько это вообще возможно в полиции. Я подчеркиваю это, потому что сам закрывал глаза на многие вещи. Разве я не знал, что у нас на допросах бьют? Знал, но считал, что раз сам я не допускаю этого, то я порядочный человек. Разве я не знал, что полицейский аппарат заражен взяточничеством, что поли­ция зачастую покрывает главарей мафии, потому что зависит от них, находясь чуть ли не на постоянной ставке? Знал! Но закрыв глаза на преступления, которые творятся вокруг тебя, порядочным не станешь. Я возвращаюсь на родину, в Даллас. У меня есть небольшие сбережения, куплю на них небольшую ферму и стану раз­водить скот. Не смейся, я в детстве мечтал об этом, но жизнь сложилась иначе. Станет невмоготу — приезжай, найдется дело и для тебя.

Фердинанд отвернулся, опустив голову.

— Кстати, я раскрыл тайну шифра и сообщил его днями сестре убитой в Париж. Там поняли меня. Она звонила мне потом по телефону, собирается вскоре прибыть сюда и оформить наследство. Сказала, что продаст этот злосчастный дом и сожалела, что не смогла прилететь на похороны: болела, да и сейчас еще не может прийти в себя после смерти сестры.

— Эдвард, как вы узнали о шифре и почему ничего не сказали мне?— в голосе Фердинанда послышалась обида.

— Не сердитесь, было не до этого: сдавал дела Хартингу, да и сам понимаешь — настроение у меня сейчас препаршивое. Я успел еще раз побывать в особняке; подробно обо всем расскажу завтра. У меня сегодня одно важное мероприятие. До завтра, Фердинанд!

Фердинанд не догадывался, что Троп снова отправился на седь­мую авеню, чтобы провести там последнюю ночь в этом городе. «Хорошо, что я не сдал ключи, которые я нашел в сумочке Сте­фании»,— думал Троп, ведя машину по таким знакомым, но в то же время уже немного чужим улицам Дортинга. Он вспомнил ма­ленького задиристого Криса Норта и тихо засмеялся. Этот человек пришелся по душе бывшему комиссару.

...В половине второго ночи парадная дверь особняка отворилась: кто-то осторожно поднимался по лестнице, освещая дорогу узким лучом фонарика. Поднявшись на второй этаж, неизвестный уверен­но прошел в гостиную и остановился перед горкой с фарфором. Он что-то нащупывал на ее выгнутых боках, лицо его, подсвеченное снизу, походило на череп.

— Зря стараетесь, «Шериф»!— насмешливо произнес Троп и включил верхний свет. Джексон в ярости и страхе смотрел на Тропа.

— Как вы здесь очутились?— закричал он, приходя в себя. Фонарик выпал из его рук и бледно светил на фоне яркой тысячесвечевой люстры.

— Я пришел на прощанье убедиться, что вы убийца, Джексон. Вам не кажется, что вы пойманы с поличным?

— Вовсе не кажется,— усмехнулся Джексон,— дело вернулось к Хартингу, а он поручил мне нести здесь ночное дежурство. Ведь убийца, согласно вашей теории, должен появиться в особняке. Вот я и жду его. Как видите, ваши советы учли в полиции, хотя вы невысокого мнения о ней.

— Вы далеко должны продвинуться по службе, Джексон, потому что вы редкий мерзавец. Но ваши поиски напрасны: шифр, который вы ищете, я уже сообщил сестре покойной в Париж, и вклад пере­веден в другой банк.

— Как вам удалось найти шифр?— Джексон в смятении ус­тавился на Тропа.

Троп подошел к витрине и, открыв ее, как и прежде, с помощью карманного ножа, достал фигурку, изображающую Леду, жену спартанского царя Тиндарея с Зевсом, представшим перед ней в образе лебедя. Троп перевернул скульптурку; снизу, на подставке, вид­нелись вдавленные в фарфоровое тесто цифры 1—144 и 119, а ря­дом — маленький треугольник.

— Миссис Скалацца не надеялась на память, а записывать побоялась, поэтому она закодировала вклад цифрами этой скульптурки. Мне помогло письмо, которое она почему-то не отправила в Париж. Я доходчиво объяснил, убийца Джексон?— в голосе Тропа сквозили неприкрытая насмешка и презрение. Он поставил фигурку на полку.

Джексон, не владея собой, схватил Леду и яростно бросил об стенку. Фарфоровые брызги усеяли всю гостиную, голова Леды по­катилась по ковру и остановилась у темного пятна. Губы сержанта кривились от бешенства.

V — Жаль, Джексон, что я не могу отправить вас на электри­ческий сгул, но я сохраняю надежду, что найдутся люди, которые сделают это.

Троп брезгливо отвернулся и вышел.

Утром в аэропорту Тропа провожал Фердинанд. До отлета оста­валось около полутора часов, они сидели в баре .и пили крепкий коктейль.

— Значит, тайны фарфоровых фигурок больше не существует,— задумчиво сказал Фердинанд.— Мне будет вас ужасно нехватать, Эдвард.

— Знаешь, Фердинанд, что я вспомнил?— неожиданно обра­тился к нему Троп,— в детстве я ходил с родителями в церковь и мне запала в душу одна проповедь. Старый проповедник заканчивал ее словами: и придет день, и спустится на грешную землю Мессия и научит людей жить по справедливости. Бедных он сделает бога­тыми, несчастных — счастливыми, исцелит больных и калек... и наступит мир и справедливость.

Так вот, я думаю, Фердинанд, что пророк еще не дошел до Америки, может, он и приходил, но его не услышали. По микрофону объявили посадку.

Часть вторая Храм двенадцати апостолов

1. ИСПАНЕЦ

За ним увязался испанец. Случайность или его «навели», выражаясь языком полицейского сленга? Он не знал  этого, в сознании лишь четко отпечатывалась мысль, что человек, незаинтересованно идущий за ним сзади,— испанец. Почему именно испанец, и какая, в сущности, разница, испанец этот человек или японец? В этом курортном городишке, как его, Сан-Диего, Сан-Луи или Сан-Мартинес, девяносто процен­тов испанцев, остальные бездельники из Европы и Америки. Может, испанец случайно избрал тот же путь?

Он скосил глаза и обнаружил испанца в зеркальном отражении витрины с обувью, потом увидел его покупая газеты, затем, будто случайно выронив одну из них и оглянувшись, приметил испанца: тот по-прежнему плотно опекал его, делая это непринужденно и профессионально, на самом высоком уровне полицейской слежки.

— Это не случайность,— подумал Альберт— этот испанец профессионал и нужно было обладатьмоим опытом и чутьем, чтобы обнаружить слежку.

У испанца было жесткое обветренное лицо, глубоко посаженные глаза, прилизанные черные волосы, местами обнажавшие неглу­бокие дугообразное залысины, он носил темно-синюю выцветшую рубаху и потертые на коленях и боках джинсы. Вот, пожалуй, и вся характеристика.

— Не густо,— усмехнулся Альберт,— не похоже, чтобы кто-нибудь еще дублировал слежку. Неужели мне удастся избавиться от этой потертой, прилизанной обезьяны, мне, который только недавно надул всю охрану знаменитой тюрьмы Синг-Синг?  Но откуда он? Интерпол?  Мой побег наделал много шума, меня ищут. Пора ухо­дить в сторону, нам с этим гороховым шутом тесно на одной улице.

Альберт зашел в тратторию и заказал вина, бросив на мрамор­ный, в глубоких трещинах, прилавок несколько мелких монет. Хо­зяин тут же налил в высокий фужер белого вина и Альберт снова приметил испанца: тот присел за столик в глубине зала. «Когда же он успел проскользнуть?»

Высказав недовольство, что вино белое, а не красное, Альберт не стал выслушивать оправдания расстроенного хозяина, пытавше­гося объясниться, и направился к выходу. И тут он к своему изум­лению увидел, как испанец стремительно, где-то уже за спиной Альберта, подошел к стойке, и не дав опомниться хозяину, залпом выпил вино, сказав скороговоркой по-испански: «Сеньор заплатил, мы вместе».

«Ага, все же он испанец»,— удовлетворенно заметил Альберт, выходя из пивной, и, хотя мысль была совершенно никчемной и не могла ни при каких обстоятельствах пригодиться ему, он почувст­вовал облегчение, будто избавился от ноющего зуба — с таким человеком был смысл сыграть в открытую. У него, видать, ни гроша в кармане.