Война (СИ) - Шепельский Евгений Александрович

Он отпил, закашлялся, потом, видимо, распробовал, махом опрокинул полкубка. Глаза сильно потеплели.

— Так как насчет припеки? — спросил мягко, почти искательно.

Да что он пристал с этой припекой? Мелочи какие-то гурманские… Зачем?

И тут меня осенило. Да боги мои, он же меня качает!!! Шпионы палятся на мелочах. А загадочная припека для блинчиков в борделе — и есть та самая мелочь, по которой меня легче всего вычислить. Не заседал я у Гелены в борделе, и есть ли там вообще блины — понятия не имею! Мой двойник — да, висел там несколько часов, но не я!

— Никогда не ем в борделе, — буркнул я, подливая барону в кубок. — У меня там всегда находятся дела поважней.

— Даже если просидите там сутки?

— Даже если просижу сутки.

Припека… Слово какое-то архаичное… Я его знаю, само слово, но значение слова кануло в глубине столетий… Логически рассуждая, это некая начинка для блинчиков. Так… А меня качают. Вот этот простак-гулена Гицорген — умнейший шпион, хитрейшая подлюга. По девочкам он бегает, да? Блины жрет после жаркой ночи, бычок племенной? Возможно, кое-что из этого он и делает, все мы люди, но основная его задача — прокачать меня, после гибели аудитора, — и узнать, по возможности узнать, чем занимается господин архканцлер. Имена девочек Гелены Торнхелл мог узнать, не дурак, а вот мелочи типа блинов — вряд ли. И Гицорген действует, пытаясь поймать меня на незнании мелочей.

Предыдущий монолог барона, который он запустил после того, как смял монету, тоже вертелся у меня где-то в подсознании, словно древняя бомба с запальным фитилем. Фитиль искристо горел, пока не иссяк, после чего пороховой заряд болезненно рванул в моей несчастной башке. «А еще у меня имеются стальной бургиньот с человеческой личиной, айфон в крапинку, и нагрудники лучшей чеканки!» Среди всех этих бургиньотов, бацинетов и саллетов он, играючи, ввернул словечко из мира Земли, да такое, какое всем земным известно! Хотел вскрыть меня, как крейна — в чем, видимо, послы Сакран и Армад хотели убедиться. И если бы я не был раздражен до степени, когда слова барона воспринимались мною как зуд — я бы отреагировал. Неважно как — расширением глаз, невольной дрожью, чем угодно — язык тела богат, а Гицорген меня бы считал мгновенно. Выручил меня случай.

Стараясь сдержать дрожь, я осушил свой кубок, и, отобрав кубок барона, обновил напиток в обоих; себе налил, правда, меньше четверти. Выразительно подмигнул:

— Пейте, пейте до дна, барон! Этот божественный нектар пьется легко!

Он пил виски как вино, привык лакать литрами, еще не понимал опасности огненной воды. Взгляд его быстро стал расфокусирован. А я все подливал, стараясь уклончиво отвечать на вопросы. Кто он, этот барон? Крейн, противостоящий мне со стороны Адоры и Рендора? Нет, не думаю. Его отрекомендовали как опытного фехтовальщика, и вряд ли соврали. А фехтовальное искусство постигается долго, и вряд ли из мира Земли выдернули фехтовальщика — на черта он нужен в мире, где и так полно своих драчунов? Нет, Гицорген, очевидно, местный, умнейший шпион, что играет в простака — и отлично играет! Но не на того напал.

— А хорош ли принц Варвест? — спросил я осторожно. — Умен ли? Милосерден?

Барон оторвался от созерцания кубка.

— Очень хорош! Умен, религиозен! Всегда раздает милостыню народу, когда идет на моление в храм!

— Но милосерден ли он? Слышал, что он весьма… жесткий правитель! — Я решил заронить в барона кое-какие мысли, которые он передаст своим кураторам. Например, о том, что я опасаюсь Варвеста, и все-таки готовлюсь бежать.

— Очень религиозен! Все должны соблюдать предписания и праздники! Иначе будут наказаны!

— Да, принц не церемонится… — проронил я будто бы в великом раздумье, и, опустив глаза, поймал быстрый, хотя и далеко не трезвый взгляд барона. — Он суров и безжалостен, и скор на расправу, так мне говорили.

— Таким и должен быть серьезный правитель! Что? Выпить?

— Пейте, пейте. И я выпью с вами, Гецорген. Хорошо сидим, далеко едем! Пейте!

— Да… К девочкам… А какие девочки у Гелены! Особенно Фелинда, а?

— Я их по именам не различаю. Придумали тоже — различать шлюх по именам… Вот, выпейте еще. Пейте же, пейте! Вы что, хотите обидеть господина архканцлера? Пока я здесь владыка!

В кубок помещалось граммов триста. Гицорген выпил этот объем играючи, вдруг подался к окну, охнул:

— Вы видели?

— Что?

— Вроде рыжий полосатый бок мелькнул в кустах! У вас тут водятся… адоранские тигры?

Я задумчиво почесал за ухом.

— Есть один… адоранский тигр-людоед. Бежал из зоопарка.

Барон с опаской заглянул в свой кубок. Кажется, начал понимать, но прежде, чем мысль его пробилась сквозь алкогольные пары, я наполнил его кубок и заставил выпить.

— О… — проронил барон. — Впрочем… Когда тигра поймают и убьют… шкуру лучше повесить на стен… ну…

Голова его поникла, он захрапел. Я уложил его на лавку, заботливо подоткнув под вихрастую голову шитую золотом подушку. Гицорген спал, в этом не было никаких сомнений.

А также никаких сомнений не было в том, что загадочный крейн деятельно работает против меня.

Глава 30

Глава тридцатая

Морская Гильдия хорошо постаралась, подмяв нораторский порт под себя несколько годков назад. Она оцепила его рядом многоэтажных складов так, чтобы и мышь не проскользнула, а промежутки между складами были заделаны разномастным кирпичом на всю высоту домов. Плати Гильдии, если хочешь торговать! Вступай в Гильдию! Или подыхай. Такая чудесная торговая монополия, схожая с земной монополией престарелого очкарика, который приторговывает окнами.

В порт я поспел ко второй половине дня, когда там вовсю кипели страсти. Собственно, они там уже с раннего утра кипели, но сейчас достигли апогея, еще чуть-чуть, и я бы опоздал.

Я подъехал в условленное место, где меня ждала другая карета, с помощью нетерпеливого Шутейника облачился в мундир Алого, включая полированный нагрудник и шлем с открытым забралом. Надвинул шлем на брови, хмыкнул — в принципе, в толпе меня вряд ли узнают. Я всего только обычный солдат.

— Мастер волк, — проговорил хогг скороговоркой, — ну и горазды вы… шлендраться! Тут без вас скоро катавасия начнется!

Он принюхался и вопросительно задрал брови, над левой криво сросшийся шрам, полученный в той самой драчке в трактире, где мы свели знакомство. Я вздохнул.

— В карете. Но оставь на вечер хоть что-то. Эй, стой! Там в карете мой соглядатай — Сакран и Армад приставили.

— Убить?

— И пальцем не тронь! Уложи с ногами на лавку. Пусть дремлет. Прикажи увезти его к мадам Гелене — она знает, что с ним делать.

Порт располагал четырьмя воротами, и все они были ныне заблокированы людьми Бернхотта. Зеленые мундиры регулярной армии Санкструма сдерживали напор синих мундиров ЧВК Морской Гильдии. Их количество Бришер оценивал в тысячу человек; конечно, не американский Blackwater, ныне переименованный в Academi, где на «работе» состоит двадцать тысяч наемников, но по меркам Средневековья — силы внушительные. Пока до кровавого конфликта снаружи дело не дошло, основные события происходили внутри порта, и я надеялся, что там не слишком жарко и я не опоздал. Кроме солдат Гильдии, ворота осаждали простые горожане, купцы, работники порта. Студенты Шутейника вовсю раздували страсти по чуме, поясняя, что внутри карантин.

— Все кто войдут — назад уже не выйдут! — звучало там и тут. — Две недели взаперти! Две недели!

Под ногами шуршали обрывки «Моей империи»…

Сопровождаемый восьмеркой Алых, я обошел все четверо ворот, уясняя ситуацию. На третьих воротах держиморды Гильдии попытались было прорваться, полезли дурной силой, толпой, нахрапом, не вынимая оружия, просто сцепив руки в замок, но солдаты Бернхотта выстояли. Я услышал, как звонко, на всю округу, завопил студент Шутейника:

— Да что вы творите? Посмотрите, что они творят! Они войдут… и выйдут… И в Нораторе начнется черный мор! Проклятая Гильдия!