Большой театр. Золотые голоса - Людмила Рыбакова

О выступлении Головина на тбилисской сцене писал в своей книге «Незабываемое» и Б. Кравейшвили – солист Тбилисской оперы и Большого театра: «…ни один певец-баритон (в том числе и итальянцы) не производил на меня такого яркого, неизгладимого впечатления. Помню, с каким триумфальным успехом проходили в Тбилиси его гастроли. У всех на устах было имя Дмитрия Головина… Его Риголетто, Фигаро, Демон были просто неподражаемы. И в голосе и во всем артистическом облике певца чувствовалась какая-то стихийная сила, первозданная мощь. Дрожь пробегала по телу уже после первой его фразы в знаменитой арии Риголетто: «Куртизаны, исчадье порока…». Зал слушал с затаенным дыханием, точно завороженный».

В советском репертуаре Головина, помимо партии Нагульнова, были партии Кленова в опере «Прорыв» С.И. Потоцкого, Евгения Листницкого в «Тихом Доне» И.И. Дзержинского, Кочуры в «Броненосце «Потемкин» О.С. Чишко, но таких образов, которые могли бы сравняться по художественной силе с его прежними, он не создал. Но это была не вина певца, а отсутствие достойного материала.

Об образе Кочуры музыковед Е.А. Грошева писала: «Роль одного из преданнейших борцов за свободу, всегда готового выполнить любое опасное задание, «романтика революции» (И. Судаков) нашла близкого себе по духу исполнителя. Сам в прошлом матрос, Д. Головин искренне передавал простодушие, человечность и мягкий юмор своего симпатичного героя. Он хорошо пел задушевные песни о березоньке, о соколе; однако не в силах артиста было преодолеть лиричность музыки, да и некоторую нелепость сюжетной линии».

Д.Д. Головин работал под руководством дирижеров – В.В. Небольсина, С.А. Самосуда, М.О. Штеймана, А.Ш. Мелик-Пашаева и режиссеров – И.М. Лапицкого, В.А. Лосского, Р.В. Василевского, А.А. Санина, Л.В. Баратова, Н.В. Смолича и многих других.

В 1933 году певец был удостоен звания заслуженного артиста РСФСР; в 1937-м – награжден орденом Трудового Красного Знамени.

Еще в 30-е годы он участвовал в составе бригады артистов Большого театра в шефских концертах для моряков Черноморского флота.

Во время Великой Отечественной войны – в концертах для фронтовиков, в спектаклях в филиале театра и в Куйбышеве, куда была эвакуирована труппа Большого театра, но некоторые артисты попеременно пели в обоих городах.

А в 1943 году Д.Д. Головин был обвинен по ложному доносу в измене Родине (еще в конце 30-х годов его ограничили в гражданских правах в связи с пребыванием в монастырях и учебой в духовном училище) и репрессирован с братом, женой и сыном, тоже артистом, обвиненным также ложно в убийстве актрисы З.Н. Райх, жившей в том же доме. Певец провел в лагерях 10 лет.

В 1995 году в газете «Русская мысль» появились воспоминания тоже бывшего заключенного М.Я. Гринблата. Вот фрагмент из этих воспоминаний, открывших трагическую страницу в жизни Дмитрия Даниловича Головина: «Осенью 1979 года мы с женой были в Польше. В самом конце поездки попали в Варшавский театр оперы и балета… В антракте отправились в театральный музей. Три небольших зала, ярко освещенных огромными люстрами, были заполнены обычными музейными экспонатами: макеты постановок, афиши, фотографии, костюмы… Я прошел бы мимо этой витрины, где был выставлен ярко-зеленый костюм Фигаро, но уж очень он был красив, весь украшенный блестками и кружевами. Я нагнулся, чтобы прочесть надпись, исполненную на трех языках: польском, английском и русском… Там было написано: «В этом костюме в нашем театре в сезон 1931 – 1932 года пел партию Фигаро премьер Большого театра СССР Дмитрий Головин».

Я закрыл глаза, а когда открыл, уже не было вокруг ни Варшавы, ни театра, ни музея, а был маленький уральский городок Ивдель, занесенный снегом, съежившийся от холода (только ли от холода?), опоясанная колючей проволокой зона и вросший в землю барак с тусклой лампочкой под самым потолком…

Да, с великим баритоном, премьером Большого театра, мы более трех лет прожили на одних нарах в печально известном Ивдельлаге, о котором у Солженицына в «Архипелаге ГУЛАГе» сказано: «Мы сидим на Краснопресненской пересылке и молим Бога только об одном – не попасть бы в самый страшный советский лагерь, в Ивдель, что на Северном Урале».

Так вот, Головин и я как раз туда и попали! Было все: и общие работы – лесоповал, лесная биржа с ручной погрузкой бревен, молевой сплав по реке, постройка бараков, но потом все-таки театр, театр за колючей проволокой, в котором работали прекрасные артисты драмы, оперы, балета, эстрады, цирка…

…Десять долгих лет всемирно известный голос Головина звучал в бараках, столовках (в дни выступлений театра они превращались в концертные залы), и арии Онегина, Мазепы, романсы и песни слушали сотни тысяч зэков, попавших сюда, как правило, по такому же ложному обвинению, по такому же «праведному» суду…». Головин пел в музыкальном коллективе, созданном бывшим руководителем Государственного джазового оркестра СССР А.В. Варламовым, также заключенным.

После освобождения и полной реабилитации он жил в Уфе, во Фрунзе, а с 1957 года уже постоянно под Анапой в поселке Су-Псех. Принимал участие в культурной жизни Анапы, в работе местной самодеятельности, ставил спектакли в музыкальной школе города.

25 июля 1966 года Дмитрий Данилович Головин скончался в Анапе и похоронен на городском кладбище. С восхищением и печалью вспоминал о певце Ал.П. Иванов: «Неподражаемым, ни на кого не похожим был артист Дмитрий Данилович Головин. О таких говорят: божий дар. Его голос не имел себе равных среди баритонов, его сценические возможности не укладывались ни в какие академические рамки.

Он блеснул, как яркий метеор, и погас…»

Блистательная карьера певца оборвалась в 49 лет.

В 1976 году, к 200-летию Большого театра, фирма «Мелодия» выпустила диск с архивными записями золотого голоса Д.Д. Головина, но они, к сожалению, немногочисленны.

Л.Р.

Григорьев Антон Алексеевич

тенор

1926–2001

«Слава Большого театра, как коллектива, могла выстроиться только на хорошем фундаменте. Именно на великолепном фундаменте и произрастали выдающиеся артисты, потому что на пустом месте ничего не возникает. В Большом театре выделиться непросто. Еще бы, когда такой состав певцов! Выделиться среди них так, чтобы тебя заметили, чтобы тебе давали главные роли, – это надо быть действительно выдающимся талантом. Антон Григорьев как раз такой замечательный певец и актер, который выделялся и на общем фоне коллектива Большого театра. Великолепный тенор, изумительный. У него не только был прекрасный голос, но он был, так сказать, «изобразителен» и даже очень в тех ролях, которые он в течение многих лет пел. А у него была масса ролей. Он пел ведущие партии во многих операх. Кстати, и в моей опере «Мать» он исполнял молодого Купчика. По ходу действия там есть сцена, где Купчик пропивает отцовские деньги. И Антон делал эту сцену потрясающе, так блестяще, что в этом спектакле эта сцена становилась одной из жемчужин и имела всегда огромнейший успех – с такой отдачей, с таким темпераментом исполнял он роль этого пьяненького Купчика. И это не удивительно: с таким эффектным голосом он мог, как говорится, «разойтись» здесь по-настоящему! Я думаю, что эта партия была написана прямо для него», – писал об Антоне Григорьеве композитор Тихон Хренников, который неоднократно выступал с певцом, аккомпанируя ему на рояле, в самых разных аудиториях и считал его одним из блестящих певцов-актеров Большого театра.

Фра-Дьяволо. «Фра-Дьяволо»

Антон Григорьев родился в Киеве 31 января 1926 года в большой трудовой семье рабочего Киевского вагоноремонтного завода. Мама, как рассказывал певец, была бывшей батрачкой из имения Кочубеев. У отца был хороший голос, он любил петь и привил интерес к пению старшему сыну. Антон с детства распевал русские и украинские народные песни. На Украине это не в диковинку. Но однажды на школьной олимпиаде художественной самодеятельности, выступив с хором, он выиграл первый приз за лучшее исполнение. Это был мраморный зайчик, которого он не просто сохранит на всю жизнь, но и пронесет с собой в вещевом мешке по дорогам войны. Мечтая попасть в танковое училище, Антон едет в Оренбург, но по зрению комиссия его не пропускает. Он работает на строительстве аэродрома под Сталинградом, рабочим сцены драм-театра, проходит курсы шоферов. А в 1943 году был направлен в сформированный под Киевом 10-й танковый корпус и попал на Второй Украинский фронт. Здесь в минуты затишья голос и гитара Антона Григорьева приносили однополчанам невыразимую радость.

После войны он продолжал службу в западных областях Украины, а в 1946 году, демобилизовавшись, вернулся в Киев, где тогда была организована рабочая консерватория. Он попал в класс педагога А.В. Павловской, ассистента своего будущего наставника. Тогда это было в общем-то несколько неожиданно, потому что недавний фронтовик пришел в новообразованную консерваторию вместе с земляком, который решил прослушаться, а потом и сам рискнул спеть. Но, как известно, случайностей не бывает. Наконец, в 1947 году Антон Григорьев был зачислен на вокальное отделение Киевской консерватории к бывшему известному солисту Большого театра народному артисту Украины профессору М.В. Микише. Учитель верил в своего ученика на все сто процентов, отдавая ему не только весь свой опыт, но и душевное тепло, вселив и в него самого веру в большое будущее, повторяя, что «в ранце солдата лежит маршальский жезл». У А. Григорьева хранился старинный клавир «Травиаты», подаренный Михаилом Венедиктовичем, с пророческой надписью: «Будущему прекрасному Альфреду, дорогому, любимому нашему студенту от любящих педагогов».