Свет мой (СИ) - Чернякова Наталья

— Я это чувствовала. Спасибо, мой любимый. Мне так хорошо с тобой, во всех смыслах хорошо. Где же ты успел набраться опыта? Я не замечала, что Марсельеза с кем-то близко общается.

— Ты вообще очень многого не видела под завесой любви к Сергею Николаевичу. С февраля прошлого года наши с Инной отношения изменились, они перешли, прости непутёвого за пошлость, в горизонтальную плоскость, случилось же это в то самое время, когда я заметил в тебе перемены и понял, с чем они связаны. Решил, что ты всегда будешь видеть во мне только брата. А когда мы с Инной расстались я встречался… это неважно, с кем потом встречался. Главное, мы теперь вместе. Но чего я не ожидал совершенно, у тебя, оказывается, до меня никого не было. Никакого Сергея Николаевича, никакого Андрея.

— Да, а все думали иначе. Сергей, конечно, пытался настаивать на сексуальных отношениях, но получил отпор — я не была к этому готова, к тому же хотела, чтобы всё было красиво, чтобы мой первый раз случился бы на шёлковых покрывалах, а не на застиранных, старых простынях. Наверное, и в правду, недостаточно его любила, а может, и не любила вовсе, просто преклонялась перед Ильиным как перед отличным преподавателем. Видимо, на подсознательном уровне у меня в голове сидел другой.

— Кто же это? — решил поиграть со мной Марсель.

— Один зарвавшийся, наглый и самоуверенный мальчишка. Так вот, я дала понять Сергею, что не потерплю этих приставаний. Вовремя сообразив, что я не шучу, он быстро отстал. Оно и понятно, для телесных утех у него была другая. А вообще, честно сказать, Ильин сдувал с меня пылинки, боялся лишний раз прикоснуться.

— Ты отказалась от более тесного общения потому, что это было неприятно?

— Не знаю. Скорее стыдно.

— А со мной не стыдно? — улыбаясь, спросил Марсель.

— А с тобой — нет. Ты же мой. Мой герой. Марсельеза моя ненаглядная.

В общем, вчера был день разложения. Нет-нет, не подумай ничего плохого, книга. Это от существительного ложе, нами придуманный неологизм, в каком-то новом его значении.

— Марсель, что мы скажем родителям, когда они приедут? — сказала я, вернувшись в реальность.

— Думал уже над этим. Скажем всё, как есть. Мама, наверное, поймёт, сложнее будет объяснить отцу. Обязательно последует всплеск очередной порции морали. Думаю, он будет против наших отношений.

— Но ведь смирится?

— Конечно. Может, даже быстрее, чем мы думаем. Я решил вот что: буду по вечерам подрабатывать, неважно, где и кем, но нас с тобой обеспечу, клянусь. Ты же выйдешь за меня замуж?

— Да, — сказала я твердо.

Вот ведь интересно, мне не нужно от любимого ни подарков, ни романтических вечеров со свечами, ни роз, ни ресторанов, ни заграничных турне, ни красивых и оригинальных признаний в любви, нужно только, чтобы он всегда был со мной.

— Может, пока не будем ничего говорить родителям? — спросила я.

— Нет, я не смогу сидеть у них на шее, зная, что у меня семья. Всё равно пойду работать, после праздников займусь этим вопросом. В крайнем случае, если что-то пойдет не так, разорю свой неприкосновенный запас — бабушка оставила небольшие накопления, на первое время должно хватить.

— Давай всё же подождём до лета. В студенческих отрядах можно хорошо заработать, и тогда в течение года можно периодично брать подработку. А то что это за учёба, если тебе вечерами придётся не за книжками сидеть, а вкалывать?

— Пойми, мы всё равно не сможем так долго скрывать наши отношения. Родители не слепые и не наивные люди. И я хочу жить с тобой по-настоящему, семьей. Ты разве не так думаешь?

— Хорошо, тогда скажем обо всем где-нибудь в апреле, через месяц, когда появятся первые деньги, и сразу уйдем жить в мою квартиру. А сейчас придется шифроваться.

Проголодавшись, мы заказали пиццу, потом долго разговаривали по телефону с папой.

— Как у вас дела? — спросил он. — Мирно и тихо? Не подрались, не поубивали друг друга?

— Папа, ну, ты же хотел, чтобы мы подружились друг с другом? Мы и подружились.

— Значит, все спокойно?

— Да. Передавай всем привет.

— Хорошо. Завтра позвоню, поздравлю с праздником одну очень милую и хорошую девочку, — сказал папа и положил трубку.

— Мою девочку, — внес коррективы Марсель.

Кто же тогда, дождливым майским утром две тысячи пятого года, мог подумать, что в наши жизни ворвется не только заносчивый сводный брат, не только строптивый сын, а еще и мое трогательное, нежное, ласковое, оберегающее от всех невзгод солнышко. И хочется, как заклинание, шептать: «Я люблю тебя! Не разлюби! Пожалуйста! Меня!» Эти слова надо шептать тихо-тихо, чтобы не спугнуть свое счастье, ведь оно, как известно, шума не любит.

22 марта 2009 г.

Сегодня Марселя снова нет дома. Нашел сразу две подработки в вечернее время: два раза в неделю тестирует в детском центре дошколят на готовность к школе и три раза в неделю подменяет тренера по каратэ Мишу Чернобровенко — заочника, готовящегося к сдаче диплома. Я тоже договорилась, конечно, в обход Марселя с одним блогером о ведении двух его контентных проектов, поработаю пока копирайтером. Конечно, денег пообещали не так много, но мы, я думаю, справимся и где-нибудь в середине апреля перейдем в мою квартиру.

Мне не хватает общения с Марселем, его нежных рук, его горячих губ, его тихого голоса, а самое главное, у нас нет возможности открыто демонстрировать свои чувства — того, о чём предупреждал меня парень. Конечно, мы встречаемся в моей маленькой квартирке сразу после занятий, но этого недостаточно — времени друг на друга у нас немного (оттого эти часы, безусловно, очень ценны!), а дальше расходимся по своим делам, и так до позднего вечера. Часов в девять вся семья в сборе — и это самое тяжелое для нас время. Чтобы себя не выдать, мы запираемся в своих комнатах и, как зомби, там находимся до утра.

Позавчера, в пятницу, в нашей конспиративной квартире мы решили пропустить субботние занятия и посвятить полностью этот день общению. Книга, мы не могли оторваться друг от друга ни на минуту, настолько соскучились, и, наверное, впервые не хотели возвращаться домой. Или эта квартира и есть наш дом?

— Марсель, давай говорить друг другу правду всегда, какой бы она не была? Простить можно многое, но не ложь и не предательство. А одно с другим, как правило, пересекается.

— Конечно. Это обязательное условие совместной жизни.

— А почему ты решил стать психологом?

— Из-за Сонечкиной вредности. Не знал, как справиться с тобой — любовью всей моей жизни. Ещё хотел разобраться в людях, понять их поступки, чувствовать души.

— Не разочаровался в психологии?

— Не знаю, пока все устраивает. Но, скорее всего, я стану военным психологом, если понравится в армии.

— А если нет?

— Тогда клиническим. В любом случае, без тебя я решение не приму.

В дверь неожиданно позвонили.

— Ждешь кого-нибудь? — улыбаясь, спросил Марсель.

— Ага, Ирину. Дубль два.

Это был курьер с охапкой разноцветных гелиевых шаров и тортиком в виде сердечка.

— Ааааааааа, Марсель, ты опять меня радуешь, выдумщик мой любимый. Как здорово, — запрыгала я по комнате, чисто ребенок.

— Ну, да, любовные чувства нужно постоянно подогревать.

— Они ещё не остыли и в прямом, и в переносном смысле. Подогревать не надо. Пойдем на кухню.

На столе горкой лежали накрытые салфеткой горячие слоеные бутерброды в виде сердца.

— О, любимая, быстро учишься. Когда успела приготовить?

— Дома еще, пока ты спал.

Поздно вечером мы покинули свое первое жилье, отбиваясь от вопросов бдительных родителей: куда пропали их любимые детки?

5 апреля 2009 г.

Я не хотела писать, книга, но потом всё же решила сделать последнюю запись и логически завершить дневник. В общем, «ещё одно последнее сказанье — и летопись окончена моя».

Сегодня вечером ушёл Марсель, совсем, ничего не объясняя, просто собрал часть своих самых необходимых вещей в сумку, поцеловал в щеку маму, сказал: «Спасибо за все», и ушел. С папой и Стасом вообще не простился — их в тот момент не было дома. Мама успела крикнуть вдогонку: