Твое нежное слово - Карин Монк

С той ужасной ночи, когда началась болезнь Камелии, прошло больше двух недель. Она выздоравливала медленно. Саймон провел с ней почти четверо суток, пока Зареб, Оливер и Эллиот беспомощно стонали в своих каютах. Все это время Саймон не отходил от Камелии, поил с ложечки водой, уговаривал съесть кусочек печенья, выносил ведро, когда се желудок отвергал скромную пищу.

Джек продолжал уверять его, что продолжительность болезни Камелии совершенно нормальна, но Саймон тем не менее волновался. Когда он навестил Зареба и принес ему воду и сухое печенье, Зареб твердил, что все они заболели из-за проклятия и что в каюте Камелии нужно зажечь огонь, чтобы защитить ее. Саймон уверял, что вовсе не проклятие привело их в такое плачевное состояние, но Зареба это не убедило. Он велел Саймону натирать Камелию бучу, пахучим африканским растением, чтобы защитить ее, и очень рассердился, когда Саймон категорически отказался.

Через четыре дня худшее осталось позади, но болезнь сказалась на Камелии. Мужчины через несколько дней окончательно восстановили силы, но Камелия, казалось, не могла оправиться от слабости. Синяки под глазами не исчезали, кожа потеряла прелестный загар. Камелия все время мерзла и куталась в шаль, даже когда жарко светило солнце. Одежда свободно болталась на ней, и хотя Камелия постоянно говорила о своем участке и планах, Саймон тревожился, что в таком состоянии она не вынесет физической нагрузки, которую требует ее работа.

– Как ты себя чувствуешь, Тиша? – тревожно нахмурился Зареб.

– Все хорошо, Зареб, – уверила его Камелия. – Сегодня я чувствую себя гораздо лучше.

– Я готовлю для вас нечто особенное, от чего нарастет мясо на костях и волосы на груди. Ну, это только так говорится. – Оливер бросил на Саймона предостерегающий взгляд.

– И что же это?

– Добрый острый хаггис, – гордо ответил Оливер. – Я только что замочил желудок. К вечеру я его набью, сварю, и можно будет есть.

Камелия подозрительно посмотрела на болтающийся в кастрюле желтый комок.

– Я никогда не ела хаггис.

– Это трахея и легкие, – предупредил ее Зареб, – нарубленные с животным жиром.

– Это звучит хуже, чем есть на самом деле, – вставил Саймон, задаваясь вопросом, не вызовет ли вид овечьего желудка у Камелии тошноту. – Но вы не должны это есть, если не хотите.

– Почему это она не хочет? – удивился Оливер. – Если она привыкла есть жуков и червяков, почему она должна испугаться доброго шотландского хаггиса?

– На самом деле я жуков и червяков никогда не ела, – сказала ему Камелия. – Я уверена, что ваш хаггис замечательный, Оливер, просто я не голодна.

– Подождите, пока он окажется в вашей тарелке с картофельным пюре, в котором тает масло. И вам покажется, что вы умерли и увидели рай небесный.

– Или вы очень захотите умереть, – язвительно добавил Саймон.

Камелия посмотрела на сырой желудок и сглотнула, борясь с подступающей тошнотой.

– Вы едите желудок или только то, что внутри?

– Не волнуйтесь, Камелия. Если вам это блюдо не нравится, уверяю, мы с Саймоном и Оливером быстро с ним справимся, – улыбнулся присоединившийся к ним Джек. – В юности мы очень любили хаггис, который готовила Юнис.

– Да, когда они появились у мисс Женевьевы, это была пара заморышей, – добавил Оливер. – Грязные, голодные, их ветром шатало. И мы кормили их хаггисом с картофельным пюре, бараньим рагу и пудингом. Сами видите, какие они выросли!

– Сколько Дорин и Юнис его ни кормили, Саймон всегда хотел есть. – Джек весело поглядел на младшего брата. – Через десять минут после завтрака он спрашивал, когда будет ленч, сразу после ленча интересовался у Юнис, не пора ли пить чай. За чаем он всегда выторговывал у нас печенье, бисквит или булочку в обмен на что-нибудь.

– Мы с Юнис не могли поверить, что маленький парнишка мог столько съесть, и были уверены, что он прячет еду в салфетке, чтобы съесть потом, – добавил Оливер. – Его сестры Аннабелл, Грейс и Шарлотта так делали, когда появились в доме. Они не верили, что на столе через несколько часов снова будет еда. Но сколько мы ни проверяли, салфетка Саймона была чистой. Тогда Дорин подумала, что он прячет еду где-то в доме, но не нашла ни крошки. Наконец, мы решили, что парень родился с полыми ножками, и как его ни кормили, не могли заполнить пустоту! – хлопнув себя по колену, рассмеялся Оливер.

Камелия наблюдала, как улыбается Саймон, когда Оливер и Джек рассказывали историю. На нем, как всегда, были темные брюки и мятая белая рубашка с распахнутым воротом и небрежно закатанными рукавами. Этот непритязательный костюм на залитой солнцем палубе казался совершенно естественным, хотя не соответствовал общепринятым стандартам. Океанский бриз играл его медными волосами, которые уже немного выгорели, на коже появился здоровый загар. Стоя на палубе среди разбросанных чертежей, рядом с поддразнивающим его братом и старым другом, Саймон казался совершенно отдохнувшим и успокоившимся.

Камелия тревожилась о нем в первые дни рейса, когда Саймон был настолько болен, что не выходил из каюты. Но он не только полностью оправился от морской болезни, он выглядел как никогда бодрым и крепким. В Лондоне Саймон главным образом сидел в помещении, похоронив себя среди книг, бумаг и изобретений. Когда он над чем-нибудь работал, то порой надолго терял чувство времени, как это было в тот день, когда она пришла в его лабораторию. Камелия подозревала, что он не раз забывал поесть, пока Юнис, Дорин и Оливер не поселились с ним. Сейчас же он выглядел удивительно сильным, красивым и спокойным.

– Свежий воздух вам на пользу, – заметила Камелия придвигаясь ближе к Саймону.

– Да, когда море успокоилось. – Саймон сдвинул чертежи и указал на ящик. – Садитесь, пожалуйста.

– Спасибо. – Камелия села, плотнее запахнув шаль, и смотрела в безбрежное искрящееся море. – Красиво, правда?

Саймон задержал на ней взгляд.

– Да.

– Думаю, берег уже недалеко. – Камелия подставила лицо теплым солнечным лучам.

– Откуда вы знаете?

– Я это чувствую. Понимаю, что это не очень научно, но это действительно единственное объяснение.

– Многие научные открытия начинались с ощущений, – заверил ее Саймон. – Иногда интуиция – это единственное, чему можно доверять. Что вы чувствуете, Камелия?

Она закрыла глаза, впитывая жар солнца, запах океана, мягкое покачивание судна, несущего ее все ближе к дому.

– Стало гораздо теплее, – начала она, радуясь горячим солнечным лучам. – Воздух пахнет слаще, не такой солоноватый, как в открытом океане. Но главное, мое сердце бьется спокойнее. Такой покой я испытываю только в Африке. У меня такое чувство, что, когда я дома, со мной ничего не случится. – Она открыла глаза и увидела, что Саймон, не отрываясь, смотрит на нее.