Загадочные события во Франчесе - Джозефина Тэй

Марион заперла дверь, и они пошли к воротам, где стояла машина Роберта. У ворот Марион остановилась и оглянулась.

— Это старый некрасивый дом, но у него есть одно достоинство — он круглый год одинаков. Только летом от жары трава становится пожухлой, а в остальном он совсем не меняется. Другие дома выглядят лучше весной или летом — когда цветут рододендроны, клумбы, миндаль и дикий виноград… А Франчес всегда одинаков. У него нет украшений. Ты что смеешься, мама?

— Я подумала, какой у бедолаги разряженный вид с этими кадками с желтофиолями.

Они постояли, смеясь над мрачным, грязно-белым домом с этим неуместным цветочным украшением и, смеясь, закрыли ворота.

Роберт не забыл о своем обещании и перед ужином с Кевином в отеле «Перья» в Нортоне позвонил в полицейский участок в Милфорде и напомнил, что сегодня ночью дом Шарпов будет без присмотра.

— Хорошо, мистер Блэр, — сказал сержант, — я передам дежурному, чтобы он открыл ворота и прошелся по двору. Да, у нас есть ключ. Все будет в порядке.

Роберт не совсем понял, что это даст, но ничего лучшего взамен предложить не смог. Как сказала миссис Шарп, если кому-нибудь взбредет в голову бить окна, то никто им не помешает. Он решил, что зря беспокоится, и поспешил присоединиться к Кевину и его коллегам.

Адвокаты любят поговорить, и к себе в номер Роберт вернулся очень поздно. «Перья» — одна из достопримечательностей Англии, сюда всегда приезжают американские туристы. Гостиница не только известна, но и достаточно комфортабельна. Ее построили в 1480 году, и старинный интерьер с темными дубовыми панелями сохранился до наших дней, но здесь есть и все современные удобства — водопровод, электричество, телефон, — так что от желающих остановиться нет отбоя.

Роберт заснул очень быстро и, когда над его ухом зазвонил телефон, с трудом пробудился.

— Алло? — сонно спросил он и тут же проснулся.

Это был Стэнли. Он спрашивал, может ли Роберт приехать в Милфорд — во Франчесе пожар.

— Сильный?

— Да, но дом пытаются спасти.

— Я еду.

Роберт проделал обратный путь на скорости, которую еще месяц назад осудил бы в других и счел бы совершенно немыслимой для себя самого. Когда он промчался мимо своего дома и выехал за пределы Милфорда, на горизонте показалось марево пожара. Была лунная ночь, на бледном летнем небе висел молодой месяц. Зарево горящего дома, кажется, пульсировало в такт биению сердца Роберта, которое сжималось от тоски и ужаса.

Хорошо, что в доме никого нет. Успели ли вынести из дома ценные вещи, подумал он. Да и оказался ли поблизости кто-нибудь, кто взял на себя труд решать, что ценное, а что нет?

Ворота были распахнуты, и во дворе, освещенном пламенем, было полно людей и машин пожарной команды. Первое, что бросилось Роберту в глаза — нелепо выглядевшее среди травы расшитое бисером кресло из гостиной; у него сжалось сердце. Ну что же, хоть его спасли.

К нему подошел Стэнли, которого он еле узнал, и сказал:

— А, вы уже приехали. Я подумал, что вам нужно сообщить о пожаре. — По вымазанному в саже лицу Стэнли струился пот, оставляя бороздки, словно морщинки, и его молодое лицо казалось изможденным и старым. — Воды не хватает. Мы многое успели вынести из дома. Всю мебель из гостиной. Я подумал, что они сами, наверное, поступили бы так же. И еще мы кое-что сбросили из окон верхнего этажа, но все тяжелые вещи сгорели.

На траве, подальше от сапог пожарных, были свалены матрасы и постельное белье. Посреди газона стояла мебель и, казалось, у нее удивленный и потерянный вид.

— Давайте отнесем мебель подальше, — предложил Стэнли. — Здесь ей не место: она может загореться от искр, или этим мерзавцам взбредет в голову на нее взгромоздиться. «Мерзавцы» — относилось к пожарным, которые трудились в поте лица.

И Роберт начал перетаскивать мебель, с горечью узнавая отдельные вещи, которые успели стать для него родными: кресло, для которого, по мнению миссис Шарп, инспектор Грант слишком тяжел; стол вишневого дерева, за которым они обедали, когда приезжал Кевин; столик из прихожей, на который всего несколько часов назад миссис Шарп «брякнула» свою дорожную сумку… Шум и треск пламени, крики пожарных, причудливая игра лунного света, включенных фар и отблесков пламени, нелепо торчащая посреди газона мебель — все это привело Роберта в состояние, похожее на то, когда отходишь от наркоза.

И вдруг одновременно случились две вещи: с грохотом обвалился второй этаж, и в яркой вспышке пламени, высветившей все вокруг, Роберт увидел двух парней, чьи лица светились нескрываемым злорадством. Он сразу понял, что Стэнли их тоже заметил. Роберт увидел, как кулак Стэнли с треском, который даже не смог заглушить гул пожара, ударил одного из них в челюсть, и злорадная физиономия скрылась в темной, мягкой траве.

Роберт ни с кем не дрался с тех пор, как еще в колледже забросил бокс, и драться ни с кем не собирался. Но его левая рука сама сделала все, что нужно, — и еще одна ухмыляющаяся физиономия скрылась во тьме.

— Отличная работа, — заметил Стэнли, облизывая разбитые в кровь суставы. — Смотрите!

В этот момент крыша сморщилась, как лицо ребенка, когда он собирается заплакать, или как горящая пленка. Печально известное маленькое круглое окно наклонилось вперед, а потом медленно провалилось вовнутрь. Из него вырвался язык пламени и тут же исчез. И тут рухнула вся колыхающаяся крыша, увлекая за собой оба этажа, чтобы догорать всем вместе. Люди отошли подальше от нестерпимого жара. И пламя, торжествуя, еще ярче полыхнуло в летней ночи.

Когда пожар, наконец, потух, Роберт с легким удивлением заметил, что наступил рассвет. Спокойный, серый рассвет, сулящий отличный день. Вместе с ним наступила тишина: рев пламени и крики пожарных сменились негромким шипением воды на дымящемся остове дома. Посреди затоптанной травы стояли четыре стены, черные от копоти. Четыре стены и лестничный пролет с покоробленными чугунными перилами. По обе стороны крыльца стояло то, что осталось от кадок с желтофиолями, — через края неузнаваемыми лохмотьями свешивались почерневшие обугленные цветы.

— Ну вот и все, — сказал Стэнли.

— Как это случилось? — спросил Билл, который только что пришел на пепелище.

— Неизвестно. Когда пришел констебль Ньюзэм, дом уже горел, — сказал Роберт. — Кстати, куда делись эти два типа?

— Те, которых мы наказали? — спросил Стэнли. — Пошли домой.

— Жаль, что выражение лица нельзя использовать в суде как улику.

— Да, — сказал Стэнли. — За это никого не задерживают, впрочем, как и за разбитые стекла. А я еще кое с кем не расквитался за тот удар по голове.

— Вы чуть не сломали тому типу шею. Пусть это послужит своеобразным утешением.

— Как вы им об этом скажете? — спросил Стэнли, имея в виду Шарпов.

— Бог его знает. То ли сказать им сразу и этим омрачить их триумф в суде, то ли дать им насладиться победой и только потом сказать про пожар?

— Пусть насладятся победой, — сказал Стэнли. — Не надо ее портить.

— Пожалуй, вы правы, Стэн. Если бы я знал… Наверно, мне стоит заказать им номер в «Розе и короне».

— Вряд ли им там понравится.

— Пожалуй, — с легкой досадой сказал Роберт. — Но у них нет выбора. Что бы они ни решили, одну-две ночи им придется провести в Милфорде. А лучше «Розы и короны» им ничего не найти.

— Знаете, я думаю, моя хозяйка с радостью согласится их принять. Она всегда была на их стороне, у нее есть свободная комната, и они смогут воспользоваться гостиной в передней части дома — она ею никогда не пользуется; там очень тихо — это крайний ряд муниципальных домов, которые выходят окнами в поле. Я уверен, им там понравится больше, чем в гостинице, где все будут на них пялиться.

— Конечно, это намного лучше, Стэн. Я бы сам никогда не додумался. Значит, вы думаете, ваша хозяйка согласится?

— Я не думаю, я уверен. Сейчас они составляют главный интерес в ее жизни. Для нее это будет лучший подарок.

— Хорошо, но вы все-таки узнайте определенно и позвоните мне в Нортон. Отель «Перья».

22

Роберту казалось, что, по крайней мере, половина жителей Милфорда сумела втиснуться в зал заседаний суда в Нортоне. Во всяком случае, многие жители Нортона толпились у входа, громко выражая свое недовольство тем, что, когда в «их» суде рассматривают нашумевшее дело, какие-то нахалы из Милфорда лишили их права на нем присутствовать. Причем, весьма хитроумные нахалы — представьте себе, они додумались подкупить нортонских мальчишек, и те держали им очередь — до чего взрослые жители Нортона сами, увы, не додумались.

В зале было очень жарко и душно, и пока шел предварительный допрос и Майлз Эллисон зачитывал обвинительный акт, публика вела себя неспокойно. Эллисон был полной противоположностью Кевина Макдермота: казалось, что его ясное, тонкое лицо принадлежит не конкретному человеку, а некоему типу. Его негромкий, сухой голос был абсолютно бесстрастен, так же как и манера чтения. И поскольку эта история была известна всем присутствующим до малейших подробностей и неоднократно обсуждалась, они не слушали прокурора, а высматривали в зале знакомых.