Шайтан Иван 6 - Эдуард Тен

— Пока не торопись, — остановил я его. — Продолжай нести службу. Подбери себе в помощь троих надёжных и рукастых. Отвечать за них будешь ты. Позже разберемся. — Я достал деньги. — Держи, двадцать рублей ассигнациями, на пропитание. Помни: пьянства не терплю. Замечу — прощаемся навсегда.

— Слушаюсь, господин полковник! — Егоров вытянулся. — Исполню в точности. Когда ждать вас?

— Днями приеду с супругой. Бойцы, трогаем.

Мы покинули мой новый дом, когда февральский вечер уже сгустился в настоящую темноту.

Новость о подаренном доме Катерина приняла спокойно без восторженных криков и хлопанья в ладошки. Первое о чём она спросила: Петя, а у нас есть деньги на обустройство?

— Да, Катюша, государь пожаловал тридцать тысяч ассигнациями.

Лишь после этого её лицо озарилось улыбкой.

— Никогда бы не подумал, что ты станешь такой рачительной женой, Катенька — с удивлением сказал Дмитрий Борисович. Я сообщил эту новость во время ужина.

— Вы съедите в свой дом и я останусь один, грустно вздохнул граф. — Признаться я уже привык к тому, что дом наполнен живыми людьми.

— Не хочется обременять вас, Дмитрий Борисович. — попытался утешить я старика.

— О чем ты, Петр, с вами у меня пропало чувство одиночество, да и тезка мой уже стал привычен, особенно когда он возмущается. — тепло улыбнулся граф. — Ну, такова жизнь.

Близость дома к Аничкову дворцу была неслучайной.

— Разделяю вашу мысль, Дмитрий Борисович, — кивнул я.

— Ты вернулся без шашки, Пётр? — подметил проницательный граф.

— Отдал ювелиру. Решил поменять на Георгиевский знак.

— Ого! Поздравляю, господин полковник! Такой повод требует достойного возлияния. В кабинете? — предложил граф, собираясь встать из-за стола.

— Полковник, можно мне обратиться? — тихо, с заметным смущением попросил ужинавший с нами Мурат. Мелис и Катя усердно посвящали его во все тонкости светского обхождения.

— Говори, Мурат.

— Я хотел бы… сходить в гости к княгине Оболенской.

Катя удивленно взглянула сначала на Мурата, потом на меня.

— Ну-у… это, конечно, возможно, — растерянно ответил я, застигнутый врасплох такой просьбой. — Но надобно прежде узнать, соизволит ли княгиня принять тебя.

Сама мысль о визите к княгине сжала сердце неприятным комом. Одно лишь воспоминание о ней вызывало жгучий, всепоглощающий стыд. Теперь, оглядываясь на ту роковую ночь, я ясно видел: поддавшись порыву, совершил очень опрометчивый поступок. Или… нет? Все случившееся тогда — безумие, вспышка слепой страсти, полная утрата власти над собой — не укладывалось в трезвые рамки. Малейшее её сопротивление, твердое «нет» — и я бы отступил… Но она безмолвствовала. Её молчание обожгло тогда сильнее любого порицания и теперь оставило в душе раскаленный след.

— Петя! — услышал я голос Кати, словно сквозь толщу воды.

— Прости, Катенька, задумался, — опомнился я. — Дела вспомнил.

— Что-то случилось? — настороженно спросил граф, уловив перемену в моем тоне.

— Да, Дмитрий Борисович. Государь вновь удостоил меня поручением, и весьма серьезным. Придется задержаться в Петербурге до середины лета. Андрею надлежит без промедления отбыть и принять временное командование батальоном.

— Князь, полагаю, справится. Дело того требует? — уточнил граф, пристально глядя на меня.

— Без сомнения, Дмитрий Борисович, — твердо ответил я, чувствуя тяжесть нового груза на плечах. — Без сомнения.

Уже в кабинете, я подробно изложил графу прошедшие события и свои опасения.

— Пётр, твоё стремление вернуться на Кавказ мне понятно, — начал он. — Вынужден согласиться с тобой: активность Порты нарастает день ото дня. Англия и Франция усердно подталкивают султана к открытому конфликту с нами. Провокации на Кавказе неизбежны, я в этом убеждён. — Он повернулся ко мне, взгляд стал жестче. — Этот мирный договор с Хайбулой… крайне опасный прецедент. Он может подтолкнуть и других горских предводителей к подобным соглашениям с врагом, породить цепную реакцию. А присутствие стольких английских и французских советников в делах Абдулах-амина… Лишнее тому подтверждение. — Граф встал и подошёл к окну. — Все попытки нашего посла в Стамбуле хоть как-то умерить пыл противников, разрядить обстановку, наталкиваются на глухую стену. Партия войны там теперь у кормила, и они не скрывают своих намерений. В ответ на мои доклады граф Нессельроде либо отзывается туманными, ни к чему не обязывающими рассуждениями, либо разражается воинственными тирадами. Для нас же открытый конфликт с Портой — чистейшее безумие, чреватое тяжкими последствиями.

— Быть может, имеет смысл доложить напрямую Его Императорскому Величеству? — осторожно предложил я.

— Одно лишь моё появление в коллегии вызывает у Карла Васильевича приступ раздражения, — горько усмехнулся граф. — А уж обращение к Государю через его голову он воспримет не иначе, как личное оскорбление, попытку умалить его значение. По его словам, вся Иностранная коллегия попросту меня ненавидит. — Он тяжело вздохнул, глядя куда-то в пространство. — И, вероятно, это чистая правда.

— А может, Дмитрий Борисович, — позволил я себе настойчивость, — вам стоит плюнуть на всё это и подать в отставку? Сберечь нервы и честь.

— Вот ещё выдумал! — резко фыркнул граф, и в его глазах мелькнул знакомый огонек. — Устроить им такой триумф? Праздник? Нет уж, батенька. Пока дышу — не уступлю им поля без боя. Пусть знают: я не из тех, кто отступает с вежливым поклоном.

— Полно вам, Дмитрий Борисович! — поспешил я умерить его воинственный пыл. — Вы же сами не раз напоминали мне, что государственные дела требуют холодной головы. Видимо, мое дурное влияние… Как говаривал император.

— Неужели так и сказал? — Граф рассмеялся.

— Было дело, — вздохнул я.

— Не кори себя, Пётр. Влияние твое — благо. Возьми хотя бы нас с Катериной. С тех пор как ты вошел в нашу жизнь, она заиграла новыми красками, отбросив прочь серость будней. И это коснулось не только нас. Говорю без лести, сущая правда. Да и государь, без сомнения, ценит тебя весьма высоко. Однако… — Граф слегка помрачнел. — Благосклонность сильных мира сего — клинок о двух лезвиях. Прошу, Пётр, не забывай об этом.

Глава 29

Кабинет помощника Главного прокурора, действительного статского советника Барышева У. С.

Тишину кабинета, нарушаемую лишь шорохом бумаг на массивном столе, прервал почтительный стук. Дверь приоткрылась.

— Ваше превосходительство, генерал-интендант Лукомский просит позволения войти, — доложил секретарь.

— Проси, — раздался