«Если», 2012 № 07 - Журнал «Если»

Надо будет после инструктажа подойти поздороваться. Однако инструктаж, похоже, кончаться не собирался.

— Игровая подготовка превосходит военную уже в силу своей универсальности, — не унимался игротех, — поскольку предполагает освоение не только современного, но и исторического оружия.

Славик помаленьку начинал клевать носом. В полудреме соткался перед ним стенд «Страна Хоббитания», только вот заповеди на нем были какие-то не совсем знакомые: «Юный хоббит самолюбив», «У юного хоббита деревянные нервы». Хотел удивиться, но в следующий миг всхрапнул. Вздрогнул, вскинулся — и, как выяснилось, очень вовремя: вокруг зашевелились, захлопали откидными сиденьями и, не снимая наушников, подались всей громадой на выход.

Поздороваться с Савелием Павловичем так и не удалось.

Колонна армейских грузовиков выползла из города на шоссе и с церемониальной неторопливостью двинулась в сторону поймы. Сорок километров в час, быстрее — ни-ни! Ограничение скорости было предписано в прошлом году, когда ролевая землеройная машина протаранила мирный «мерседес». Устроившись у бойницы, Славик отдраил металлическую заслонку и от нечего делать созерцал окрестный ночной пейзаж. Моросило. Колыхались полотнища белого света. Зернисто посверкивал асфальт. Зловещим видением проплыл завалившийся в придорожную канаву тупорылый дракон на базе гусеничной самоходки. Над поверженным чудовищем скорбно склоняли головы трое в эльфийских непромокаемых плащах. Послышалось сдавленное восклицание, причем отнюдь не на квенье (она же — высокая речь). Даже не на синдаринском.

Повезло ребятам. Пол-игры просачкуют. А с другой стороны, вытаскивать-то дракона кому? Им и вытаскивать…

Освещение внутри походной типографии было крайне скудное, красноватое. Веня, ругнувшись, закрыл и спрятал книжку. Попытался заглянуть через Славиково плечо в бойницу, не преуспел, поерзал, притуливаясь поудобнее. Однако попробуй тут засни: зябко, неловко и потряхивает вдобавок.

— И все-таки лучше уж так, — уныло сказал замредактора. — Собраться успели, подготовились… А представляешь, каково завтра цивилам придется? Спят себе в постельках, знать ничего не знают, ведать не ведают… Вдруг хвать их тепленьких, трезвеньких, и на полигон.

Славик хмуро покосился и не ответил. Наивный он, этот Веня. Можно подумать, ни разу на игру не выезжал…

Нуменор-3, основой которого служили руины водонапорной башни, ныне отстроенные и превращенные в донжон, ночью выглядел особенно жутковато. Свет фар походной типографии, перепрыгнув черный, кажущийся бездонным ров, уперся в сырую, наспех сложенную кирпичную стену, украшенную полузатертой надписью: «Торин — лох!!!».

Играть в башне было можно, жить — вряд ли. К счастью, за крепостной стеной имелась еще так называемая гостиница — длинное одноэтажное строение с койками и масляными обогревателями внутри. А то пришлось бы разбивать палаточный городок, в грязи, темноте, под мерзкой изморосью. Удовольствие, прямо скажем, невеликое.

Пока опустили мост, пока перегнали технику через ров, пока запустили движок и закончили вчерне с обустройством территории, пошел уже третий час. Наконец Славик добрался до койки и заснул мгновенно и мертво.

Когда открыл глаза, в низкие квадратные окна лезло развеселое солнышко. Рог еще не трубил. Движок тоже молчал. Как и было обещано, после ночного марша дали выспаться. Сосед справа потянулся, сел, огляделся.

— Доброе утро, Славик, — озадаченно сказал он. — Или тебя теперь положено Урлом величать?

— Доброе утро, Савелий Павлович, — ответил тот и тоже сел. — Величайте как хотите… А вас-то чего загребли?

— Оказывается, по штату положено, — со вздохом отозвался бывший педагог. — Если работаешь в министерстве, то хотя бы раз в году будь добр выехать на полигон.

— А что вы там делаете, в министерстве?

— Так… под ногами путаюсь.

— По школе не скучаете?

— Нет, — сказал Савелий Павлович и неожиданно улыбнулся.

Хлопнула дверь, вошел озабоченный райигротех, оглядел койки. С ним поздоровались, нестройно и как можно тише, чтобы не разбудить досыпающих.

— Урл Левая Рука?

— Я… — с интересом глядя на вошедшего, отозвался Славик.

— Мордорский знаете?

— Фигли там знать! Аш назг дурбатулук…

— Вот и отлично, — с облегчением сказал игротех. — Значит, будешь поражать врага ужасом на его собственном языке…

Славик возмутился, сбросил ноги на пол.

— Не понял! — угрожающе произнес он. — Мое дело — начертательная магия, — полез в боковой кармашек рюкзака, извлек приписную квенту. — Вот! Черным по белому… — вгляделся в первую строку, моргнул. «Ординарец одиннадцатой роты девяносто первого пехотного полка Йозеф Швейк…» — значилось там. А дальше, что самое любопытное, все, как раньше: Урл Левая Рука, и так далее… Что за диво? Либо в райигропункте напутали, не из той игры влепили, либо кто-то нарочно прикололся. Такое тоже иногда случалось…

Райигротех скривился, потер лоб.

— Да понимаешь… — страдальчески выговорил он. — Спецпропагандиста призвать забыли…

— Кого забыли?

— Ой… — спохватился игротех. — То есть не пропагандиста, а этого… Как его по игре? Ну, на драконе сидит с матюгальниками.

Подошел очкастый Голлум Веня. Личико заранее несчастное.

— Вы что, Славика у меня забираете? — испуганно спросил замредактора. — Я без него не справлюсь.

— Справитесь, справитесь, — успокоил игротех. — Ну нельзя нам никак без дракона! — жалобно вскричал он. — Гроссмейстеры прибудут, замминистра прибудет! Игра-то показательная.

— Замминистра? — оживившись, переспросил бывший педагог, а ныне работник министерства. — Петр Маркелович?

— Если бы! — буркнул игротех. — В том-то и штука, что Николай Иванович! С Петром Маркеловичем мы бы и горя не знали… Ну ты как, Урл? Кончай малодушничать! Решайся.

Славик размышлял. Глаза ролевика стали загадочными и жуликоватыми. Голлум Веня смотрел на коллегу то с ужасом, то с надеждой.

— Не, ну раз надо… — вымолвил наконец Урл.

Игротех обрадовался. Замредактора застонал. А в следующее мгновение во дворе завыл рог. Пора, пора…

Весь день потратили на воздвижение палаточного городка за пределами крепости. Ночь прошла спокойно, а ранним утром подкатили автобусы с цивилами, взятыми на игру, согласно предписанию, тепленькими, из постелек. Трезвых среди прибывших не было.

Эх, ролевики, ролевики… А ведь подписку давал и о неразглашении! Что касается Славика, его совесть была чиста — никому ни словечка. Разве что соседу по этажу шепнул, ну так это ж сосед: не предупредишь, обидится вусмерть…

Да и сами игротехи, судя по графику заезда, не слишком верили в неукоснительное соблюдение секретности. Вот он, график-то: вчера олдовые, сегодня цивильные, завтра приведение народа в чувство, а уж послезавтра, когда протрезвеют, игра. Выбор полигона опять-таки свидетельствовал о прозорливости организаторов: единственной лазейкой в реал (иными словами, в сельский магазин) служил мост через Гоблинку, а на мосту силы добра выставили пикет.

Неудачнику по жизни и по игре Вене приказано было остаться в лагере, где со скандалом изымались прихваченные из дому запасы спиртного. Пока мрачный подвал донжона заполнялся конфискованными бутылками, Славик с Савелием Павловичем, везунчики этакие, в составе отряда стражников шли себе налегке к мосту.

Зелень, солнышко, шершавый от влаги воздух.

— Савелий Павлович, — сказал Славик. — А вот… «Храбрость состоит из самолюбия и деревянных нервов…» Откуда это?

Бывший преподаватель внимательно посмотрел на выученика и как будто что-то заподозрил.

— Лев Толстой, — не сразу и как-то больно уж осторожно отозвался он. — «Севастопольские рассказы». Почему ты спрашиваешь?

— Так… Услышал.

А ведь, если вдуматься, государственный переворот ударил по Савелию Павловичу куда больнее, чем по всем прочим. Зануда, конечно, вечно в душу лез, приставал с дурацкими вопросами, но предмет свой любил. А изъяли Гончарова с Толстым из школьной программы — и куда ему податься? Хорошо Петр Маркелович под крылышко взял, пристроил в министерство.

В глубине души Славик готов был посочувствовать Савушке, кабы не одно обстоятельство: а именно — внезапная улыбка, с которой тот признался, что по школе больше не скучает.

— А все-таки, Савелий Павлович, что вы там делаете, в министерстве? Вы же ролевые игры терпеть не могли…

Второй раз Савушка отшутиться не посмел и призадумался, словно бы прикидывая, какую часть правды позволено ему огласить в данном случае.

— Проверяю отдельные произведения, — не слишком убедительно сообщил он.