Уровень 2 - Глеб Леонидович Кащеев

Снежана подумала, что самое худшее сейчас, это начать ее жалеть и позволить дальше погружаться в бездонное горе. Нужно было наоборот, отвлечь, наполнить жизнь мелкими бытовыми проблемами, чтобы отрезанная часть души зарубцевалась и перестала быть кровоточащей раной. Тогда можно уже и об исцелении подумать.

– Мы еле на ногах стоим. Может у тебя найдется хоть хлеба пожевать? – невинно спросила она.

Надя с негодованием стрельнула в ее сторону глазами, дескать как можно о еде в такой момент думать, но Ксанка тут же встала:

– Да, конечно. Подождите чуть, я приготовлю. У меня каша замочена с вечера. Сейчас быстро сварится.

Семен вздохнул и посмотрел на Снежану:

– Пойдем, выйдем. Поговорить хочу с глаза на глаз.

Илья насторожился, но в интонации Семена не было угрозы. Скорее это звучало как просьба. Снежана коротко кивнула и вышла на улицу.

– Что мне с ней делать, а? – спросил Семен, появившись в дверях.

– Почему ты меня спрашиваешь?

– Ну не знаю… больше некого. Надюха деревянная же. Она людей не чует. Дана только о себе думает. Дин вообще остолоп тот еще.

– Илья?

– Шутишь? Он, конечно, помог там, в башне, спасибо ему. Но разобраться в тонкостях чужой души? Он это… хирург. Отрезать, пришить. А тут терапевт нужен.

Семен потер редкую появившуюся щетину на подбородке и посмотрел на синее небо.

– Понимаешь, я ее видел до этого. Ксанку то. Во снах. Очень часто. С того момента, как мы одни остались с сеструхой, Ксанка постоянно мне снилась и это… ну поддерживала меня что ли. Сил давала и веры. Словно ждет меня кто-то, ради кого надо сдюжить. Иначе руки бы давно опустил. Я все думал фантазия у меня такая. Ну Малыш себе Карлсона выдумал, а я принцессу из другого мира. Прихожу сюда, а тут она в реальности, представляешь? Я сначала даже глазам не поверил. Думал сплю наяву. Ан нет. Живая, настоящая. Даже голос тот же. Мы во снах часто разговаривали. И знаешь… мне кажется она меня тоже узнала. Я видел, как вздрогнула, когда мы только вошли в дом. Только вот виду не подала. Гордая… или стеснительная. Кто вас, баб, разберет.

Снежана смотрела на него, не веря. Тот ли это циничный грубый парень, что был в особняке? Сейчас он был совсем иным.

– Понимаешь, я ей должен. Не важно, даже если я ей не нравлюсь, но она меня когда-то спасла, вытащила из пропасти, можно сказать. Теперь моя очередь помогать. По-любому. Даже если потом прочь прогонит. Только вот что делать то сейчас, не пойму.

– Дурак ты, – вздохнув, сказала Снежана, – говорить с ней надо. Вот об этом всем и говорить. Если вы действительно такие соулмейты и общались раньше, то она же тоже сомневалась, снилась ли тебе. Страшно быть откровенным, да? Но ты же не трус. Что важнее, стеснение и боязнь, что Ксанка скажет, что ты ей не нравишься, что все тебе приснилось, или ее душа? Если все так, как ты рассказал, то только ты согреть ее и можешь. У нее сейчас холод лютый в сердце. Ей тепло нужно. Простое, человеческое. И я вижу, что ты можешь его дать, если перестанешь бояться и раскроешь душу.

Семен вздрогнул.

– Ты обо мне многого не знаешь. Мне есть чего бояться, – глухо ответил он.

– Я? Я о тебе все знаю. Ну кроме этих снов твоих. Та, что вас в команду собрала, мне целое досье на каждого предоставила. То, что твой отец мать убил по пьяни – знаю. И то, что дальше было – тоже.

Семен дернулся, как от пощечины.

– И то, что ты боишься, что станешь таким же как отец, что не сможешь контролировать свою ярость – догадываюсь. Поэтому ты и не общаешься ни с кем, кроме сестры, которая с того момента из реального мира в глубь себя ушла. Ты боишься того, что в тебе в глубине живет, а зря. У тебя большое доброе сердце. Я же вижу.

Семен молчал, смотря вдаль, стараясь не встречаться глазами со Снежаной.

– Знаешь… попроси ее проводить тебя в Лабрис, – добавила она, – Я серьезно. Ксанка не откажет, чувствую. Вам обоим это поможет. Лабиринт вытаскивает наружу светлое и человеческое, заставляет взглянуть на собственную тьму и навсегда побороть ее. Это и тебе, чтобы сестру привести, нужно, и ей не повредит.

– Опять ты со своим лабиринтом…

– Как знаешь. Ты сам спросил совета.

Они помолчали немного.

– Ты говоришь холод в сердце? – переспросил он. – Согреть надо… А способности мои после твоего лабиринта точно вернутся?

– Нет, не вернутся. Другими станут. Как и ты сам, – покачала она головой и вошла обратно в дом.

Четыре пары глаз в комнате напряженно рассматривали ее, пытаясь понять: о чем они там с Семеном говорили, но Снежана подошла к Ксанке, хлопочущей у печки:

– Тебе помочь?

Та сначала отрицательно помотала головой, а потом спохватилась:

– О… можешь пока хлеб порезать?

Снежана кивнула.

Надя

Как ни странно, после еды стало легче всем, да и хозяйка дома больше не выглядела равнодушной куклой. У нее даже слезы на глаза навернулись внезапно. Она, стесняясь, смахнула их пальцами:

– Простите. Все о нем напоминает. Куда не посмотрю.

– Поможешь нам разобраться что случилось? – спросила Снежана. – У него были враги? Кто-то мог хотеть…

Видимо фразу «его смерти» у нее язык сейчас не повернулся сказать.

– Нет. Он же такой добрый был. Его все любили. Эрлик журил часто за то, что Алекс не по правилам поступает, да все равно как сына любил. Староста нам помогал, когда мы одни остались с Алексом. Даже в помощники Мастера времени его пристроил. Мастер сначала брать не хотел, но Эрлик как-то настоял.

Снежана, нарезая хлеб, глянула в окно и вдруг заявила:

– Ой… совсем забыла про одно дело. Я скоро вернусь, – отложила нож и быстро выскочила за дверь раньше, чем кто-то успел хоть что-нибудь спросить.

Ребята за столом недоуменно переглянулись.

– А кому еще могла понадобиться башня, кроме Мастера и ученика? – спросил Илья, – может мы о ней не знаем чего?

Ксанка опять смахнула слезы и нахмурилась:

– Да никому… В ней смыл то только в том, чтобы на другой слой отправиться. Да Мастер в этом и так никому не отказывал. Хочешь – езжай. Даже возвращаться разрешал, коли передумал. А больше она ни на что и не годна.

Илья поджал губы.

– Разве что на новый слой первым попасть и бессмертным стать, – пробормотал он вслух.

– Ну так этого ждать… от старости исчезнешь раньше, – ответила Ксанка. – Да и старому то какой толк в бессмертии? Вон наш Эрлик все время кряхтит, что давно