Песня сирены - Филиппа Карр

— А Харриет и Грегори? — спросила мама.

— Все в порядке. Они шлют вам приветы и просят сказать, что очень вас любят.

— Так ты приехала одна, Карлотта? — Мама была обеспокоена. — Как Кларисса?

— О Клариссе хорошо заботятся. Не беспокойся о ней: она быстро становится избалованным ребенком.

— Ну, ты приехала, и я рада тебя видеть. Карлотта засмеялась. У нее был чудесный смех. Все в ней было еще прекраснее, чем в моих воспоминаниях. Я опять начала чувствовать себя неловкой и некрасивой.

— Пойдем, Ли так рад будет тебя видеть, и все домашние тоже.

— Как маленькая Дамарис? Она тоже рада меня видеть?

— Конечно, — сказала я.

Мама взяла Карлотту под руку.

— Как я рада видеть тебя, дорогая! — сказала она. Я осталась с сестрой распаковывать багаж в ее комнате.

У нее было несколько прекрасных платьев. Она всегда понимала, что ей идет больше всего. Я помню сцены, которые случались у нее с Салли Нуленс и со старой Эмили Филпотс из-за одежды. Однажды Карлотта выбросила из окна красный шарф, настаивая, что ей нужен синий, а они говорили, что у Карлотты есть тело, но нет души.

— Дайте нам хорошего ребенка, такого, как маленькая Дамарис!

Я развешивала ее платья, пока она лежала, вытянувшись на постели и наблюдая за мной.

— Знаешь, — сказала Карлотта, — ты изменилась.

Что-нибудь случилось?

— Н-нет…

— Ты не уверена в том, случилось что-либо или нет?

— Ну, не очень… Недавно Элизабет Пилкингтон устраивала чудную вечеринку с шарадами. Я была королевой Елизаветой.

Карлотта расхохоталась.

— Моя дорогая Дамарис, ты? О, как бы я хотела посмотреть на тебя!

— Говорили, что я прекрасно справилась с ролью, — ответила я немного раздраженно.

— Что вы играли?

— Релея, и плащ…

— О, я понимаю, ты прошлась по плащу, как настоящая королева.

— Элизабет сделала мне платье и прическу. Ты знаешь, она была актрисой… как Харриет. Они могут творить чудеса с обычными людьми.

— Она должна быть волшебницей, чтобы превратить тебя в королеву Елизавету. Кто играл Релея? Я пытаюсь подобрать кого-нибудь из местных. Думаю, что все участники были местными жителями?

— О да. Это был сын Элизабет — Мэтью.

— Забавно! — сказала она безо всякого интереса. — Мне следовало приехать раньше.

— Все в порядке? — спросила ее я.

— Все в порядке? Что ты имеешь в виду?

— С тобой… и с Бенджи?

— Конечно, все в порядке. Он — мой муж, я — его жена…

— Это не обязательно означает…

— Бенджи — снисходительный муж… всем мужьям следует быть такими.

— Я уверена, что он очень счастлив, Карлотта. У него есть ты и маленькая Кларисса. Как же ты смогла расстаться с нею?

— Я на удивление стойко переношу разлуку, — ответила она, поджав губы. — А ты все та же сентиментальная Дамарис! Все еще не повзрослела. В жизни многое не так, как оно кажется, дорогая сестричка. Я просто захотела на время уехать: такое иногда случается. Куда еще мне ехать, как не сюда?

— Не похоже, чтобы ты была очень счастлива, Карлотта.

— Ты еще такое дитя, Дамарис! Что такое счастье? Час-другой… день, если повезет. Иногда можешь сказать себе: «Сейчас я счастлива… сейчас. И хочется, чтобы это» сейчас» превратилось бы во «всегда», но чаще всего оно быстро превращается в «тогда»… Таково счастье: нельзя быть счастливой все время. И когда думаешь о том, что было, думаешь с грустью, потому что счастье уже покинуло тебя.

— Что за странные мысли?

— Я забыла, что ты, дорогая Дамарис, смотришь на все иначе: ты не требуешь многого. Я надеюсь, что ты получишь то, чего хочешь. Иногда мне кажется, что вот такие, как ты, — счастливые. Тебе легко получить то, что хочешь, поскольку ты не просишь невозможного. А когда ты добиваешься желаемого, то уверена, что это — счастье. Счастливица Дамарис!

Странное было у нее настроение. Я представила ее сидящей на скале в мечтах о прошлом, желающей вернуть это прошлое.

Мать сказала, что, пока Элизабет в отъезде, Мэтью может навещать нас, когда пожелает. Она не будет посылать формальных приглашений, и он может считать себя членом семьи.

— Это легко, — сказал Мэтью. — Мне кажется, я уже так и делаю.

От этих слов мое настроение резко улучшилось.

В тот день мама командовала на кухне, стараясь приготовить все, что любит Карлотта. Она выглядела лучше, чем до приезда Карлотты, и я понимала, что этим мы обязаны ее радости видеть дочь.

Примерно за полчаса до обеда прибыл Мэтью. Я была одна в зале, когда он приехал. Он взял мои руки и поцеловал их. Потом он низко поклонился, как делал с тех пор, как мы играли Елизавету и Релея. Это была наша маленькая шутка.

— Так приятно приехать сюда! — сказал он. — Грассленд кажется пустым без матери.

— Я надеюсь, что за тобой хорошо ухаживают? Он ласково коснулся моей щеки:

— Меня совершенно избаловали, но хочу тебя заверить, что я высоко ценю возможность приходить сюда.

В этот момент на верхней площадке появилась Карлотта.

Мэтью взглянул на нее и не смог отвести взгляда. Я услышала, как он ахнул от изумления. Я не была удивлена тем, что он поражен красотой Карлотты. Большинство людей вело себя так, встретив ее впервые, и я гордилась этим.

На ней было простое синее платье с удлиненной талией и рукавами до локтя, отделанными по краю оборками из кружев. Оно имело глубокий вырез и плотно облегало фигуру, подчеркивая ее стройную талию. Спереди платье было отделано кружевами, чтобы показать нижнее платье из более светлой синей ткани. Юбка была длинной, с широким кринолином. Платье не было изысканным, но я часто думала, что чем проще одета Карлотта, тем более сильное впечатление производит ее красота. С появлением в моей жизни Мэтью я уделяла больше внимания своей внешности. На мне же было прелестное зеленое платье с кружевным корсажем — этот цвет подходил мне больше, чем любой другой: от него мои глаза казались ярче. Под корсажем виднелось бледно-розовое нижнее платье; рукава моего платья были отделаны по краю розовыми оборками в тон. Но у меня всегда было ощущение, что, что бы я ни надела, мой наряд всегда выглядит невзрачным рядом с самым простеньким платьем Карлотты.

Мне показалось, что они долго молча смотрели друг на друга и что Карлотта была так же потрясена увиденным, как и Мэтью. Потом она медленно спустилась по лестнице.

— Это моя сестра Карлотта, — представила я. Глаза ее казались невероятно большими и блестящими. Она так смотрела на Мэтью, словно не могла поверить, что он — не плод ее воображения.

Мне казалось, что она шла очень медленно, но, возможно, мне это только показалось, потому что у меня было ощущение, что все двигалось замедленно. Даже часы в холле, казалось, делали паузу между ударами.