Смертельное танго - Татьяна Корсакова

— Пришли результаты анализов. — Анна Павловна положила перед Селеной несколько листков. — Не все, конечно. Только те, что лаборатория успела сделать. Пока все, слава богу, нормально. Считай, повезло.

— Да, повезло. — Селена не глядя положила анализы в карман халата. — Спасибо, я вам очень благодарна.

— Да ладно тебе, — заведующая сочувственно покачала головой. — В таком деле грех не помочь. И вот еще что, ты антибиотики на всякий случай попей. Как говорится, береженого и бог бережет. И на ВИЧ кровь через полгода пересдай для очистки совести и окончательного спокойствия. Хочешь шоколадку?

— Нет, спасибо. — Селена мотнула головой.

— А Данила твой что говорит?

— Говорит — забудь.

— Золотые слова! Хороший тебе мужик достался. Вот и я говорю — забудь. Обошлось все, и слава богу! Главное — жива, а остальное… — Анна Павловна снова вздохнула. — Может, тебе с нашим психологом поговорить?

— Попробую пока без психолога.

— Ну смотри. Может, так даже и лучше. О таких вещах думать лишний раз не хочется, не то что разговаривать.

Они немного помолчали, а потом заведующая спросила:

— Селена, а что если тебе отпуск взять? Побудешь дома, отдохнешь.

— Нет! — Она боялась даже подумать, что станет с ней дома, наедине с собственными воспоминаниями, наедине с Данилой. — На работе проще.

— Тогда хочешь, я тебя до дома подброшу?

— Спасибо, не нужно. Данила меня заберет.

— Вот и хорошо! Ты, главное, не зацикливайся. Ни к чему это. Жизнь продолжается.

Да, жизнь продолжается. Селена коснулась своего живота — лабиринт до сих пор кровоточил…

Лемонтий пришел в первом часу ночи, пьяный в дым.

— Привет, Оборотень! — заорал он с порога.

— Тихо, Селена уже спит. — Данила покосился на закрытую дверь спальни.

— Все, молчок! — Лемонтий кивнул, выписывая затейливые дуги, прошел на кухню.

— Что это ты так набрался? — спросил Данила.

— Я его вычислил! — Лемонтий оперся ладонями о стол, пьяно улыбнулся. — Понимаешь, Оборотень? Я вычислил этого козла. Вот ты за своей Селеной поехал, а я все думал, думал…

— И что?

— Думал, думал, а потом плюнул, решил немного поработать. Приехал на студию, а там Дакер! — Лемонтий выпучил глаза, состроил страшную рожу.

Данила поморщился. Лемонтий — хороший парень, но во хмелю становится невменяемым.

— Ясное дело, там Дакер. Почему бы ему там не быть?

— Да, там Дакер, — Лемонтий перестал гримасничать, сказал почти трезвым голосом, — а у Дакера все руки исцарапаны. Сечешь?

— Пока нет, — признался Данила.

— Вот смотри! — Лемонтий уперся ладонями в стол. — Видишь?

— Вижу.

— И что ты, блин, видишь?

— У тебя тоже руки поцарапаны.

— Правильно, а знаешь, почему?

Данила отрицательно мотнул головой.

— А потому, что вот этими самыми руками я распутывал колючую проволоку, которой та скотина связала Селену. Теперь догоняешь? Я проволоку разматывал и поцарапался, а тот, кто заматывал?

— Тоже должен был поцарапаться… — Сердце ухнуло вниз, от недоброго предчувствия спина покрылась испариной.

— Вот именно! А теперь смотри, что получается. Дакер был на презентации в «Тоске». Он задвинут на всякой чертовщине. Он не брал трубку, когда мы пытались ему дозвониться. У него поцарапаны руки. И еще он нам соврал! — Лемонтий врезал кулаком по столу. — Он не забывал телефон в студии и не возвращался за ним. Я сегодня у ребят порасспрашивал — его никто не видел в тот вечер. Понимаешь?

— Думаешь, это он? — Данила до боли в пальцах сжал подлокотники инвалидного кресла.

— Сейчас не важно, что думаю я, — Лемонтий икнул. — Сейчас важно, что думаешь ты. — Он с тоской посмотрел на Данилу. — А я чувствую себя Иудушкой. Гадостное это чувство, можешь мне поверить. Дакер мне как брат. Думаешь, чего я так нажрался? Это чтобы было легче друга сдавать! Я бы и не сдавал, терпел бы, блин, мучился, если бы твою Селену тогда не увидел, на той гребаной стройке. А ты помнишь, Оборотень, какие у нее глаза были? Это же космические дыры, а не глаза. Или мне показалось?.. — Лемонтий перешел на шепот.

— Собирайся! — Данила направился к двери.

— Куда? — спросил Лемонтий испуганно.

— Дакера навестим.

— Ты хочешь у него сам спросить?

— Да, я хочу у него спросить.

— Оборотень, а если это действительно он? Что мы тогда будем делать? Мы же с ним голыми руками не справимся. — Лемонтий замолчал, а потом кивнул каким-то своим мыслям и недобро улыбнулся.

Уйти незамеченными не удалось. Пьяный Лемонтий шумел как стадо бизонов. Селена проснулась.

— Вы куда? — спросила она, выходя в прихожую и щурясь от электрического света.

— В студию, — соврал Данила. — Там комп завис, нужно срочно реанимировать.

— Ночью?! — Она не поверила, по лицу было видно. — Куда вы собрались, Данила?

— Я же говорю — в студию. Звонил Дакер, просил нас подъехать. Ты же знаешь, он часто работает по ночам.

Вот это было чистой правдой, и Селена поверила, спросила уже спокойнее:

— Когда вернетесь?

— Не знаю. Может, через час, а может, под утро. Ты иди спать, не жди нас.

— А почему Лемонтий такой пьяный?

— Лемонтий не пьяный! Лемонтий слегка выпимши! — взвился программист. — Иди спать, женщина! Не отвлекай нас от великих свершений! — Он махнул рукой, покачнулся, едва не упал.

— Осторожнее, вершитель! — Данила перевел взгляд с Лемонтия на Селену, сказал виновато: — Ты не волнуйся. Я его сейчас домой отвезу отсыпаться, а потом поеду в студию к Дакеру.

— Я не волнуюсь. — Она присела перед инвалидной коляской, заглянула Даниле в лицо.

Все-таки она очень красивая — его Лунная девочка. Данила осторожно коснулся губами ее запястья. Селена вздрогнула, но не отстранилась. Это хорошо. Еще вчера она шарахалась даже от случайных прикосновений. Данила все понимал, ждал, терпел и боялся, как бы этот период «оголенных нервов» не затянулся надолго. Нельзя так думать, нужно идти вперед, не оглядываясь…

— Береги себя, — прошептала Селена, касаясь пальцами его подбородка. — И возвращайся скорее.

— Иди спать, Селена. Со мной все будет в порядке. Это штатная ситуация…

— Ну, блин, просто какие-то проводы на войну! — Лемонтий воздел глаза к потолку. — Ничего не случится с твоим Оборотнем! Я за ним присмотрю.

— Да, он присмотрит. — Данила усмехнулся, потянулся за курткой…

— А ты уверен, что мы поступаем правильно? — На холоде Лемонтий немного протрезвел, и теперь ему приходилось бороться не только с совестью, но и с просыпающимся чувством самосохранения.