Робеспьер - Анатолий Левандовский

3 августа был оглашен манифест командующего армией интервентов герцога Брауншвейгского. Манифест открывал истинные цели иностранного вторжения. От имени австрийского императора и прусского короля заявлялось, что соединенные армии намерены положить конец анархии во Франции, восстановить «законную власть» и расправиться с «бунтовщиками». Если королю и его семье будет причинено малейшее утеснение, если они подвергнутся оскорблению, то Париж будет разгромлен и полностью разрушен… Именно подобного манифеста и ждал Людовик XVI! Двор торжествовал: теперь напуганный народ дрогнет и подчинится! Теперь парижане не посмеют противиться воле своего короля! Эти надежды были напрасными. Манифест вызвал взрыв народного гнева и лишь ускорил развязку.

В тот же день в зал заседаний Ассамблеи вошел Петион в сопровождении депутации от Парижской коммуны. Он был смущен. В качестве должностного лица — парижского мэра — он был вынужден прочесть заявление сорока семи секций.

— «Глава исполнительной власти есть первое звено контрреволюционной цепи, — читал Петион. — Он участвует в заговорах, которые орудуют в Пильнице и о которых он так поздно довел до нашего сведения. Его имя служит яблоком раздора между народом и властями, между солдатами и генералами. Он отделяет свои интересы от интересов народа. До тех пор пока у нас будет подобный король, свобода не может быть упрочена, а мы хотим быть свободными… Людовик XVI всегда ссылается на конституцию; мы также сошлемся на нее; мы требуем его низложения».

Собрание постановило передать эту петицию в один из своих комитетов, то есть положить ее под сукно. Успокоенный мэр со вздохом решил, что как-нибудь обойдется. Но народ уже давно не возлагал надежд на Собрание; петиция была лишь демонстративным актом. Секции открыто готовились к восстанию.

А вечером и ночью того же 3 августа природа как будто захотела исполнить прелюдию к делам, совершенным людьми несколько дней спустя…

Над Парижем неожиданно стали собираться медно-красные тучи. Духота была нестерпимой, небо выглядело столь зловеще, что обыватели спешили закрыть окна домов и лавок. Около полуночи прорвало. Ужасающий вихрь, вдруг поднявшийся, сносил трубы, кровли, заборы. Молния разрывала небо, гром грохотал, подобно канонаде. Улицы мгновенно наполнились ревущими потоками, смывавшими запоздалых пешеходов. До двух десятков людей погибло в эту страшную ночь.

И вот в то время как небо смешалось с землей, а вода и огонь в диком единоборстве оспаривали друг у друга свои жертвы, послышался отдаленный звук пения. Он шел от Пале-Рояля. Постепенно он становился все громче и громче. Свист ветра не в силах был заглушить мотива песни, грохот бури не мог перекричать нескольких десятков молодых голосов.

«Вперед, сыны отчизны! День славы настал…»

Группа людей, взявшихся за руки и вооруженных морскими фонарями, шла наперерез потокам с громким пением. Их отвага, казалось, бросала вызов ярости стихии. И парижане, забыв про бурю, напряженно слушали необычных певцов.

То был один из отрядов марсельских федератов, прибывших в Париж, и пел он «Марсельезу», сделавшуюся гимном революции.

Глава 5

Тираны мира, трепещите!

4 августа в доме столяра Дюпле весь день было тревожно. Приходили и уходили какие-то люди, Панис то и дело поднимался к Неподкупному, чтобы сообщить ему последние новости. Когда Максимилиан вышел к обеду, госпожа Дюпле своим опытным взглядом сразу обнаружила, что не все благополучно. Ее постоялец был необычно взволнован и отвечал на вопросы явно невпопад. После обеда на несколько часов все как будто затихло. А затем поднялся невообразимый шум. Хлопали двери, десятки ног стучали по коридору, несколько голосов говорили одновременно. Госпожа Дюпле, выбежав из своей комнаты, прислушалась. Да, это у ее второго жильца, бывшего депутата Учредительного собрания мсье Антуана. Госпожа Дюпле знала гораздо больше, чем все они думали. Ей было хорошо известно, что мсье Антуан играет важную роль среди организаторов готовящегося восстания. Неужели у него сегодня собирается весь повстанческий комитет? Это было бы ужасно. Ведь они могут скомпрометировать Неподкупного!

Женщина стоит и слушает. Время идет, отстукивая секунды в ее висках. Дверь хлопнула последний раз. Но шум не стихает. Они кричат, стучат кулаками по столу. Уж не ломают ли они мебель? Боже мой, что будет!.. Какое страшное время!.. Уже несколько дней совершенно нет покоя. Сколько гаму приносит с собой один только этот длинноволосый Демулен! Вот и сейчас она отчетливо слышит его голос.

Госпожа Дюпле поворачивает голову в противоположную сторону. А у того, другого, все тихо. Изредка слышен легкий скрип. Она знает: это Неподкупный прохаживается по диагонали своей комнатушки. Но он не выходит. И не выйдет. И правильно сделает.

Страшный крик прерывает размышления почтенной дамы. Они совсем лишились рассудка! Они орут, как крючники в порту! Разве нельзя вести себя потише?

Хозяйка подбегает к двери мсье Антуана и стучит. Мгновенно все стихает, и сам Антуан приоткрывает дверь.

— Сумасшедшие! — шипит госпожа Дюпле. — Вы что, хотите совсем погубить Робеспьера?

Антуан несколько мгновений смотрит на нее отсутствующим взглядом. Затем понимает. Лицо его становится жестким.

— Робеспьер? Кто ему угрожает? Не волнуйтесь. Уж если и будет убит кто-либо, то, во всяком случае, не он…

И дверь резко захлопывается перед носом заботливой охранительницы покоя Неподкупного.

В этот вечер в доме № 366 по улице Сент-Оноре было вынесено важное решение. После горячих споров окончательно утвердили общий план действий. Восстание было назначено на 10 августа 1792 года.

Народ Парижа энергично готовился к последнему штурму вековых твердынь. Секции гудели, как потревоженные ульи. Предместья забыли о голоде и тяжелой жизни. До этого ли было сейчас! В тот самый день, когда хозяйка Максимилиана трепетала за жизнь своего жильца, одна из секций Сент-Антуанского предместья вынесла ультимативное постановление: если Ассамблея до 11 часов 9 августа не выскажется за низложение короля, в полночь ударит набат.

Затем собрания районов и предместий столицы одно за другим стали заявлять, что не признают более Людовика XVI. 5 августа это решение было принято двумя третями секций. После 5 августа все демократические клубы и организации Парижа начали открыто призывать к восстанию.

Готовились и федераты. Марсельцы чистили ружья и запасались порохом. Казармы превращались в крепости.

Тщетно метались жирондисты. Напрасно Собрание пыталось удержать могучий порыв. Впустую бесился Бриссо, требовавший привлечь к ответственности Антуана и Робеспьера.