Мародер - Виталий Забирко

– Пока вы были обыкновенным пиллиджером, то вели себя тише воды, ниже травы. Образец законопослушного хронера, хоть иконы рисуй…

– А сейчас, выходит, не обыкновенный? – вставил я.

Таймстебль посмотрел на меня холодным, долгим взглядом, и я почувствовал, что он готов удавить меня, если бы не… Если бы что? Знать бы, чего именно они все от меня хотят, тогда бы я… И что бы тогда я? Замкнутый круг.

– А сейчас вы напоминаете самоубийцу. Перестали отслеживать текущие события, корректировать свои действия в соответствии с законами службы стабилизации, лезете на рожон…

– Не понял?! – вновь перебил я. – Что значит – не корректирую свои действия? По-моему, настолько корректирую, что, как сами изволили заметить, на меня снизошла благодать… То есть хроноадаптация.

Я смотрел на таймстебля с ехидным прищуром, чувствовал, как внутри у него кипит, но внешне он не подавал признаков раздражения.

Воронцов не ответил на мой вопрос и тихо, вкрадчиво, будто не упрекал, а журил, спросил:

– Зачем вы ввязываетесь в склоку с местным криминалитетом?

– Каким еще криминалитетом?

– Этим, – кивнул Воронцов в сторону избушки с курьими ногами.

Я посмотрел. В открытом окне маячил Оганез, но глядел он не в нашу сторону, а в сторону двери, будто разговаривал с кем-то вошедшим в избушку.

– Считаете, они опасны? – понизил я голос, но в то же время постарался придать тону издевательские интонации.

Воронцов хмыкнул и покачал головой. Трудно ему давалось самообладание, но срываться на мне он почему-то не хотел.

– Вы хорошо рассмотрели Оганеза?

– А что на него смотреть? Что я, поваров не видел?

– И все-таки рекомендую приглядеться повнимательнее.

Я пожал плечами и снова посмотрел на окно избушки. Оганез стоял в той же позе, и рот его был так же приоткрыт. Долго он фразу тянет – когда со мной разговаривал, я не заметил, что он заика.

– Любопытно, не правда ли? – сказал Воронцов. Он сидел спиной к избушке и не сводил с меня взгляда. Что он там во мне разглядел – не знаю, но определенно не то, о чем я думал.

– Рекомендую подойти ближе, – посоветовал он.

Я скривился, пожал плечами, но, поглядев на бутылку с остатками теплого пива, встал и направился к избушке.

За дверью, отпрянув в угол и закрываясь руками, будто его собирались бить, застыл в нуль-времени официант Лева. Оганеза же экспозиция нуль-времени запечатлела в тот момент, когда он обернулся на шум в дверях. На его лице не было ни страха, ни удивления, только недовольство – он так и не понял, что с ним произошло.

А я-то думал, что никто, кроме меня, мои проблемы решать не будет… Подойдя к морозильнику, я вынул бутылку «Жигулевского» и вернулся к столику.

– Вижу, увиденное не произвело впечатления, – разочарованно заметил таймстебль.

Я сел, откупорил бутылку, налил в бокал пива.

– Холодненького по такой жаре не желаете? – предложил я.

Воронцов содрогнулся, отодвинулся от стола, но промолчал. Помнит, гад, как мне ржавую плесень предлагал. Долг платежом красен… Впрочем, при первом знакомстве я ему красную икру предлагал, так что два-один в мою пользу.

– Полагаете, я бы не справился с двумя наркоторговцами? – пренебрежительно сказал я и залпом опрокинул в себя бокал. В кафе никого не было, а стесняться своих тамошних привычек перед таймстеблем я не собирался.

– У Оганеза помповое ружье, – сказал Воронцов.

– Да неужели? Вы еще, как давеча, плату потребуйте за спасение моей жизни.

– А почему бы и нет? – Воронцов попытался изобразить на лице оскорбленное недоумение, но выдавали бегающие глаза. – Когда действия хронера приводят к мощной флуктуации, служба стабилизации обязана исправлять ситуацию, по собственному усмотрению либо вытирая хронера, либо милуя его. Когда же хронер погибает в результате несчастного случая и это не приводит к флукуационным всплескам, мы не имеем права вмешиваться в хронологию событий.

– А сейчас какой случай? Первый или второй?

– Не тешьте себя надеждой на свою исключительность. Второй.

– Тогда почему вмешались? Или я так понравился, что решили помочь из чисто альтруистических побуждений?

При слове «понравился» Воронцова передернуло, но возразил он по другому поводу.

– Из меркантильных.

– Фи-гуш-ки! – раздельно, с чувством, отрезал я. – Во-первых, в вашей охране не нуждаюсь, как-нибудь в своей жизни сам разберусь, а во-вторых, я не дойная корова.

Воронцов поднялся из-за стола.

– Жаль, а я хотел подработать…

Прозвучало это настолько неискренне, что я не нашелся, как съязвить. Но теперь был на сто процентов уверен, что, если захочу и потребую, он будет еще доплачивать за мою безопасность.

– Хотите, дам бесплатный совет? – предложил он.

– Не хочу.

– И все же… Оганез позвонил кое-куда, и через двадцать минут сюда приедут трое крепких парней разбираться, что вы за фрукт такой. Но еще раньше закончится экспозиция нуль-времени, и Оганез очнется.

– Ну и что?

– Вы полагаете, он будет вас спрашивать, стрелять ли ему из помпового ружья или нет?

– Обязательно спросит! – в этот раз нашедшись, заверил я. – Оганез – необычайно вежливый и культурный человек. Вы разве не заметили?

– Само обаяние, – не остался в долгу Воронцов, но лицо у него при этом было угрюмым. – Всего вам доброго, – кивнул он и направился восвояси.

Что у меня сегодня за день такой неудачный? Паршиво начался, а продолжился еще хуже. Не желал я встречаться ни с дружком сэра Джефри, ни с блюстителем стабильности, никакого дела мне не было до местного криминалитета, но они, как по заказу, чередой пошли… Нет чтобы встретиться со Златой или…

Внезапно я понял, что «или» у меня нет. Основное правило пиллиджера: ни с кем из местных не заводить тесных связей, и до сих пор я ему неукоснительно следовал. Теперь – дудки! Акция службы стабилизации разрушила мое мировоззрение, и я больше не желал жить жизнью рядового пиллиджера. Хватит мне просчитывать каждый свой шаг, оценивать, взвешивать, лишь бы только прокормиться. Если меня так берегут, лелеют, то пора с этой ситуации иметь дивиденды – жить нормальной, полнокровной жизнью, как будто я действительно прошел хроноадаптацию. Не знаю, во что это выльется, но пусть будет как будет. Будущее покажет.

Я подождал, пока таймстебль Воронцов не скрылся с глаз за деревьями вдоль набережной, посидел еще немного, а затем тоже покинул кафе, не дожидаясь, пока Оганез очнется и тем более когда прибудет его «крыша» выяснять со мной отношения, Нет, я не боялся ни стрельбы, ни драки. Что такое помповое ружье против нуль-таймера, а владение допотопными боевыми искусствами против владения психокинезом, на порядок увеличивающим мышечную реакцию? Конечно, существуют еще непредвиденные обстоятельства, но на них у меня имеется Сатана. Однако и предупреждением таймстебля не стоило пренебрегать – пока не узнаю, что за возня вокруг меня ведется, лучше ничего не предпринимать. Зато словесно пикироваться, стараясь вывести Воронцова из себя, просто-таки необходимо. По крупицам, в запале оброненным таймстеблем, авось что-нибудь выведаю.