Круглые кубики - Анна Мосьпанов

Приталенное пальто цвета топленого молока, идеально подходящая к нему по цветовой гамме пашмина, модные сапожки, сумка – тон в тон. Волосы не соломенно-вытравленные, а оттенка лесного ореха. Идеально подобранная косметика – тот вариант, когда создается ощущение, что лицо совсем не накрашено. Такая «естественность» дорогого стоит.

– Мы с вами в поезде вместе ехали. Вы меня узнаете?

– Узнаю. Точнее, тебя совершенно невозможно узнать. Ты совсем другой человек. Леди. Где каблуки-небоскребы? Где стразики россыпью? Где фиолетовые тени? У меня просто нет слов.

Она посмотрела на меня с нескрываемым торжеством. Для усиления эффекта несколько раз покрутилась вокруг своей оси, давая мне возможность насладиться чудесным перевоплощением со всех сторон. Убедившись, что результат достигнут, сама предложила:

– А пойдемте где-нибудь посидим, а? В кафе? У вас время есть?

– Пойдем, конечно. С удовольствием. У меня встреча только через час.

Мы зашли в кафе, взяли меню.

– Что вы будете? Не стесняйтесь, я заплачу. У меня деньги есть.

Во как.

– Спасибо тебе большое. Деньги тебе еще пригодятся, уверяю тебя.

Она заказала кофе с коньяком. Время – два часа дня. Ланч. А у нее – кофе с коньяком. Всяко бывает, конечно. У каждого свои привычки.

Вытащила сигареты, закурила. В нашем городе сейчас кафе и рестораны, в которых можно курить – большая редкость. Но мы сидели именно в таком заведении. Сигареты у нее были непростые. «Собрание».

Это такая безумно дорогая марка, которую обычно покупают люди, желающие произвести впечатление. Отличается тем, что все сигареты в пачке разноцветные. На девочке было трикотажное бирюзовое платье-туника. А сигаретку она из пачки вытащила красную! И в ушах у нее – совсем не мелкие красные камушки.

Словно поймав мой взгляд, улыбнулась:

– Сигаретка – под цвет сережек! Здорово, да?

– Здорово. Замуж-то вышла? – задала совершенно дурацкий вопрос неумная Мика. И так понятно, что в жизни девушки произошли явные изменения, которые, судя по ее внешнему виду, связаны с изменением матримониального статуса. Девочки-няни не зарабатывают на «Собрание».

Она бросила на меня короткий взгляд, в котором – непередаваемая смесь. Вызов, торжество, толика злорадства, щепотка куража. Все вместе, в равных пропорциях и немного приторно.

– Вышла! Вы же видите… Сами видите. Вы же сами сказали, как я изменилась.

– Вижу. И кто у нас Пигмалион?

– Что-что? Кто это?

Это я переборщила. Слишком много нот. Почему-то вспомнился гениальный фильм Милоша Формана «Амадеус». Там одному из героев не понравилась музыка Моцарта, потому что в ней было слишком много нот. Вот и у меня слишком много нот. Но я не специально.

Я попыталась вырулить дискуссию, чтобы девушка при этом не чувствовала себя неловко.

– Да нет. Это я так. И кто твой муж, если не секрет?

– Мужик. Обычный мужик. То есть не совсем обычный. У него свои ювелирные магазины. Три штуки.

– Здорово. Молодой?

– Ну как… Не очень. Ему пятьдесят четыре исполнилось недавно.

Помолчали. Покурили. Она жадно пила свой кофе и с вызовом поглядывала на меня, явно наслаждаясь вниманием, тем, что я интересуюсь ее жизнью. И в то же время меня не покидало ощущение, что она ждала от меня какого-то вопроса. Вопроса, на который можно эффектно ответить.

– А почему вы не спрашиваете, люблю ли я его?

– А надо? – Я даже растерялась.

Чего тут спрашивать-то? Пальто цвета топленого молока, красные камешки в ушах, три ювелирных магазина, пятьдесят четыре года. О чем спрашивать? Любовь разная бывает, и такая тоже.

Она глубоко затянулась. При этом неэстетично выпустила дым через ноздри.

Недоработка Пигмалиона. Пашмина уже в тон, а дым еще через нос. Но лиха беда начало.

– Ну, все спрашивают. Типа, а он такой старый. А как с ним в постели? А ты его любишь? А вы почему-то не спрашиваете. Вот вы любите своего мужа? У вас же в жизни тоже все хорошо?

– Ты меня уже спрашивала в прошлый раз. Не повторяйся. – Я не люблю, когда лезут в мою жизнь без моего на то разрешения. Разрешения ей я не давала.

Она засмеялась.

– А помните, Машка еще вам сказала, что у вас телефон крутой? А у вас какой телефон?

– «BlackBerry».

– Ой! И у меня тоже! Надо же! Здорово, правда?

Достала телефон. Показала. И ведь радуется как ребенок! Неловко даже.

– А Машка-то где? Тоже замуж вышла? – решила я ради приличия поинтересоваться судьбой «плюшевой» подельницы.

– Не, Машка домой уехала. А потом снова в загранку. Сейчас в Римини в каком-то отеле горничной работает. А потом собирается учиться во Флоренции. На дизайнера! Она все деньги откладывает, что зарабатывает. Все чаевые. Замуж, говорит, не пойду. Итальяшки все мерзкие, похотливые. Так и норовят в постель затащить. А я, говорит, сама пробиваться буду.

– Здорово. А ты? – спросила осторожненько, чтоб не обидеть ненароком.

– А я сначала разведусь.

– В смысле? – Я, кажется, что-то упустила. Вроде мы только что говорили о счастливом браке с ювелиром.

Она начала помешивать кофе длинной ложкой, которую до этого положила не на блюдце, а прямо на стол. Не успел Пигмалион, не успел. Времени не хватило, наверное. Сверху вроде приодел, а манерам обучить – это ж время требуется.

– Ну… Это… Короче… В общем, он меня там застал с одним. Ну, я сама дура. Как в тупом анекдоте. Муж приехал из командировки. Но он честный. Сказал, без гроша меня не оставит.

– Чего ж ты так неаккуратненько? Потерпеть нельзя было?

Она не уловила иронии.

– Ну дура, говорю же. Но он такой, знаете, принципиальный. В моем доме, говорит, не потерплю разврата.

– Сколько же ты замужем была?

– Да мало совсем. Главное, вот ведь фигня! Столько сил на него положила… И на тебе! Уж как я плакала, как его умоляла, как прощения просила! Нет, говорит, и все. Не верю тебе больше. Ты молодая, будешь и дальше гулять. Смешной такой. А раньше, когда женился, я чё, старая была? Не видел, что ли?

Помолчала, снова положила ложку на стол, прикурила от свечки, стоящей на столике. Как в сатирическом фильме о манерах провинциальных девушек, ей-богу.

– Главное, деловой такой. Прикиньте, не могу, говорит, жить во вранье. Да, блин, не можешь – не живи! Больно надо.

– И что дальше? – Мне вдруг стало по-настоящему интересно. Не из вежливости, не потому, что нужно о чем-то говорить, раз уж я согласилась посидеть в кафе, а по-настоящему.

– А я учиться пойду! Я уже решила. Тоже на дизайнера! Знаете, здесь в городе есть школа модного дизайна? Крутая такая. А я рисую. И все говорят, у меня врожденное чувство стиля. И еще я умею комбинировать.

Последнее слово она произнесла по слогам. Видимо, кто-то ее научил, и она невероятно гордилась своим знанием.

– Что?! Что ты умеешь делать?

– Комбинировать! Вещи комбинировать. Я теперь точно знаю, что с чем носить можно, а что с чем – нет. Я, когда иду по улице, в витрины смотрюсь, прямо сама не верю, что это я. Думаю, во блин, как все в жизни бывает.

– Да уж.

Помолчали.

Мне пора было собираться. Я сказала, что рада была ее видеть и… хорошо, что все так. То есть не очень хорошо, что так, но могло бы быть хуже. Точнее… В общем, я сама запуталась.

– Да не парьтесь вы! Я знаю, что вы думаете. Мол, приперлась сюда, захомутала старого хрыча, выжала деньги, а теперь жирует. Так?

В голосе – вызов. В глазах – льдинки.

– Да не отвечайте. Я знаю, что так. Ну, наломала дров, бывает. Но теперь-то я уж точно сама. Выучусь. Работать буду. Может, даже действительно коллекцию свою создам. У меня теперь мечта такая есть. Может, и замуж потом еще когда выйду. Нормально чтоб. Мне же только двадцать три.

– Ну дай бог.

– А клево мы с вами посидели. Душу отвела. И клево так, что вы меня совсем не осуждаете, как все остальные. Не пилите, морали не читаете. Слушаете только и все.

Мне действительно пора было уходить. Мы попрощались. Девочка еще осталась и заказала второй кофе с коньяком.

Я хотела было высказаться насчет того, что спиртное днем – это не есть хорошо. Но потом передумала. Зачем? Если бы дело было только в коньяке.

Уже в дверях я обернулась, чтобы махнуть рукой.

– А клево, что вы меня узнали. Сначала не узнали, а потом узнали меня – новую. Может, еще встретимся как-нибудь?

– Может быть…

Мелиссе о нашей встрече я рассказывать не стала. Стыдно было признаться в своей дремучести и наивности. И еще. Чувство жалости сменилось-таки ощущением некой гадливости. Как в общественном туалете. Вроде и бумага есть, и мыло около раковины, а все равно кто-то умудрился мимо унитаза пописать и на полу – омерзительная струйка…

Где-то через полгода в нашем офисе раздался звонок.

– Здрасьте! А можно Мишель?

Молодой, звонкий голос с явным славянским акцентом. Где-то я его слышала…

– Это я. Слушаю вас.

– Это. Ну это… Мы с вами виделись. Кофе вместе пили в баре. Вы меня еще похвалили, что я изменилась. Узнали? – это уже по-русски.