Поручик Ржевский или Любовь по-гусарски - Сергей Николаевич Ульев

class="p1">— И не дай вам бог, grand'maman, назвать этим господам не те комбинации. Не дай бог! Они вас убьют, и будут правы. Но даже если вы им все честно расскажете, они вас все равно убьют, чтобы не оставлять свидетелей. Вот так. Вы спросите меня, а что же вам тогда, старой дур… э-э… бедняжке, делать?

— Уи — фф, — подал голос дремлющий под кроватью Ржевский.

— А я вам отвечу. Вы должны открыть эту тайну мне. И когда к вам заявятся эти понтёры, валите все на меня. Дескать, о вашей тайне уже внучек все выведал. Они на вас… то есть не на вас, а… они, в общем, плюнут и уйдут. И меня станут бить, а у меня уже деньги на лечение есть! Мё компрёнэ ву?

— Уи, — всхрапнул поручик.

— Превосходно! В таком случае назовите мне счастливые комбинации. И покончим с этим.

Граф Долбухин впервые за последнее время взглянул на старуху, и вдруг почувствовал что-то неладное. Выражение, застывшее на лице старой графини, было какое-то странное: бессмысленное и вместе с тем нелепое до жути.

Долбухин два раза громко кашлянул. Старуха не шевельнулась.

И тут его прошиб холодный пот, и кожа на спине вмиг сделалась гусиной.

— Ау, grand'maman, — позвал он, не вставая с кресла. — Аделаида Петровна, вы меня слышите? Ау, аушки!

Старуха молчала.

Подойдя к кровати, граф для верности пощелкал перед ее носом костяшками пальцев.

— Куть — куть — куть…

Старуха смотрела перед собой не мигая.

— Го-то — ва, — по слогам прошептал Долбухин. — Вот тебе, бабушка, и Юрьев день…

Он закрыл ей глаза. Ему вдруг стало душно. Он кинулся к окну. Отдернул штору.

— Пгимите мои искгенние соболезнования, ггаф, — сказал Денис Давыдов, пристукнув каблуками.

Вскрикнув от неожиданности, Долбухин шарахнулся от него к шкафу.

Дверцы шкафа распахнулись.

— И я тоже, граф… мои сочувствия, — склонил голову корнет Васильков, вылезая оттуда с дамской шляпкой на голове, в соболиной шубе и с сапогами в руках.

— Что? что?… Что это значит? — попятился от него Долбухин.

Наткнувшись на постель, он сел графине на ногу.

И тут под ним кто-то громко чихнул.

С воплем подскочив, граф в ужасе уставился на покойницу.

— Ну и пылища… — проворчал поручик Ржевский, выбираясь из — под кровати.

— Господа, что сие означает? — воскликнул граф Долбухин.

Господа офицеры молча пялились на него и друг на друга.

— Я полагаю, что нам следует объясниться, — настаивал граф. — В чем дело, корнет?

Под его строгим взглядом корнет Васильков покраснел, как девица, которую застали в неглиже.

— Простите, граф, я, право же… я здесь случайно… адрес перепутал… Думал, здесь гостиница, а вышло совсем наоборот.

— Но почему вы сидели в шкафу и к тому же разутый?

— Так я принял шкаф за нумер, и, собираясь лечь спать, снял сапоги. Я всегда без сапог сплю.

— Ну что ж, корнет, складно врете, — покачал головой Долбухин и обратился к Давыдову. — А вы, Денис Васильевич, что скажете?

Гусар вскинул голову.

— Вы знаете о моей впечатлительной натуге, ггаф! Я поэт, и не стыжусь этого. Я хотел написать поэму о вашей бабушке. И движимый более своими чувствами, нежели гассудком, я…

— …решили заявиться к ней среди ночи, — язвительно закончил за него Долбухин.

— Свидание, как в романе, — усмехнулся Ржевский.

Граф тотчас повернулся к нему.

— А вы, поручик… у вас что за причина?

— Любовное рандеву.

— С моей бабкой?!

— Вы рехнулись, любезный! Хоть я и охоч до дам, но не до такой же степени. — Ржевский брезгливо покосился на покойницу. — У меня была интрижка с ее воспитанницей.

— Но у графини никогда не было никаких воспитанниц!

— Да? Ну, стало быть, со служанкой. Какая разница? В темноте не разберешь.

— Хорошо, допустим. Но как же вы тогда очутились в спальне графини?

— Вы хоть и внук, граф, но все же не мальчик! Могли бы и сами догадаться. Мы играли со служанкой в жмурки. Я стал ее искать, заблудился среди комнат, забрел сюда, залез под кровать и уснул.

— Вгешь, Гжевский, — засмеялся Давыдов. — Чтоб ты заснул на любовном свидании? Ни за что не повегю!

— Иногда и от женщин не мешало б отдохнуть.

— Хватит врать, господа, — устало заявил Долбухин. — Мы все прекрасно понимаем, о чем идет речь. Но… графиня мертва, и свою тайну она унесла с собой.

— Не надо было грозить ей пистолетом! — вдруг крикнул Васильков, подскочив к Давыдову. — Это вы всё испортили, Денис Василич!

— Я?! Помилуйте, бгатец, — возмутился тот. — Пистолет был незагяжен.

— Но она об этом не знала!

— Может, и не знала. Но она ведь не стала пгосить, чтоб я его убгал.

— Конечно! Она же язык со страху проглотила.

— Язык она проглотила, когда вы, любезный корнет, предложили ей выйти за себя замуж, — вступился за приятеля Ржевский. — Забыли, как хотели с ней переспать?

— Ложь! — взвизгнул Васильков. — Я ее и пальцем не тронул. Только сапоги снять успел.

— Вы, что же, сапогами ее били? — возмутился Долбухин. — Отвечайте, корнет! Да как вы посмели?!

— Вы бы, уж, лучше помолчали, граф! — в истерике заорал Васильков. — Это вы ее запугали. При вас она умерла!

— Но я, кажется, ей ни сапогами, ни пистолетом не грозил, — развел руками Долбухин.

— Вы запугали ее до смерти. Представили нас всех как последних негодяев. «Снежную бабу из вас сделают», — передразнил Васильков. — «Говори, бабка, где деньги!»

— Так это же была шутка.

— Ничего себе шуточки! Граф, вы убийца! Взгляните на эту несчастную старуху. Она бы еще жила до ста лет. За что вы ее убили?

Тут все посмотрели на покойницу, и в комнате повисла жуткая тишина.

За дверью стали слышны приближающиеся шаги.

— Держу пари — майор Котлярский, — тихо произнес поручик.

— Ставка? — уточнил Давыдов.

— Пять бутылок шампанского и три водки. Пошло?

— Идет. Газбейте гуки, когнет.

Васильков в сердцах ударил по рукам спорщиков и явно перестарался. Ржевский хотел было в ответ вмазать ему кулаком по носу, но Давыдов удержал.

— Т — с — с, господа, — прошипел граф.

В дверь робко постучали.

— Да, да? — откликнулся Долбухин, подражая голосу графини.

В проеме показалась красная физиономия… майора Котлярского!

— Майор, вы опоздали! — сказал граф.

— А что, дорогие мои? — побормотал тот, совершенно растерявшись. — Я, кажется, не к стати?

— Не знаю, как другие, а я очень рад вас видеть, — сказал Ржевский, подмигнув Давыдову.

— Входите, раз уж пришли, Афанасий Сергеич, — проворчал Давыдов. — Шапку только снимите.

— А чего?

— Графиня… скончалась, — шмыгнул носом корнет.

Котлярский испуганно перекрестился.

— Между прочим, старушка любила выпить, — сказал Долбухин, чтобы разрядить неловкое молчание.

Он взял с этажерки графин с