Метагалактика 1995 № 3 - Б Липов

— О-о-х, профе-ессор! А-ах, да разве такое забывается! О-о-о… О-открытие сверши-илось, профе-ессор…

Дым постепенно улетучился, и взору Владимира Ивановича предстала картина разгромленной лаборатории.

Под потолком, зацепившись хлястиком за какой-то крюк трепыхался, как рыба на лесе, профессор. А на стуле сидела раскрасневшаяся, растрепанная ассистентка и протирала запотевшие очки задравшейся юбкой.

Нигде не теряющийся Яков довольно вышагивал по лаборатории, хрустя битым стеклом и обнюхивая уцелевшие банки и флаконы…

— Не-ет, здесь не подхарчуешься! Сплошные кислоты да щелочи… Да-с, видимо на роду написано фокусами заниматься. Эй, ты, «абажур»! «Ессентуки» в этом адоугодном заведении имеются? — Обратился черт к подвешенном ученому. — Открытие-то, га, обмыть надо!

— А Вы, собственно говоря, кто? — Профессор с высоты занимаемого положения, рассматривал Якова. И убедившись, что перед ним всего лишь обычный представитель власти, обратился к ассистентке. — Коллега, а где же «оно»?… Да снимите же меня отсюда?!

Сердобольный Владимир Иванович и, все еще смущенно поглядывающая на черта девица, помогли старому алхимику обрести под ногами почву.

Многоопытный Яков, смакуя подробности, распоряжался:

— Та-ак, та-ак! Майна! Заноси! Да что вы с ним, как с хрустальным… Бестолковкой, бестолковкой вниз! Нич-чо, разок приложится, глядишь и поумнеет…

Профессор заметался по углам, горестно шамкая.

— Опять неудача. Опять начинай все сначала…

Ассистентке удалось перехватить снующего челноком по лаборатории ученого за полу халата и насильно втиснуть в кресло. Экспериментатор был настолько раздосадован неудачей, что упершись бессмысленным взглядом в одну точку на столе, забормотал околесицу, напоминающую детскую дразнилку.

— ДНК и РНК обманули дурака. Вместо матрицы — рога, ДНК и РНК…

— Ты гляди, какой самокритичный! — Яков раскопал-таки в лаборатории спирт. — Ну-ка, глотни, за, гы-гы, зачатие новой серии опытов. Не тушуйся, старина, какие твои годы! — Черт держал в руках наполовину опорожненную банку с квакавшей когда-то, в каком-то тропическом болотце лягушкой.

Увидев в лапе черта склянку с инвентарным экземпляром земноводного, профессор оборвал считалку, зашепелявил фальцетом:

— Я бы попросил оставить в покое лабораторное имущество! И вообще, по какому праву вы находитесь в этом кабинете. — Ученый пронзительно оглядел Владимира Ивановича и Якова. — Продуктами эксперимента вы, как это ни прискорбно, не являетесь. «Оно» — естество обнаженное, без присущих чертям и грешникам искусственных покровов. К тому же «оно», не употребляющее…

— По какому праву? — Яков обозрел Ахенэева и, хлопнув себя по коленям лапами, захохотал. — Ну дает, хиппарь! — Он достал удостоверение работников прессы. — «Прейзподнеш пресс», уважаемый! Неоднократно аккредитовывались. — Черт гордо глянул на ассистентку, отчего та опять запунцовела.

Ученый муж, по-видимому, удовлетворился объяснением. Тем более, аксессуары — принадлежности к когорте борзописцев были налицо: и Ахенэев и Яков так и не расставались с фотоаппаратурой. Патлатый профессор энергично выпулился из кресла и опять забегал по комнате.

— Я опупеваю, дорогая моя редакция!..

— Простите! — Владимир Иванович остановил его. — Как вы сказали? Насколько я понял, термин «опупеваю» означает то, что Вы медленно, но верно перерождаетесь. Во имя науки, самоотверженно производите опыты на себе? Какое самоотречение… Я преклоняюсь перед Вами, профессор!

Ученый беспомощно захлопал покрасневшими веками.

— Кхм… Извините, просто обговорился. А что касается наших разработок: я и моя ассистентка занимаемся очень важной серией опытов. Путем обсеривания молекул ДНК, как матрицы для РНК, в специальном растворе укакодексанта пытаемся получить генетическую модель морально совершенной особи.

Совместно с теоретиками института юридического прогнозирования надеемся на положительный результат. И, хотя до окончания эксперимента еще далеко, достигнутые успехи — радуют!

Яков, по натуре естествоиспытатель во всех формациях и проявлениях своего бесшабашного бытия, склонил голову на бок и заинтересованно внимал закручиваемой речи профессора. И тот продолжал:

— Вот, например, э-э-э, опыт номер 25575. Вымученная из резервуара особь характеризуется: 1. Матюкается через два предложения — определенный прогресс! В опыте 6996, особь ругалась через слово. 2. Не пристает с домоганиями: даже будучи голодной, самостоятельно изыскивает пути насыщения. — Ученый кивнул на обгрызенные ножки кресла. — Правда, материализуется в несколько ином качестве, появляется с тремя-пятью конечностями и с постоянным душком. Но, это, так сказать, техническая сторона вопроса. 3. Опыт 369431 интересен особью с ярко выраженной патологической экспрессивностью. — Профессор коснулся уже созревшего до желтизны синяка на скуле. — Что остается добавить? Пусть настоящего ученого неисповедим. Тернист и труден. Благодарю за внимание!

Профессор взмахнул в поклоне прямыми, как солома, волосами, давая понять, что разговор окончен и поискал глазами, чем бы промочить горло.

Яков, без злого умысла, подсунул ему банку с лягушкой, которую продолжал держать в лапах.

Ученый муж, вновь самоуглубившись, рассеянно принял посудину и машинально высадил до дна, захрустев косточками квакушки. Проглотив последний жевок «деликатеса», он опомнился и, побледнев, накинулся на ассистентку.

— Что вы заспиртовали, коллега!? Я же просил вести каталог только по речным земноводным! При чем здесь жабы?… На бородавчатых у меня — аллергия! — Профессор шепелявил, брызгал слюной, сжимал и разжимал кисти худосочных рук. — Уволю! Специально создаете невыносимые условия труда, суете палки в колеса! Нет, я опупеваю, дорогая моя редакция!..

Профессор разбушевался и, не обращая внимания на посторонних, крушил то, что не успел смести взрыв.

Ассистентка, интуитивно признав в Якове близкого «оно», спряталась за спиной черта и посматривала на ручные часики.

— Не обращайте внимания, — прошептала дева. — Ежедневная пятиминутка: перехлест биотоков. Сейчас настроится на лирическую волну.

И действительно, через каких-то пять-десять минут ученый угомонился.

— Итак, на чем я остановился? Ах, да! Земноводные, пресноводные… Тритоны, жерлянки… К Вашему сведению, очень питательны мексиканские жабы. Кому-то по душе…

— Знал я одну жабу бутербродную, — сплюнул Яков.

Владимир Иванович почувствовал, что его сейчас вырвет. Перед глазами, вильнув плавником, опять промелькнула какая-то тень, напоминающая акулу. Волосы ассистентки превратились в колышащиеся водоросли, а ноги — в переливающий чешуей русалочий хвост. Жутко подвывая: — У-у-у, уда-ался экспериме-ент, — она поплыла кругами по лаборатории. Русалка приблизилась к Ахенэеву и, всасывая ухо в рот, доверительно сообщила: