Народная монархия - Иван Солоневич

- Мы, следовательно, стоим перед такой дилеммой: или поверить всей русской литературе - и художественной и политической, или поверить герру Золоневичу. Позвольте нам все-таки предположить, что вся эта русская литература не наполнена одним только вздором.

Я сказал: - Ну, что ж подождем конца войны. И профессор сказал: - Конечно, подождем конца войны. - Мы подождали.

Гитлеры и Сталины являются законными наследниками и последствиями Горьких и Розенбергов: «в начале бе слово», и только потом пришел разбой. В начале бе словоблудие, и только потом пришли Соловки и Дахау. В начале была философия Первого, Второго и Третьего Рейха - и только потом взвилось над Берлином красное знамя России лишенной нордической няньки.

М- р Буллит, -деловой человек, посмотрел на Россию невооруженным глазом, - простым глазом простого здравого смысла, без всяких или почти без всяких цитат. И он увидел вещи такими, какие они есть, может быть, с ошибкой на 30 градусов, но все-таки не на все 180. Такие люди были и в Германии. Я знаю их десятки. Это были купцы, инженеры, ремесленники, мужики из бывших военнопленных Первой мировой войны и колонистов, бежавших от революции. Они не были учеными людьми. Запас их цитат был еще более нищим, чем мой. Их дискуссионные таланты и возможности были еще более ограничены, чем мои. Но они знали вещи, которых не знал ни профессор Шиман, ни профессор Милюков, ни писатель Горький, ни философ Розенберг. Они, как и м-р Буллит, жили просто без цитат - без никаких цитат. Они просто ни о какой философии не имели никакого представления. И они видели простые и очевидные вещи, - вещи простые и совершенно очевидные для всякого, нормального человеческого мозга, не изуродованного никакой философией в мире. И они буквально лезли на все стенки Восточного министерства и заваливали правительство меморандумами - и индивидуальными и коллективными: только ради Бога не делайте этого, не пытайтесь завоевывать Россию. Все эти письменные и устные вопли попадали во всякие ученые комиссии и там разделяли мою судьбу: подвергались полному научному разгрому. И над попранными деловыми людьми торжествующе подымали свои лысины победоносные профессора.

Русскую литературно-философскую точку зрения на русский народ суммировал Максим Горький в своих воспоминаниях о Льве Толстом:

«Он (Толстой) был национальным писателем в самом лучшем и полном смысле этого слова. В его великой душе носил он все недостатки своего народа, всю искалеченность, которая досталась нам от нашего прошлого. Его туманные проповеди "ничегонеделания", "непротивления злу", его "учение пассивности" - все это нездоровые бродильные элементы старой русской крови, отравленной монгольским фатализмом. Это все чуждо и враждебно западу в его активном и неистребимом сопротивлении злу жизни».

«То, что называется толстовским анархизмом, есть по существу наше славянское бродяжничество, истинно национальная черта характера, издревле живущий в нашей крови позыв к кочевому распылению. И до сих пор мы страстно поддаемся этому позыву. И мы выходим из себя, если встречаем малейшее сопротивление. Мы знаем, что это гибельно и все-таки расползаемся все дальше и дальше один от другого - и эти унылые странствования, тараканьи странствования, мы называем "русской историей", - историей государства, которое почти случайно, механически создано силой норманнов, татар, балтийцев, немцев и комиссаров, к изумлению большинства его же честно настроенных граждан. К изумлению, - ибо мы всегда кочевали все дальше и дальше, и если оседали где-нибудь, то только на местах, хуже которых уж ничего нельзя было найти. Это - наша судьба, наше предназначение - зарыться в снега и болота, в дикую Ерьзю, Чудь, Весь, Мурому. Но и среди нас появлялись люди, которым было ясно, что свет для нас пришел с Запада, а не с Востока, с Запада с его активностью, которая требует высочайшего напряжения всех духовных сил. Его (Толстого) отношение к науке тоже чисто национально, в нем изумительно ясен древний мужицкий скептицизм, рождающийся из невежества».. .

Так говорит Заратустра русской литературы. Послушаем: другого Заратустру - немецкого.

Альфред Розенберг. «Миф XX века» - официальная - идеология нацизма:

«Когда- то Россия была создана викингами, германские элементы преодолели хаос русской степи и организовали население в государственные формы, способствовавшие развитию культуры. Роль викингов позже переняла немецкая Ганза и эмигранты с Запада вообще. Во время Петра I -немецкие балтийцы, а к концу XIX столетия также сильно германизированные балтийские народы. Но под внешним обликом культуры, в русских все же таилось стремление к беспредельному расширению и неукротимая воля к подавлению всех жизненных форм, понимаемых как преграды. Смешанная монгольская кровь даже при сильной ее растворенности, закипала при всяком потрясении русской жизни и побуждала массы к таким действиям, которые посторонним людям казались непонятными . . . Враждебные течения крови борются между собою… Большевизм - это восстание монгольства против северных форм культуры, это стремление к степи, ненависть кочевника к личности, это - попытка свержения вообще всего».

Эти две т и рады являются все-таки документами: и Розенберг в своем документе почти дословно повторяет горьковское резюме русской истории и русской души. Всякая строчка в этих двух документах является враньем - сознательным или бессознательным - это другой вопрос. Каждое утверждение противоречит самым общеизвест н ым фактам и географии и истории - каждое утверждение противоречит и нынешнему положению вещей. И, - стоя на чисто русской точке зрения, - как можно обвинять немцев - немецких философов и Розенберга в их числе, - в том, что они приняли всерьез русских мыслителей - и Горького в их числе.

Горькие создавали миф о России и миф о революции. Может быть, именно ИХ, а не Гитлера и Сталина следует обвинять в том, что произошло с Россией и с революцией, а также с Германией и с Европой в результате столетнего мифотворчества?

Я еще раз вернусь к фактам.

а) «Монгольская кровь» не имеет ничего общего с кочевничеством: наиболее типичные народы монгольской расы - японцы и, в особенности, китайцы - являются самыми оседлыми расами земного шара.

б) Кочевничество не имеет ничего общего с монгольской расой: цыгане не монголы, а американские трампы Джека Лондона только повторяли литературные и бытовые мотивы горьковских босяков. Английский народ «расползся» еще больше русского - почти на весь земной шар. Самые чистые монгольские народы Европы - финны и венгры - сидят на своих местах и не кочуют вообще никуда.

в) Русский народ ни в каком случае не является народом степей - это народ лесов. Его государственность родилась и выросла в лесах. Степь для него всегда, - до конца 18-го века, - была страхом и ужасом, как ночное кладбище для суеверного неврастеника: степь была во власти кочевых орд и именно из степи шли на Русь величайшие нашествия ее истории.

г) Норманны в частности, немцы вообще, не имеют никакого отношения к стройке русской государственности. Эта государственность выросла в Москве в 13 - 16 веках, в условиях почти абсолютной отрезанности от Западной Европы. Нельзя считать «норманнским влиянием» то обстоятельство, что московские князья пятьсот лет тому назад имели легендарного предка, вышедшего якобы из варяг.

д) На северных территориях лесов и болот, у Ерьзи, Чуди, и прочих, русский народ осел не потому, что не нашлось места хуже, а потому что степные нашествия обратили южную часть страны в одну сплошную пустыню. Не мог же Горький не знать, что первая попытка основания государственности была сделана в Киеве и что от самого цветущего города в тогдашней Европе - в 13-м веке остались одни развалины и весь юг был опустошен дотла.

е) В русской психологии никакого анархизма нет. Ни одно массовое движение, ни один «бунт», не подымались против государственности. Самые страшные народные восстания - Разина и Пугачева - шли под знаменем монархии - и при том легитимной монархии. Товарищ Сталин - с пренебрежением констатировал: «Разин и Пугачев были царистами». Многочисленные партии Смутного Времени - все - выискивали самозванцев, чтобы придать легальность своим притязаниям, - государственную легальность. Ни одна партия этих лет не смогла обойтись без само з ванца, ибо ни одна не нашла бы в массе никакой поддержки. Даже полудикое казачество, - флибустьеры русской истории, - и те старались обзавестись государственной программой и ее персональным выражением - кандидатом на престол. К большевизму можно питать ненависть и можно питать восторг. Но никак нельзя утверждать, что большевистский строй есть анархия. Я как-то назвал его «гипертрофией этатизма» - болез н енным развращением государственной власти, монополизировавшей все: от философии до селедки. Это каторжные работы - но это не анархия.