Моя крайность (СИ) - Чепурнова Тата

— Давай на чистоту?!

Она наконец-то смахивает мои пальцы, которые всё это время теребили её сжатую кисть.

— Давай, — обречённо соглашаюсь, испытав тупую боль в груди, быстро расползающуюся от сердца до самой чувствительной сейчас области — раскуроченной раны на ключице. Мерзкое подрагивание под каждым наложенным швом и онемение, устремляющееся от плеча вниз по руке. Такое чувство, что я сам сейчас буду выпотрошен, набит едкими фразами и наскоро зашит. И уж эти шрамы никакими "Контрактубексами" мне в последующем не залечить.

— Я жизни хотела хорошей, понимаешь? Жить не среди пьяных разборок и вечного праздника "драбадан". Не боятся быть изнасилованной отчимом или ещё кем-нибудь. Ты просто мой пропуск, но я устала обманывать, — сипло, почти не слышно выдавливает из себя повинную. — Отпусти меня, — дыхание с пересохших губ срывается громче, чем слова.

В ответ я лишь сухо сглатываю, понимая, что не в силах ничего из себя выдавить. Маргарита привстает на носочки, медленно поднимает руки и чуть подавшись вперёд, сжимает ладонями мои щёки, заставляя смотреть на себя.

— Отпусти меня… останемся друзьями и сможем сохранить хоть часть какого-то трепета, — въедливо смотрит в ожидании согласия, а я давлюсь подкатывающим приступом раздолбать все вокруг. — Прости… мне наверное, лучше домой пойти. Приду за вещами в следующий раз, когда тебя не будет.

— Ну зачем всё усложнять? Я помогу. Говоришь "нас больше нет", окей.

Я пинаю сумку в коридор, из которой по пути всё время что-то вываливается и Марго едва поспевая следом, подбирает то выпавшее белье, то платья или очередную кофточку.

— Прекрати. Это ребячество, — остервенело цепляется за рубашку, выправляя ту из-под пояса брюк, усердно пытаясь меня остановить. — Нас и не было никогда. Ты хотел пробовать взрослую жизнь с чистой девочкой, а она просто тебя использовала.

Глава 60 "Проститься"

Марго

Смотрю на него, застывшего на пороге, но сделать шаг назад, чтобы впустить, не получается и захлопнуть дверь — выше моих сил.

— Что ты здесь делаешь?

Мое истосковавшееся сердце готово напрочь забыть свои функции, замереть предательски и больше не биться, давая возможность вслушаться в сердцебиение позднего гостя, распробовать его тональность и понять, что же меня ждет от этой встречи. Ведь непроницаемое выражение лица не позволяет считать с себя ни мотивов, ни эмоций.

Мой тяжёлый выдох разрезает гнетущую тишину, не нашедшую ответа на поставленный простенький вопрос. Мандраж от ожидания неприятно вкручивается в виски первыми признаками начинающейся головной боли.

— Пришёл попрощаться, — проходится своим ледяным тоном по незримой ниточке, что по моему мнению несмотря на произошедшее, все еще связывает нас, удерживает рядом. — Я уезжаю.

Макс небрежно поправляет сползающую с плеча лямку спортивной сумки, двигаясь так непринужденно и уравновешено, что я начинаю ему завидовать. Никаких нервных движений, как на автомате, а я без скрипа даже незначительно шелохнуться не могу. Стискиваю пальцами дверную ручку до побелевших костяшек, до боли, словно сопротивляясь слабости, подкосившей мне ноги. Но такому потрясению противостоять непросто и я отчаянно удерживаю взгляд в одной точке — на привлекательной ямочке, что красуется на подбородке. Смотрю, не моргая, лишь бы не потерять ориентир, который утихомиривает лёгкое подташнивание от накатившегося волнения.

— Знаю, — голос взволнованно дрожит и мне приходится прикусить щёку изнутри, лишь бы не сорваться. Сейчас ни слёзы, ни искренность, ни признание вины, которая поедом ест меня уже неделю — не помогут. Да и реанимировать по большому счету увы нечего, я сама оттолкнула Максима, да так грубо, что его неожиданное появление на моем пороге, как гром среди ясного неба. А в холодных синих глазах так и полыхают вспышками молнии, которыми он явно пришёл меня карать.

— Конечно… знаешь. Это же из-за тебя я уезжаю, — язвительно произносит он, бесцеремонно толкая дверь и входя без приглашения, а вернее, грубо оттесняя меня к стене. — Ты одна?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Смелости хватает лишь на слабый кивок и мимолетный взгляд на вдруг заострившиеся скулы с поигрывающими на них желваками. Он явно напряжен, не иначе как взведенная пружина и я боюсь представить какая будет убийственная отдача.

Хлопок входной двери, глухой звук сброшенной на пол сумки и мерные шаги Макса, все это отзывается дрожью во мне, непреодолимой паникой, разогнавшей адреналин по крови.

Желание сбежать, подстегивается кусающим холодком, спустившимся по позвонкам от шеи вниз, спрятавшись под лёгкой трикотажной рубашкой. А жажда остаться и нетерпение насладиться уединением с Максимом, припечатывают ноги к полу, будто отливая их из свинца.

— Где все? — вкрадчиво интересуется он, подойдя вплотную, заставив меня упереться спиной в стену, ощутимо впечатавшись в неё острыми лопатками.

— Кто все? — отдышавшись, хрипло отвечаю вопросом на вопрос, ненавидя себя за многое, а Макеева за власть, которой он обладает надо мной. Над моим телом, что явственно чувствует дикую смесь возбуждения и враждебности, которые искрят между нами. — Лёшка в больнице, мама в ночную ушла.

— Значит я удачно зашёл.

Бесцветная улыбка касается его полноватых бледных губ. Чуть прищурившись, он скользит взглядом, будто медленно трогает, обводит контур лица, спускается по шее, задерживается на ключицах и ныряет в неглубокий вырез. А кожа горит, откликается россыпью мурашек, почти ощутимо на физическом уровне принимая ласку.

— Удачно? — нервным движением обхватывает ладонями мои впалые щеки и уткнувшись нос к носу, замирает на долю секунды. Втягивает знакомый аромат моих не до конца просохших волос и наполняя всё мизерное пространство пряным ароматом своего парфюма, будоражащим свежие воспоминания о нашем счастье. — Или нет?

Его отчего-то загнанный пульс сплетается с моим, неистово пляшущим в венке на шее, так ярко намекая, что Максим каждым касанием неминуемо подталкивает меня к бездне, в которой не будет ни контроля, ни понимания, ни стопов.

Глава 61 "Я не могла иначе"

Марго

— Смотря для чего? — еле слышно шепчу, удивляясь своей флиртующей тональности.

Горячие подушечки пальцев стискивают мою не менее горячую мочку уха, достаточно простеньким прикосновением доводя до сумасшествия. Пока вторая рука зарывается в волосы.

— Для того чтобы проститься…навсегда, — собрав волосы в кулак, безжалостно дергает их, побуждая меня вновь уткнуться, но уже носом в его напряженные губы, но в то же время изогнутые в кривой усмешке. — Правда я не умею прощаться, когда так сильно болит, — зло рычит сквозь зубы, или просто с усердием глотает болезненную эмоцию? — Научишь?! Отсекать…не задумываясь о последствиях.

Я нервно закусываю губы, чтобы сдержаться и не зареветь, ни от обиды за грубость Макса, а от того, что сама так и не отсекла. Не научилась ни жить без Макеева, не преуспела в собирательстве кусков своего же разбитого сердца. С меня паршивый учитель, раз я до сих пор истекаю едкой тоской, разъедающей зияющую дыру в груди.

Слезы, обжигающими дорожками стекают по щекам, но я не стремлюсь их стереть с лица. Мне не стыдно оказаться слабой, лишь предположение, что Макс может отнести мои слезы к показательному выступлению, останавливает клокочущую истерику.

— Малая, ну не реви. Я живучий, не сдохну без тебя, — его слова пропитанным горьким сарказмом путаются в волосах, в которые он лениво зарывается носом. — А вот без прощального секса… точно помру.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Хрипло шепчет, вклинивается коленом между моих ног, а пальцами торопливо расстегивает пуговки на рубашке. Мелкие бусины не поддаются неуклюжим движениям мужских рук. Путаются в крошечных петлях, заставляя Макса недовольно рычать в перерывах между влажными поцелуями, которые хаотично появляются то на моей шее, то на пульсирующей от укусов мочке уха.