Зимняя корона - Элизабет Чедвик

Мелодичные звуки стекали со струн лютни и капали в синий вечер, заливая все сладкой истомой. Закрыв глаза, Алиенора перенеслась в свой замок в Пуатье. Как же ей хотелось вернуться туда! Это стремление было так же мучительно, как жажда, когда знаешь, что в бочонке не осталось вина. К северу от Бордо почти никто не играет на лютне. Это южный инструмент, ввезенный из далеких краев как драгоценный горный хрусталь.

Последняя нота упала в сгущающуюся темноту, и музыкант взглянул на Алиенору из-под шапки светлых кудрей и ослепительно улыбнулся ей.

– Красиво, – сказала она, имея в виду и юношу, и его музыку, а потом отпустила трубадура с улыбкой и наградой в виде маленького кошеля с серебром.

Ее мечтательный вечер прервало появление Генриха.

Весь день король провел в ожесточенных спорах с Томасом Бекетом; казалось, что они не разойдутся и ночью. Генрих с кривой ухмылкой проводил взглядом молодого трубадура и пробормотал под нос что-то насчет смазливых мальчиков. Расстегнув ремень, он швырнул его на сундук.

– Итак? – обратилась к нему Алиенора. – Я полагаю, ты здесь, чтобы поговорить со мной, а не для того, чтобы разбрасывать одежду и оскорблять моего лютниста.

Генрих насупился.

– Бекет не сдвинулся ни на дюйм, – процедил он с ненавистью. – Он отказывается признать мое право судить провинившихся священнослужителей в моих судах. Он отказывается уступать церковные земли, на которые претендуют мои бароны, хотя в Кларендоне соглашался передать этот вопрос в мои суды. – (Его котта последовала вслед за ремнем.) – Теперь новый канцлер сообщает мне, что обнаружены доказательства того, что Бекет набивал свои карманы деньгами, выделенными на Тулузскую кампанию! Томас недостоин быть архиепископом! Понятно, почему он так стремится бежать из страны.

– Много ли он присвоил?

– Три тысячи марок серебра! – (От рубашки Генриха распространился едкий запах пота.) – За это я заставлю его отвечать перед светским судом!

– За него может вступиться папа римский.

– Ха! Мне плевать, что станет делать папа! Не он король Англии, а я. Бекет призна́ет силу старинных обычаев и ответит за свои деяния в моем суде.

– А если нет?

– Тогда я уничтожу его.

Сказано это было так жестко, что Алиенора не стала продолжать разговор. Генрих не послушался ее совета, когда обдумывал выдвижение Бекета на пост архиепископа, и сейчас ее мнение его не заинтересует. Как он сам только что сказал, со всеми несогласными он поступает просто: либо подчиняет своей воле, либо уничтожает.

Он лег с ней в постель и взял ее резко и стремительно. Генрих не столько занимался любовью, сколько давал выход бешенству и раздражению, а еще пытался подчинить своей воле и ее тоже. В иных случаях Алиенора сопротивлялась: кусалась и царапалась, но на этот раз ничего не делала. Такая пассивность тоже была формой непокорности. В мыслях она унеслась далеко-далеко и думала совсем о другом – о теплом летнем вечере в Аквитании, напоенном ароматом роз. Там он не мог дотянуться до нее.

Глава 25

Льюис, Суссекс, ноябрь 1164 года

В угасающем свете промозглого ноябрьского дня Изабелла заканчивала сборы перед поездкой к королевскому двору. За семь месяцев, прошедших со дня свадьбы, она почти не надевала свои богатые наряды, потому что они с Амленом путешествовали от замка к замку, от имения к имению, объезжая ее владения, а такой образ жизни требовал более практичной одежды. Исключения составляли церемонии клятвоприношения и пиры.

Амлен был в отъезде – присутствовал на совете в Нортгемптоне, но недавно от него прибыли гонцы с известием, чтобы его ждали к ночи. Изабелла аккуратно свернула две шемизы из тонкого белого льна, которые будут подарком для Алиеноры, и уложила их в ларец с пучком ароматных трав. Эти шемизы она сшила сама и украсила мелкими сборками – ей они удавались, как никому другому. Для детей Алиеноры – теперь они приходились ей племянниками и племянницами по браку – она тоже приготовила маленькие подарки: изящный кинжал с роговой рукояткой для Гарри, черные кожаные ремни с серебряными подвесками и пряжками для Ричарда и Жоффруа, псалтырь в кожаном переплете для Матильды и тряпичная кукла с желтыми косами для маленькой Норы.

Уложив вещи, она убедилась, что очаг в главных покоях натоплен как следует – Амлен приедет продрогший после долгой дороги. Потом сменила простое платье, в котором занималась хозяйством, на темно-красное шерстяное – одно из тех, что были ей особенно к лицу, а волосы под вуалью заколола так, чтобы они каскадом рассыпались по ее спине при помощи лишь пары касаний.

И вот на лестнице послышались торопливые шаги, и в покои вошел Амлен в сопровождении нескольких рыцарей и вассалов.

Ее сердце забилось быстрее. Она присела в церемонном реверансе:

– Господин муж мой.

– Госпожа жена моя, – ответил он так же торжественно.

Мановением руки Изабелла велела слугам взять у Амлена накидку. Он вручил им верхнюю одежду, а потом не выдержал, отбросил формальный тон, притянул Изабеллу к себе и крепко поцеловал. Его губы и руки были холодными, но ей это ничуть не мешало.

– Я мечтал об этом мгновении целый день, – сказал Амлен. – О тебе и о гостеприимном доме.

Она обхватила ладонями его лицо:

– Это ли не странно! Я тоже о тебе думала. Хочешь умыться и поесть?

Амлен кивнул, сел на скамью у изножья кровати и испустил усталый вздох. Он отстегнул пояс с мечом и кинжалом и отдал все это оруженосцу, после чего отослал прислугу. Изабелла принесла ему чашу горячего вина и потом опустилась на пол, чтобы снять с него сапоги. Амлен усмехнулся.

– До нашей женитьбы эту задачу вполне сносно исполнял оруженосец, но наблюдать за тем, как это делаешь ты, гораздо приятнее, – поддразнил он супругу.

Она лукаво глянула на него снизу вверх:

– Надеюсь!

У него были прекрасной формы стопы с высокими гладкими сводами. Изабелла начала обмывать их, как велел ей долг послушной жены, встречающей мужа. А еще это была удобная возможность поговорить.

– Как прошел совет? Что-нибудь решили?

– Нет, – ответил Амлен. – Мой брат и архиепископ скачут в разные стороны, да еще погоняют коней. – Он допил вино. – И я сорвался. Своим поведением гордиться не могу, но что сделано, то сделано.

Изабелла взглянула на него повнимательнее и увидела, что он сильно расстроен. Его ореховые глаза были мрачны, а уголки губ опущены. За месяцы совместной жизни она понемногу стала узнавать, что за человек ее супруг, ибо раньше его личность была скрыта от нее под маской придворного. В нем хватало анжуйской горячности, и он мог вспыхнуть, если задеть его за живое или заговорить о том, что его тревожит. Горел его гнев жарко, но быстро угасал. Для Амлена правда – это правда, ложь – это ложь, а справедливость – это справедливость. При дворе же он вел себя с несравненной сдержанностью.

– Сорвался? По какому поводу? С кем?

– В беседе с архиепископом. Это длинная история.

– Я готова выслушать, если захочешь рассказать.

Он подумал и потом кивнул:

– Тебе лучше узнать об этом прежде, чем мы прибудем ко двору. И то, что я говорил тебе на мосту, остается в силе. Мы с тобой должны обсуждать все открыто и честно.

Изабелла вспыхнула от удовольствия. У мужа имелись определенные понятия о месте мужчины и женщины в браке, но его взгляды были достаточно широки.

Амлен сменил дорожную одежду на льняную рубашку и свободную котту и сунул ноги в удобные мягкие боты из овчины, Изабелла налила ему еще вина, и они уселись ужинать. На столе, придвинутом к огню, их ждал свежий хлеб, пшеничная каша и блюдо из говядины с имбирем и тмином.

Амлен отломил кусок от буханки хлеба и окунул его в пряный соус.

– Архиепископ приехал в Нортгемптон по требованию Джона Маршала – между ними возник земельный спор. Бекет думал остановиться в замке, как обычно, но Генрих сделал так, чтобы те покои уже были заняты, и бывшему канцлеру пришлось располагаться в приорате Святого Эндрю за стенами замка.

– О Боже! – Изабелла не забывала наполнять его кубок. – Ему это не понравилось.

– Совсем не понравилось, – подтвердил Амлен. – Генрих сделал то же, что и в Беркхамстеде: показал, что Бекет хочет пользоваться тем, что ему не принадлежит. – Он проглотил ложку тушеного мяса. – На следующий день Бекету предстояло оправдываться по обвинению в неуважении к суду – утверждалось, будто он не являлся на суд, когда должны были решаться их с Маршалом разногласия. Но теперь не явился Маршал. Генрих сообщил, что Маршала задержали его обязанности казначея, однако потом стало известно, что его лошадь якобы потеряла подкову в пути, ему было не поспеть в Нортгемптон к нужному времени и он повернул обратно. – Амлен покачал головой. – Понятно, что и это не более чем благовидный предлог, но я Маршала не осуждаю. Окажись он между моим братом и архиепископом, от него не осталось бы и мокрого места. – Амлен сделал паузу, чтобы съесть еще говядины, и потом вытер губы. – Бекет сказал, что у Генриха вообще нет права его судить, поскольку это вопрос для церковного суда. Он стоял там прямой как палка, стучал посохом по полу и говорил нам, что он архиепископ Кентерберийский и что никто из нас не вправе судить его, потому что такое право есть только у Бога. Ха!