Пламя зимы - Роберта Джеллис

Шальная мысль пришла мне в голову. Быть может, мне спросить ее разрешения? Я могу заодно польстить ей, сказав, что она такая красивая и желанная, что мне трудно сдержать обещание не заниматься с ней любовью. Я лег, вытянувшись во весь рост, и наслаждался воспоминаниями о том, как темные глаза Мелюзины отсвечивали красным, когда она разозлилась на меня, и как потом ее гнев перешел в смех. Переменчивый характер, но, слава Богу, не сварливый и не упрямый. Король и королева причинили мне не так уж много вреда, да и Мелюзине, которая, я уверен, сейчас уже не помнит, что я человек, который «взял» Улль. Это вернуло мои мысли назад, к бурной реакции Мелюзины на мое предложение отвести ее домой. Я обернулся, но не увидел ее лица, которое она уткнула в подушку. Она дышала ровно, ее ничего не беспокоило, даже икота, которая обычно бывает после долгого плача. Я вздохнул и закрыл глаза. Что ж, если каждое напоминание о месте, куда мы едем, будет наводить на нее безумие горя и страха, я не буду заставлять ее. Но тогда как нам получить собственность? Время покажет. Если Мелюзина не поднимет этот вопрос сама, я попытаюсь снова. Может быть, через день или два, когда она привыкнет к этой мысли.

Мелюзина еще спала, когда я ушел. Моя служба требует присутствия во внешней спальне короля, пока он не проснулся. Я успел только сказать Эдне, что, если понадоблюсь Мелюзине, пусть она попросит королеву послать за мной. Надеюсь, что я ей не понадобился. Очень скоро после того, как проснулся король, я был уже далеко от Винчестера. Стефан так возгордился победой над шотландцами, что отложил в сторону все дела и, взяв своих придворных, которые любили спорт, отправился на большую охоту. Мое присутствие, как рыцаря-телохранителя, было необходимо, и мне не оставалось ничего другого, как ехать.

Это решило (на некоторое время) мои проблемы со сном рядом с Мелюзиной. Мы отсутствовали три ночи. Две ночи мы провели в охотничьих домиках, а одну – в Олресфорде. Этой ночью я был свободен от службы и нашел женщину, хоть и сомневался, что сделаю все, чтобы мой аппетит не возбуждался моей женой. Я не забыл свой маленький план возбудить ревность Мелюзины, но здесь, в милях от Винчестера, было совершенно безопасно искать развлечения без разрешения. Я заплатил за всю ночь и не терял времени даром. Эта путана преподнесла мне второй урок, который я никогда не забуду. Первый был в Лондоне, когда проститутка убедила меня, что удовольствие зависит не от красоты. А здесь, в Олресфорде, я узнал, что сношение не понижает желания. Как только я увидел Мелюзину, я понял, что готов, как никогда.

Если она и пыталась найти меня и злилась из-за моего отсутствия, то сразу же забыла об этом или отодвинула злость в сторону. Мне казалось, что она рада моему возвращению. Когда она увидела меня, ее темные глаза засветились. А вечером – и охотники, и те, кто был дома, – собрались в большом зале на тщательно приготовленную трапезу. На этой трапезе не было формальностей и старшинства. За исключением короля и королевы, сидевших на возвышении, все сидели там, где нашли свободные места, и брали еду прямо с подносов. Были принесены головы самых больших убитых на охоте вепрей. Одна была трофеем короля, а другая, даже большая, – моим. Мелюзина, сжав мою руку, улыбалась мне и, зардевшись от гордости, присоединилась к крикам одобрения. А затем спросила, не ранен ли я. Она отлично понимала, как нелегко охотится на диких кабанов, и ее забота о моей безопасности согрела мне сердце.

– У меня только ушибы, – ответил я. – Этот дьявол наступил на меня, пока я прикончил его.

– Я посмотрю на твои синяки позднее, – мягко сказала она.

Я чувствовал нечто среднее между облегчением и разочарованием. Я, конечно, не хотел, чтобы Мелюзина открыто при всем дворе демонстрировала свою заботу. Чужие взгляды всегда бросали меня в жар и вызывали желание спрятать лицо. Но если она заботилась обо мне, почему она не выразила большей тревоги или не попыталась увести меня отсюда, чтобы убедиться, что рана неопасная, как это делала Одрис. Я сказал правду: у меня действительно не было ран, кроме нескольких синяков, но ведь она этого не знала. Не раздумывая, я спросил об этом Мелюзину, и она рассмеялась.

– Потому что я не сужу о мужском здоровье по словам мужчин. Ты приехал и все время был на ногах, как только слез с коня. А еще у тебя отличный аппетит. Из всего этого следует, что с тобой все в порядке. Я обратила внимание на твой цвет лица и на то, как ты ходишь. Мне было только девять или десять лет, когда я начала заботиться о синяках и лечить раны моих братьев…

Ее голос задрожал и упал. Она закрыла глаза. Я взял ее руку, стараясь успокоить.

– Мелюзина, Мелюзина, не надо…

Она открыла глаза. Их блеск пропал, но слез не было.

– Ты можешь не бояться, что я опять разрыдаюсь. Мне очень жаль, если я была для тебя обузой в прошлый понедельник. Тебя это удивило, и…

– Ты не была обузой, – быстро сказал я, оборвав ее. – Не думай об этом. Расскажи лучше, что ты решила делать с Эдной и как ты поладила с фрейлинами королевы.

Мелюзина встряхнула головой, и ее полные губы задрожали, но она мне рассказала, что решила держать Эдну, пока не уедем, и использовать ее как оправдание тому, что она проводит почти все свое время в своей собственной спальне. Я думаю, она была раздражена мною за то, что я ее вынудил много говорить на людях, но мне пришлось еще больше расстроить ее, сказав, что мой план посещения Улля может быть пересмотрен королем или королевой и мне могут запретить везти ее в Камберленд. Я попытался успокоить ее, но было уже поздно: парад трофеев означал конец трапезы. Мелюзина еще не успела закончить свой рассказ, как пришли несколько человек, которые не были на охоте, поздравили меня и остались… поговорить с нею.

Мелюзина, конечно, знала, как доставить удовольствие мужчинам, как вызвать улыбки, как сделать так, чтобы каждый получил свою законную долю внимания. Я молчал больше, чем следовало. Мелюзина не однажды пыталась вовлечь меня в беседу, и я заметил, что мужчины смотрят на меня и улыбаются. Наверно, они потом хорошенько пропесочат меня и расскажут всем, что я ревновал. Быть может, это и странно, но я не ревновал.

Я был рад видеть, как глаза Мелюзины постепенно становились ярче по мере того, как беседа и внимание облегчали ее скорбь. Вероятно, я не ревнивец, но мне было совершенно ясно, что Мелюзина не флиртует с этими мужчинами. В ее манере разговаривать не было ничего, что пробуждает в мужчине страсть. Среди мужчин был один, который назвал Мелюзину красивой. Но даже тогда я подумал, что маловероятно, чтобы кто-нибудь из них был очарован. Я сам не чувствовал ничего, что вызывает желание, которое переполняло меня несколько дней назад в королевском зале, в нашей спальне или когда она приветствовала меня после моего приезда.