Направленный взрыв - Фридрих Незнанский

На ночь дали снотворного, как говорил Федулкин, для релаксации, чтобы я забыл про Грязнова и спокойно отдохнул ночью. Но как можно забыть про Славу, который сбежал и до сих пор не дает о себе знать! Я стал подумывать, не стоит ли мне тоже отправиться в бега из моего «санатория», не стоит ли повидать жену Васина?

Но решил: не стоит. Завтра, я надеялся, все выяснится. Завтра я встречусь с командующим. А мне просто необходимо было увидеть командующего ЗГВ, генерал-лейтенанта Уткина, мне хотелось посмотреть в его глаза, в которых, я уверен, мгновенно прочел бы ответы на многие интересующие меня вопросы…

3. В теплой компании

Утром следующего дня я чувствовал себя прекрасно. Однако Грязнова все не было.

Проснулся ранним утром и увидел, что под окнами моей палаты стоит роскошный черный «мерседес» последней модели. Я предположил: это за мной. Так и оказалось.

Предупредительный Ваганов послал за мной свою машину.

Утром мой врач снова предложил сделать мне пару уколов в вену, чтобы подстраховаться от неприятностей.

Я без удовольствия подчинился медицине. Затем после легкого завтрака, принесенного Людочкой, сел в машину.

К десяти меня ждал командующий.

Резиденция командующего располагалась в трехэтажном доме, напоминающем средневековый рыцарский замок с двумя полукруглыми башенками, крыши которых венчали шпили с советскими флагами.

Кабинет генерал-лейтенанта Уткина находился на втором этаже. Меня встретила одна из секретарш командующего. Она проводила меня к нему в кабинет.

Я несколько удивился, так как рассчитывал до встречи с Уткиным увидеть его заместителя Ваганова, про которого прочел столько любопытного в рукописи Васина.

Не было и референтов командующего, офицеров, полковников. И это тоже мне показалось странным. В коридорах лишь часовые и охрана — больше никого.

Я вошел в огромные резные дубовые двери, которые раскрыла передо мной секретарша, в кабинет Уткина.

Нет нужды описывать этот огромный кабинет, носивший, как все кабинеты военных начальников, отпечаток неистребимого советского стиля. Глаз сразу отметил непременные поделки армейских умельцев: какие-то никелированные модели самолетов и ракет, снарядные стаканы на столе, да явно немецкие — так и хочется сказать, трофейные — литые скульптуры, изображающие травлю медведя собаками и раненого оленя.

Из-за массивного стола навстречу мне поднялся грузный генерал-лейтенант, седовласый, с большой бородавкой на щеке. Он радушно улыбался, и мне показалось, что сейчас он заключит меня в объятия и станет называть по-отечески «сынком».

— Генерал-лейтенант Уткин, — представился он и пошутил: — Но поскольку вы лицо штатское, честь можете не отдавать при встрече, а называть по имени-отчеству: Михаил Юрьевич. Тезка великого русского поэта Лермонтова. Присаживайтесь…

Он показал на стул. Я сел.

— Итак, я в общих чертах знаю, с чем вы к нам пожаловали, — начал генерал, хотя я пока не задал ни одного вопроса. — Знаю про ваш интерес к моему помощнику и предполагаю те вопросы, которые вы мне станете задавать. Но, к моему сожалению, рассказать что-либо будет чрезвычайно сложно…

Он замолчал и задумался.

— Но вы все-таки попытайтесь, — я нарушил паузу.

— Попытаться? — Главнокомандующий поднял брови и глубоко вздохнул. — Попытаться, говорите, Александр Борисович? Если вас интересуют данные касательно полковника Васина, то я вам уже ничем помочь не могу. — Генерал поднял ладонь, давая понять, что он еще не кончил. — Накануне нашего с вами разговора я дал обещание товарищам из военной разведки не разглашать сведений, касающихся деятельности моего подчиненного.

Я почувствовал, что у меня снова закружилась голова, в висках застучали маленькие молоточки: я понял, все-таки нас опередили.

— Поэтому все, что я вам могу посоветовать, это следующее: забудьте о том, что существовал полковник Васин. Его дело теперь на контроле у очень серьезных людей. — Генерал усмехнулся и покровительственно похлопал меня по колену. — А вы знаете, что военные, простите, не чета гражданским и делают дела основательно. Поэтому у вас есть день, чтобы погулять по городу, купить домашним подарки и вернуться в Россию. Господи, сто лет, кажется, уже там не был…

Я покачал головой, соображая, что к чему, и, наконец, задал единственный вопрос:

— То есть вы хотите сказать, Михаил Юрьевич, что вчера в Вильнюсе полковник Васин был арестован людьми из контрразведки? Я правильно вас понял?

Я никогда не видел, чтобы за какое-то мгновение так переменилось выражение лица человека. Генерал побагровел, могучие брылы с бородавкой затряслись, и тезка поэта с ненавистью выдавил из себя, наклоняясь ко мне:

— Кто вам это сказал?

— Что именно? — с самым невинным видом поинтересовался я, прикинувшись дурачком.

— Кто вам сказал, что Васина арестовали?!.. — последние слова генерал Уткин буквально пролаял мне в лицо, брызгая слюной.

Я выпрямился и сел свободно, закинув ногу на ногу.

— Вы знаете, товарищ генерал-лейтенант, — сказал я, подчеркнуто нахально разглядывая всесильного главнокомандующего, — вы знаете, кажется, кто-то ввел вас в заблуждение. Все мы простые смертные, и страхи нам не чужды. Гражданские смертные всегда боялись госбезопасности. Хотя грехов за собой не чувствовали, но все же побаивались. А кого боятся военные смертные?..

Я чувствовал, что мой вопрос попал в цель: всесильного главнокомандующего кто-то взял на пушку. Теперь генерал Уткин боялся того, чего боятся все военные начальники, у которых подчиненный обвинялся в шпионаже, — служебного расследования. Генерал, очевидно, не совсем представлял, какая теперь расстановка в военных верхах после августовского переворота.

Я смотрел в багровую рожу генерала и видел страх и желание поделиться: он бы и рад был, да только не знал, кому и сколько. Я явно почувствовал: за генералом Уткиным стоит кто-то более умный, более уверенный в завтрашнем дне, более хитрый и более коварный, чем этот генерал, унаследовавший образ мышления советского чиновника. Вернее, советского прапорщика, ставшего в армии синонимом «голубого воришки».

— Вам, Михаил Юрьевич, я как родному говорю: полковника Васина все-таки похитили, а вы так обеспокоились оттого, что думаете, будто вашего помощника арестовали контрразведчики? Это не входило в ваши планы, не так ли, товарищ генерал?

Я смотрел на пышущее ненавистью лицо Уткина и чувствовал себя победителем. Да, я оказался прав, Васина действительно похитили, и, возможно, даже по приказу Уткина, во всяком случае, не без его ведома.

— Зря вы ввязываетесь не в свое дело, следователь, — протянул Уткин.

— Расследовать убийство — как раз мое дело, уважаемый Михаил Юрьевич. Я не знаю, какой фигурой был Васин в ваших шахматах, но в моей партии он был, пожалуй, ладьей. — А вы играете в шахматы?

— Немного, — буркнул генерал, мысли которого сейчас вращались совершенно в другой плоскости.

— Так вот, я уже лет десять занимаюсь следственными шахматами. И представьте, — сказал я, поднимаясь с места и давая понять, что вопросов больше не имею, — во время игры я вдруг теряю мою ладью. Каково! Еще не хватало, чтобы я потерял и ферзя…

— А кто ферзь? — Генерал поднял на меня глаза замученного животного.

— Вы, Михаил Юрьевич, — произнес я, широко улыбаясь.

Он несколько секунд молчал, переваривая сказанное мной, затем спросил:

— С чего вы решили, что я — ферзь и играю на вашей стороне?

— Это не я решил, — сказал я. — Это вы сами решите в течение ближайшего часа.

Уткин оперся кулаками о столешницу:

— Где вы остановились?

— В вашем госпитале, как вы и хотели, — улыбнулся я.

— В госпитале? Почему? Вам нездоровится?

— Нет, я уже здоров, — коротко ответил я, понимая, что мой удар по голове санкционировал не Уткин.

Я хотел спросить генерала про Грязнова, но в этот момент раздался тихий телефонный звонок — это была внутренняя связь.

— Да… Он у меня… Ничего существенного, я же сказал — ничего! — вдруг рявкнул в трубку Уткин. — Да, думаю, не откажется повидаться с вами. — Уткин отнял трубку от уха и сказал: — Вас ждет Ваганов, надеюсь, не откажетесь провести с полчаса в приятной беседе с ним? — подозрительно ласково спросил генерал.

— Нет, не откажусь.

— Тогда он ждет. — Уткин положил трубку. Он нажал кнопку селекторной связи. — Мария Павловна, зайдите ко мне!

Пока секретарша не вошла в кабинет, я снова спросил у генерала:

— Так вы еще не решили, Михаил Юрьевич, на чьей стороне играете?

Уткин хмыкнул и брезгливо мотнул головой:

— Я стар, чтобы заниматься какими-нибудь играми… Даже армейскими.

Дверь открылась, на пороге показалась неприветливая секретарша.