Охотник 2: Проклятый - Александр Робский

— Да… Это я. Знаешь, сколько бы тебя не видел и не слышал, столько бы и не видеть, и не слышать. Так что отпусти душу!.. Ты бы так не говорила, ведь мой сосуд в сознании и слышит нас. Не нужно говорить то, что ему пока не следует слышать… Нет, ты никогда не услышишь от меня, что произошло в тот день. Что, так страшно спросить у первородных?.. Просто следи за мирозданием и тихо помалкивай, пока тебе не кинут кость… Да, я знаю что с тобой так нельзя разговаривать. Но мы оба знаем, кто я и что я… Сейчас идет совершенно иная игра, где все козыри на моих руках. И я не боюсь тебя, первородных, десниц, белых ликов и исчадий… Хм, тогда прощай!

Гидеон ни сдвинулся с места… из-за страха или же больше интереса? Он сам не мог понять. С кем говорил Артем Феникс, а точнее то, что сейчас было в нём, оставалось неимоверно любопытной и очень большой загадкой. То, что из тела парня начало что-то вырываться, а потом он вдруг заговорил с кем-то, не походит на простое совпадение. И более того, Гидеон услышал что-то про белых ликов. Он прекрасно знал, кто это, ведь ему про них говорил Святой:

«Белые Лики — старожилы миров, словно наши стражи, защищающие саму жизнь миров. Они — баланс, они — кровь человечества. Мы их не можем видеть, ведь их чистота ослепит наш взор на веки вечные. По легенде, они прячутся в облаках, в самом море неба. Где наблюдают за нами…»

— Чт… что ты такое?! — наконец-то смог выдавить из себя хоть какие-то слова Гидеон.

— Оу, хороший вопрос…

Артем вальяжно привстал с земли, выпрямился и, отряхнув единственной рукой рванный плащ, только усмехнулся. И вновь тишину вокруг прервал его тихий, пропитанный безумием смешок. Положив ладонь на лоб, он, кажется, понял, что делает это зря. И тут же необъяснимая улыбка сошла с лица, уступив место холодной жестокой маске равнодушия. А белые зрачки, утопающие в бездонной тьме, кажется, ощутимой аурой продолжили источать безумие его смеха.

— Но ответ на него ты не получишь…

Воздух задрожал, ветер начал качать деревья из стороны в сторону. Туман, до этого обволакивающий каждый сантиметр земли и воздуха, рассеялся, а у потолка на всём этаже начали появляться черные тучи, что отдавали раскатами рокового грома. Это «чудо», больше походящее на приход апокалипсиса, изумило Гидеона, но в то же время напугало его до глубины души. Вместе с этим от Артема начали исходить молнии, и лазурь их постепенно меркла, приобретая кроваво-алый оттенок. Красные молнии. Они, как змеи, струились из земли возле Охотника. Гром с небес оглушающе пронёсся над островами, а вспышки молний разразили пространство вокруг, будто бы предвещая скорую гибель в огне всего этажа. Вампир сжался в комок, прикрыв руками лицо. В ужасе упав на колени, он, прикрывая голову, одним глазом робко взглянул на монстра, который был объят алыми молниями.

— Артём, — посмотрел на свою руку Охотник, — Ты обладаешь таким могуществом и познал лишь крупицы истинной силы. Вот она, непревзойденная и никому не подчиняющаяся. Тьма, что способна убить любого. Даже бессмертного.

«Артём», а точнее то, что сидело в нём и управляло телом парня, двинулось к Гидеону, который, припав на колени, дрожал. Каждый шаг Артёма отдавался раскатами грома, земля под ним выжигалась, испепеляясь в пепел. Вампир не мог больше думать ни о чем. Он боялся, боялся всем сердцем и душой, словно за ним пришла сама смерть. Подняв голову, Созвездие замер. Артём уже стоял прямо перед ним, а лицо его вновь исказилось омерзительной жестокостью.

— Последние слова?

— Я…

Послышалось шипение, пронзительный писк. И тут же тело вампира поразила мощная алая молния. Вся кровь, казалось, в момент вскипела и взорвалась внутри. Гидеона вырвало кровью, тело забилось в судорогах Регенерации снова не было, предвещая скорую смерть. Оставалось только одно — бежать, пытаться прыгнуть в портал. Вампир сделал рывок, сливаясь с тенями и так перемещаясь к синему порталу.

— Ты куда?

Артем же, хмыкнув, в мгновение ока оказался возле синего портала. Взмах руки, ошеломляющий раскат грома и молния, поразившая именно тень. На алый свет её сияния, дымясь, вылез Гидеон. Из его ушей, носа, глаз, рта бушующим потоком бежала кровь. Тело начало лопаться, крошиться, разрушаясь прямо на глазах. Страх впился в сознанием острыми тисками, боль сковала тело, не позволяя не только как-либо действовать, но даже бежать. С трудом отпрыгнув в сторону, Гидеон попытался отбежать в противоположную сторону, оглянулся. Артёма уже не было на прежнем место. Но обернувшись, Созвездие увидел Охотника прямо перед собой. Протянув руку вперёд, Артём пустил кровавую молнию. Сгусток энергии впился в грудь вампира, не отпуская его. Вампир разразился воплем, что были силы, ибо молнии будто бы выжигали из него всё, жаря заживо. Все внутренности, кожа, кровь, плоть — всё превращалось в ничто, в пепел. От силы удара его прибило к дереву. натиск молнии как возник, так же и пропал. Гидеон прекрасно понимал. То, кем сейчас является Артем — это монстр. Живой настоящий монстр, и вампир, даже первородный, по сравнению с ним, наверное, не более, чем ребёнок. Он быстрый, сильный. И даже будучи покалеченным, с легкостью поставил на колени Гидеона, полного мощи.

— Смотри, Артем. Он так жалок, что просто хочется вырвать себе глаза. И да, Гидеон, — Артем начал покрываться разрядами жутких гигантских алых молний, кои выходили из его тела ломанными линиями. — В тебе частичка Исчадья. А это означает одно… ты отправишься в Бездну душ!

— А… Нет, стой!!! — вдруг выкрикнул Гидеон.

Вампир знал, что такое Бездна душ, но всегда всю свою жизнь считал её лишь очередной байкой. Теперь же ему придется проверить лично, что правда, а что вымысел.

Артем поднял руку кверху. Гидеон по интуиции вскинул голову и увидел над собой огромную чёрную тучу с целой армадой скопившихся в ней алых молний. Он понимал, что от этого удара от него ничего не останется. Даже праха.

— Спи крепко, — махнул рукой Артём.

И повинуясь этому жесту, в Гидеона врезался огромный, больше похожий на кровавый столб света разряд алой молнии. Время замедлилось, вспышка ослепила, заставив зажмуриться. И в то же мгновение его тело испарилось, рассыпавшись в ничто, уничтожая его и всё то, во что он верил… Он не почувствовал боли, не