Апокалипсис в мировой истории. Календарь майя и судьба России - Игорь Шумейко

Дело в том, что наши наднациональные ценности, запаздывая со всхожестью, прорастали уже как антинациональные, что, похоже, и определило особенности последующего идеологического противостояния. Так или иначе, но автор этих строк в 1976–1977 годах носил гордое звание «Отличник боевой и политическойподготовки»…

В «Уравнении с неизвестным числом неизвестных» — своей немного альтернативной истории «Холодной войны», я фиксировался на том, что кроме «гонки вооружений» Соединенным Штатам удалось навязать нам еще одну параллельную «гонку», значение которой для исхода «Холодной войны» очень недооценивают: «гонку потребления».

Наши засекреченные гении прекрасно освоили тактику знаменитых уже «асимметричных ответов» (когда 50-миллиарднодолларовые американские угрозы легко парировались 5-миллионнорублевыми ответами). И известный экономист Михаил Хазин в нашей беседе, посвященной вообще-то мировому кризису, не преминул подчеркнуть, что «гонку вооружений» СССР к 1970-м годам практически выиграл. От этого пункта, разделяемого многими учеными, в том числе и с «той стороны», я отталкивался к другой гонке — «потребления», и рассматривал обстоятельства нашего там глобального проигрыша. Объяснение, что СССР проиграл идеологически, что тогдашняя версия коммунизма-социализма оказалась неконкурентноспособной по сравнению с капитализмом… — мне не очень нравится. Получается, СССР проиграл чемпионат по «отвлеченным терминам», Первенство по «…измам». Тут фокус-то в чем? Само подразделение истории на «социально-экономические формации» мы ведь получили из тех же рук, в той же книге, где утверждалось, по этой же теории, что такие-то «формации» неизбежно побеждают и заменяют собой — такие-то. И настолько зазубрили это, что даже и как-то подзабылось, что за термином «коммунизм» нет той объективности, как за… гравитацией, электромагнитной индукцией, радиоактивностью… Что само слово это пришло в составе определенной словесной комбинации (науки). Что, по сути-то, они, «социализм», «коммунизм» в устах их творца означали: то, что неизбежно, объективно побеждает, вытесняет, заменяет собой.

Получается, сам факт непобеды — отменяет и сам факт их существования. Например, собрали команду по баскетболу, надеялись на победу, но не вышло. Но все же, вот они, парни, перед нами сидят, переживают. Они — есть. Но где может остаться то, что позиционировалось — как синоним объективно неизбежного торжества? Где может укрыться — непобедная победа? Почему-то об этом у нас не очень-то задумываются, шелестя этими «…измами». Это все наша природная жалостливость приводит к забавному смысловому смещению. Мы гладим ошибочную книжку — словно нашкодившую кошку… Рассеянно забывая, что виноватое мурчание — вот, оно есть, а виноватый «…изм»… Его просто нет.

К работам великого последователя Гегеля — Карла Маркса — разговор вернется еще несколько раз. Его критика способа производства, который он называет капиталистическим, действительно имеет огромное общечеловеческое значение. И вообще, Марксова критика «отчуждения» человека, это, возможно — самый высший взлет гуманистической мысли. Хотя, опять же, если вспомнить диалектику Марксова учителя — то само наличие такого понятия, как «высшая точка» — что означает? Правильно: что далее траектория пойдет вниз. Вот и Карл Маркс, дойдя до замечательной, важной на все времена «критики отчуждения человека» — далее приветствовал расстрелы заложников парижскими коммунарами (а это, в общем, тоже «отчуждение» — жизни) и т. д.

Но самое неприятное, что по поводу краха его рецептов выхода из круга отчуждающего производства у нас наготове чисто садомазохистский вывод: это мы плохо следовали великой книге. Забывая, что Марксов фундамент: положение об относительном и абсолютном обнищании пролетариатарухнул еще в XIX веке. И что уже Энгельс, выпуская 4-й том «Капитала» отчаянно перекраивал и перештопывал «марксизм», словно портняжка после неудачной примерки. «Нет, это клиентка виновата!» — отрубят наши, экипированные в черную кожу, социал-мазохисты. Но в «клиентках» состояла ведь не только Россия. Это просто надо признать — «прогностический луч «Капитала» никак не добивал на дистанцию больше 15 лет…

Гораздо результативнее исследовать более простые, «фактурные» объяснения нашего поражения. Дефицит, товарный голод. Доверие к «нашему…изму» подорвали перебои со снабжением. Такая-то одежда «выбрасывалась» только в конце месяца, а такая-то была только в валютных «Березках» и обкомовских распределителях и т. д.

В глобальном соревновании с США, Западом — мы проиграли «гонку потребления». И именно эта, почти «кухонная» версия, в действительности имеет почти необозримые следствия, нити, тянущиеся сквозь всю историю человечества.

Ведь второй факт, столь же объективный, как и сам проигрыш, состоит в том, что население СССР отнюдь не умирало с голоду, не ходило нагим.

Из Германии первой половины XX века дошел простой, как «хайль», знаменитый лознуг: «Пушки вместо масла». И навязчивая распространенность, расхожесть этого лозунга провоцирует на очень серьезную подмену, ошибочное его приложение к СССР 1950-х — 1980-х годов.

Просто-таки глобальной ошибкой была и такая, практически — главная версия той советско-американской коллизии: «Гонка вооружений истощила СССР». Как будто СССР с США сделали по миллиону «пушек», нацеленных друг на друга, но у США притом еще оставалось «на масло», а у СССР — нет.

В этой словесной цепи слабое звено — слово «истощила». Встающие за ним образы кинохроники, блокадные ленинградцы, освенцимские страдальцы, и т. д. — только затеняют следующий факт: проиграть «гонку потребления» — это совсем не то, что умереть от голода или холода! Или даже просто — «истощиться»…

Да, в 1990-м году в СССР можно было уже говорить и о «протянутой костлявой руке голода», о реальном недоедании. Но этому моменту предшествовало уже несколько лет «сливания», и жизни наших руководящих слоев и прослоек по известному, нашему же принципу: «Чем хуже — тем лучше». (Несколько раз в российской истории этот принцип овладевал относительно широкими массами). Это тема совершенно другого исследования, сейчас же речь о вершине нашего соревнования с Западом, о периоде (по Хазину, например) отказа от выигрыша. Или «надлома», и т. д. Хронологически это 70-е годы. Плюс кое-какие «вершки» в 80-х и «корешки» в 60-х годах соответственно.

Все мы помним нараставшее тогда общественное раздражение, род невроза, ищущего, на что бы только обратиться. По «миру идей» это раздражение скользило практически ни за что не цепляясь, (слишком гладки и обтекаемы были эти идеи, данные нам вразных «…измах»). Да, примечательно еще, что в самой модели, в конечной победе над капитализмом, мало кто сомневался. Даже самый антисоветский анекдот обыгрывал эту общепризнанную данность: «Мы-то до коммунизма не доживем — а вот детей жалко!»

Но зато в окружающем материальном, товарном мире, в мире потребления, поводы для недовольства стали находиться, прямо-таки в геометрической прогрессии.

Природа этого недовольства — это-то и есть самый интересный момент в истории той «гонки потребления». Момент важный и по сей день, и даже весьма важный для будущего выживания человечества, как бы это громогласно ни звучало. Ведь навязанная нам гонка потребления отнюдь не завершилась с поражением и распадом СССР.

Эта идея, в общем, формулировалась многократно, что-то вроде: «Джинсы победили СССР!» Иногда назывались и какие-то другие, символически важные товары, так называемые «иконы потребления». О чем тут можно задуматься? — О следующем важном парадоксе. Ведь модель развития СССР вовсе не предполагала одноразового высасывания крови из своих подданных, (мы, напоминаю, говорим о периоде 1940 — 1980-х годов), продажу этой крови ради новых вооружений или, говоря более обобщенно, «ради развития производства средств производства», ради той самой «группы А», ради оружия… Нет же, скромная наша «группа отраслей Б» кормила и одевала советского человека вполне сообразно историческим, климатическим условиям и т. д.

Вроде получается так: идет соревнование, человек в Чикаго и человек в Ленинграде — наперегонки делают «пушки» («вместо масла», или там — «вместе с маслом»— не важно пока)… Крупно отстававший после Второй мировой войны ленинградец, постепенно к началу 1960-х догоняет чикагца, начинает было обгонять, но вдруг… глубоко задумывается и внимательно оглядывает свою одежду, сравнивает ее с чикагской.

— Тепло тебе?

— Да. Но некрасиво.

— Почему некрасиво?

— А потому, что не модно.