Третий фланг. Фронтовики из будущего - Федор Вихрев

Весь день мы ходили по Кировскому заводу, где собирали машины для экспериментального дивизиона САУ. Две САУ-203 и шесть СУ-152 со старыми морскими пушками Канэ, шесть СУ-152 с орудием Бр-2. СУ-122 и СУ-130 уже были отправлены на фронт, на Лужский рубеж. Туда мы должны были отправиться на следующий день. На мой взгляд, с самоходками все было в порядке, так я и сказал конструкторам, сделавшим эти машины в рекордно короткий срок, за месяц. Ну а если учесть, что шасси, например, можно найти на Кировском заводе, Ленинградском механическом, 185-м заводе им. Кирова, заводе подъемно-транспортного оборудования, заводе им. Егорова. Расположены эти заводы в разных концах города. Шестидюймовки можно взять только в Кронштадте, восьмидюймовки – только на Ржевском полигоне. В общем, работа по совмещению всего этого превращается в подвиг.

Заночевать мы должны были в гостинице, куда и поехали вечером. Мы – это я, Тэнгу и мой сопровождающий майор Васильев.

Мы уже шли по коридору к своему номеру, когда нас догнал высокий мужчина, судя по одежде – иностранец. Тэнгу и Николай насторожились так похоже, что меня чуть на «хи-хи» не пробило. Подбежавший мужчина что-то быстро проговорил по-английски и растерянно огляделся по сторонам. К нам уже спешила девушка-переводчица.

Уточнив что-то у подопечного, она произнесла: – Мистер Адамс спрашивает, какой породы эта собака?

Тэнгу, сообразив, что никого рвать не надо, успокоился и даже махнул хвостом.

— Среднеазиатская овчарка, — привычно ответил я.

Девушка, повернувшись к Адамсу, произнесла что-то вроде «Мидл Азия шиип дог».

Я утвердительно кивнул.

Глаза у мистера Адамса полезли на лоб, и он севшим голосом что-то произнес.

— Мистер Адамс спрашивает, — растерянно перевела девушка, — если это средняя азиатская овчарка, то как выглядит большая азиатская овчарка?

Я молча показал ладонью метр с лишком от пола. Говорить я не мог. Хотелось даже не смеяться, ржать. Я впервые оказался на месте героя анекдота.

— Только эту породу мы сейчас восстанавливаем, — недрогнувшим голосом добавил Николай.

Кое-как распрощавшись с Адамсом и его переводчицей, мы ввалились в номер и, наконец, отсмеялись. Эту байку про американскую таможню я майору уже рассказывал.

На следующий день мы отправились на фронт, на тот его участок, где воевали новые самоходки. По дороге заехали в истребительный полк N-ской авиадивизии. Первая эскадрилья этого полка летала на И-180 с довоенных времен, две другие – перевооружали только сейчас. Причиной было неприятие И-180 какой-то шишкой из штаба округа. Объективных причин у него не нашлось, поэтому его действия квалифицировались как саботаж, со всеми вытекающими последствиями.

Самолет пилотам нравился, особенно по сравнению с И-16 резко возросшая точность стрельбы, хороший обзор, особенно на последних моделях, простота пилотирования, самолет осваивался легко, даже молодыми летчиками. Конечно, ему не хватало скорости, летчики жаловались, что He.113 от них уходит на прямой. Просили поставить на И-180 двигатель помощнее.

Конечно, пятьсот восемьдесят километров в час – это маловато по нынешним временам.

Я сказал ребятам, что Поликарпов сделал новый самолет и сейчас его уже испытывают здесь, под Ленинградом, возможно, и к ним направят.

Я не люблю поезда. В своем мире по возможности старался путешествовать на автобусе или автомобиле, а тут такого не получалось. Каждая поездка по железной дороге представляла собой большое мучение. Не в последнюю очередь я связывал это с воспоминаниями о событиях, благодаря которым получил звание почетного железнодорожника. Случайно узнав о том, что группа Преображенского будет также перебрасываться под Ленинград, я напросился с ними.

Евгений Николаевич, с которым мы познакомились в Крыму, похвастался новыми машинами. Старые они оставили сменившей их авиадивизии в качестве запасных, а на аэродроме Кубинки получали новые «илы». Кроме двух полностью укомплектованных полков, в его распоряжении оказалась тройка Ил-4Ж. На одном из них я и полетел в качестве бортстрелка. Пилотировал мой самолет майор Пусеп, переведенный из дивизии Водопьянова. Полет прошел абсолютно мирно, чему все были рады, и в то же время – удивлены. А бригада добиралась по железной дороге почти неделю.

В ожидании приезда бригады я гостил у Преображенского. Однажды он пригласил меня пройтись по летному полю. Евгений был уже в общих чертах в курсе, кто я и откуда, поэтому вопросов по этой теме не задавал. Зато предложил провести никем пока не санкционированную операцию над Германией. От девяти до восемнадцати самолетов летали туда каждую ночь, а он решил провести обособленный удар. Естественно, строевые самолеты никто бы на это использовать не разрешил, но словно старый картежник, Преображенский достал из рукава козырь – переделку ДБ-2, обсуждение которой я случайно слышал в Кремле. Самолет служил испытательным стендом для новых моторов и высотных скафандров. Для удобства испытаний штурманская кабина была капитально перепланирована. От меня требовалось малое – выпросить разрешение на взлет одного дополнительного самолета по еще не определенному маршруту.

Я написал рапорт на имя командующего воздушной армией с просьбой выделить мне самолет на трое суток для подготовки деятельности бригады. Рапорт удовлетворили весьма своеобразно – вылеты разрешили, но запретили использовать штатную технику и экипажи. Озадаченный таким ответом, я вернулся к Преображенскому, но тот воспринял весть радостно, так как по штату ему лично самолет с экипажем уже не полагался, и в боевом расписании он сам задействован не был, а ДБ числился вообще за ЦАГИ. Штурмана и стрелков нашли тоже быстро – за два дня до этого на соседнем аэродроме сел сильно поврежденный ТБ-3, большая часть экипажа которого погибла или попала в госпиталь, а штурман и два стрелка бродили без особого занятия. В то, как Евгений утрясал расход горючего и моторесурса, где нашел необходимые карты и остальную организационно-авиационную суету, я не вникал, здраво рассудив, что лишнего знать иногда не стоит. Мне отвели место в штурманской кабине, как наиболее просторной.

Куда еще звонил Евгений Николаевич, кого еще «за бороду дергал», не знаю, но вечером взлетели минут за двадцать до основной группы. Благодаря спецкостюмам, без особых проблем поднялись на двенадцать километров. Лишнее движение сделать было тяжело. Все-таки костюмы слишком стесняли движение. Мне, как пассажиру, дела вообще не нашлось, поэтому время тянулось невообразимо долго. Но вот Сергей, так звали нашего штурмана, махнул мне рукой. Я подполз к нему и увидел далеко внизу редкие из-за войны огни города. Достав блокнот и простой карандаш, Сергей написал «ЕН сказал, чтоб ты целился. Высоту, ветер и скорость на прицеле я выставил». И показал на окуляр и кнопку сброса. Я знал, что бомба у нас одна, пятисотка-фугаска, поэтому промахнуться мимо города было бы обидно. Основная группа должна была работать по Штеттину, а здесь моря не наблюдалось. Подумав, что творится какая-то чертовщина, я попытался рассмотреть хоть что-нибудь. Это было проблематично – смотрел в такой прицел я впервые, да еще и ночью. Но вот в перекрестии показались какие-то цилиндры. Я нажал сброс. Самолет слегка подбросило вверх. Обратно возвращались так же спокойно. Только над побережьем нас попыталась перехватить пара двухмоторных самолетов, но им не хватило высотности. Вернулись без повреждений. Стрелки успели заметить, что на земле произошел крупный взрыв, прежде чем мы влетели в облако.

На земле Преображенский с Сергеем убежали куда-то в штаб, не дожидаясь меня. Стрелков я не знал даже по именам, поэтому вступать в их оживленный разговор, который уже переключился на обсуждение женщин, не стал. С аэродрома меня вызвали в Смольный еще до обеда, поэтому подробности остались неизвестны мне. Обиднее всего, что в тот раз я даже не узнал, куда именно мы летали.

Отдельный испытательный дивизион самоходных пушек разместился на невысокой гряде холмов, метрах в двухстах позади передовой линии наших окопов. Машины стояли в капонирах в ожидании возможной атаки противника. Их было десять – восемь СУ-122 и две СУ-130. Вот возле одной из них я и завис. Самоходка была сделана как предсерийный экземпляр, с новым бронекорпусом с дифференцированным бронированием и по силуэту напоминала «Меркаву», только вместо башни – рубка. Пять человек экипажа размещены удобно, почти комфортно, по крайней мере, по сравнению с тридцатьчетверкой. Сержант Володя, наводчик, показал мне свое рабочее место, объяснил, как целиться и стрелять. Собственно, выстрелить, конечно, не получилось, но я и без этого был доволен. Тэнгу в машину не полез, побрезговал. Зря, там было чисто.

Как стрелять из этой пушки, я понял достаточно скоро, пригодились уроки Дока.