Три года в Кувейте - Виктор Трубников

Во второй половине 1972 ir. на пост директора Мейдан-госпиталя был назначен доктор Адэль Нусейба, палестинец по происхождению, но подданный Кувейта.

Адэль Нусейба работал в Кувейте уже 23 года. Он приехал сюда из Палестины еще совсем молодым врачом. Здесь и остался жить. Со временем получил кувейтский паспорт. Но и у него, и у его двух взрослых сыновей, родившихся в Кувейте, в паспортах было записано «кувейтец 2», т. е. не коренной кувейтец. Так они и остались для Кувейта не своими, а иностранцами. Вначале доктор Адэль Нусейба работал в первом государственном госпитале страны — в Эмири-госпитале. В последующем он выдвинулся и стал директором открывшегося в 1961 г. Ас-Сабах-госпиталя, затем перешел в ортопедический госпиталь, и вот на склоне лет он занял должность директора в Мейдан-госпитале, где лежали больные-хроники и где работа не требовала от него больших усилий.

Госпиталь был размещен в приспособленном здании. Весной 1972 г., после посещения госпиталя министром Абд ар-Раззаком Мишари аль-Адвани, были выделены средства для ремонта и частичной реконструкции помещения. Строительные работы (были завершены летом того же года.

Что касается больных, находившихся на лечении в госпитале, то все они, несмотря на тяжелые недуги и вынужденную неподвижность, имели чистый, ухоженный вид. Пролежни у больных здесь были большой редкостью. Постельное белье менялось ежедневно, а то и по нескольку раз в день (в случае, если больные неопрятны и мочатся под себя). Во всем этом немалая заслуга принадлежала среднему медицинскому персоналу, выполнявшему свои обязанности без единого напоминания.

В этом госпитале (на 100 коек) работали всего три врача: палестинцы Фагми аль-Моэтасем (старший), Каиз Абу Таха и иорданец Самир Хусейн Саббуба. Они были хорошими специалистами, неплохо разбирались в возрастной патологии. Первый из них был членом американского научного общества геронтологов.

В общем Мейдан-госпиталь производил хорошее впечатление.

Моя внегоспитальная работа включала выезды в пустыню к кочевникам-бедуинам для срочной консультации нетранспортабельных больных. Таких выездов было немного, поэтому почти каждый из них запомнился очень хороши. Об одном из них я расскажу.

Неожиданная поездка на северо-восток страны в конце февраля 1972 г., в становище бедуинов, расположенное вблизи нефтеносного района Эль-Бахра, была вызвана тем, что разъяренный верблюд затоптал и искусал буквально до полусмерти 12-летнего мальчика. Когда я слушал взволнованный рассказ бедуина, прибывшего за мной, и уловил «аддалу аль-джамаль» («укусил верблюд»), то понял — дело серьезное. Обычно верблюды не кусаются, но если по каким-либо причинам это случается, то после укусов остаются страшные рваные раны.

Это был действительно необычный, из ряда вон выходящий случай. Дело в том, что одногорбые верблюды, которых разводят в Кувейте, — животные миролюбивые и покорные. В отличие от двугорбых они не агрессивны, никогда не плюются. У них хорошая память. Они помнят и узнают не только хозяина, но и всех членов его семьи. Охотно отзываются на зов, хорошо знают всех своих сородичей по стаду. Никогда одногорбый верблюд один не забредет в чужое стадо и не останется там. Мне случалось видеть, как, добывая пищу в пустыне, сходились и смешивались стада во много десятков и сотен голов. При этом пастухи не проявляли никакого беспокойства. Покончив со скудной растительностью на одном участке, стада, как потом мне объяснили, расходились в разные стороны в поисках пищи в первоначальном составе. Чужак в стаде, если только он не болен, большая редкость.

Верблюд, покусавший мальчика, видимо, был болен и не хотел отвечать на заигрывания мальчишек. А когда они стали причинять ему боль, ударяя палками и бросая в него камнями, он и набросился на ближайшего из них… После случившегося верблюд ушел из становища и из своего стада. Говорили, что он ушел умирать в глубинные районы пустыни, а возможно, и просто ушел от своих обидчиков.

Поездка для оказания срочной помощи была организована руководством ортопедического госпиталя по просьбе органов общественного здоровья. Просили выехать именно меня, так как следовало решить, оказывать ли помощь ребенку на месте или транспортировать его в Эль-Кувейт. Быстро собрав все необходимое оснащение, в том числе стерильный перевязочный материал в специальных металлических биксах и шины для временной фиксации конечностей при переломах, захватив двух помощников — врача и операционного медбрата, а также прибывшего за нами проводника, мы на двух джипах отправились в Эль-Бахру.

Первые полтора десятка километров мы ехали по хорошей асфальтированной дороге в северо-западном направлении, затем, не доезжая города Эль-Джахра и расположенной за ним обрывистой возвышенности Джиль-эз-Зор, резко свернули направо, на северо-восток. Началось бездорожье. Наш путь теперь лежал среди холмов, поросших чахлой растительностью, и дюн, вдоль берега залива Кадама — юго-западной оконечности залива Кувейт.

Миновав оставшийся слева военный городок, где солдаты кувейтской армии первого года службы проходили обучение, мы углубились в малонаселенную часть побережья залива Кувейт, местами поросшего камышом. Здесь было очень много водоплавающей дичи: чаек, бакланов, а также перелетных птиц: уток, журавлей, фламинго, прилетевших сюда из умеренных широт и облюбовавших эти глухие места для зимовки. Встречались еще какие-то малоизвестные мелкие птицы, с шумом поднимавшиеся стаями при нашем приближении. Последним связующим звеном между населенной частью побережья и участком почти голой пустыни, протянувшимся примерно на 80 км, который нам предстояло преодолеть, была одинокая хижина рыбака. Стояла она на мысе, отделяющем залив Кадама от залива Кувейт.

Перед трудной дорогой по пустыне шоферы попросили разрешения сделать кратковременную остановку для проверки исправности автомашин. Остановились мы у самой хижины. Живущий в ней рыбак, Хисхам Али, иранец по происхождению, встретил нас приветливо, даже радостно. Дело в том, что он по целым дням не встречал живой души, особенно в весеннее и зимнее время года, когда рыба не шла. Пока шоферы занимались своим делом, мы разговорились. Переводил араб-медбрат, который знал иранский и английский языки. Оказалось, что жил Хисхам Али здесь совсем один. Семья его осталась в Иране. Он же приехал сюда, чтобы заработать немного денег. Служил он у хозяина, который раз в несколько дней, а летом ежедневно, присылал машину за уловом. На этой же машине доставлялся сухой лед в специальных термосах для хранения рыбы. Хисхам Али ловил рыбу с помощью прибрежных ставных металлических сетей.