Битва за Смоленск - Сергей Матвеев

— А чего тогда не спишь? — снова спросил я.

— Выспался, — сообщил отец. — Делами хочу заняться. А вот ты чего вскочил? Только не говори, что ты и сегодня с ушами в компьютере весь день провести собираешься.

— Заскочу, конечно. Ненадолго, — соврал я, заливая растворимый кофе кипятком.

— Ты в курсе, что меня мать просила как-то повлиять на тебя, чтобы от компьютерной зависимости избавить?

— Так у меня же работа с компьютерами связана, — удивился я.

— Знаем мы твою работу, — спокойно сказал отец. — Как не заглянешь к тебе в комнату — сидишь в кресле в полной отключке, только руки и ноги подёргиваются. Между прочим, выглядит пугающе. Даже для меня. Про мать я вообще молчу.

— Ну, я же в виртуале! — намазывая хлеб маслом и накладывая поверх клубничное варенье, возразил я.

— Ты так говоришь, будто уйти в виртуал — это всё равно, что в футбол во дворе пойти поиграть.

— А что, нет? — удивился я.

— От футбола зависимость не возникает, — поучительным тоном сказал отец. — А от виртуала в два счёта.

— От футбола ещё какая зависимость, — сказал я. — Посмотри, вон, на наших олигархов. Каждый себе хочет по команде купить.

— Так это бизнес!

— Ну, и виртуал это бизнес, — согласился я. — Для кого-то.

— Ну вот, — подхватил отец. — И этот кто-то на тебе зарабатывает.

Мне почему-то сразу вспомнилось, как примерно то же самое говорил Мамай в таверне в самый первый мой вечер в Нереалии.

— Что вы все так из-за этого беспокоитесь! Все на ком-то зарабатывают, — сказал я.

— Неправда, — возразил отец. — Я вот на тебе не зарабатываю. И на друзьях тоже. И вообще, до девяносто первого года у нас в стране эксплуатация была запрещена.

— Так она и сейчас запрещена.

— Ну да, теперь мы свободны, — невесело улыбнулся отец. — Каждый волен жить, как получится. Волен умереть с голоду, жить на улице и так далее. А если хочешь регулярно кушать — должен продаться в рабство какой-нибудь фирме, желательно покрупнее и помощнее, с хорошими условиями и социальным пакетом, чтобы рабство было максимально комфортным.

Я осторожно сделал глоток. Хороший кофе, крепкий. Но очень горячий.

— Скучаешь по советским временам? — уточнил я.

— Дело не во временах, — взмахнул журналом отец. — Раньше думали, как сделать жизнь народу лучше. Идея была, понимаешь? Общая идея, и каждый чувствовал свою причастность к чему-то огромному.

— Ну да, комсомольские стройки и всё такое, — сказал я.

— И это тоже, — кивнул отец. — Люди знали — мы живём в своей стране, мы здесь — хозяева, если строим что-то — это для будущих поколений. Мы верили в это, трудились ради этой цели, потому что разделяли её всем сердцем. Ты был человек и личность, но при этом чувствовал себя частью огромного общества, народа.

— Ну а сейчас?

— А сейчас каждый сам по себе, — грустно сказал отец. — Есть бизнес, он нанимает людей, увеличивает свой капитал. Частный. Всё распродано, и за каждый шаг нужно платить. А отношение к тебе везде как к чужому. Как бы поживиться за твой счёт. Эгоизм победил. Каждый думает максимум на уровне своей семьи — о личном благосостоянии.

— И чем же это плохо? — я посмотрел на часы и решил, что успею сделать ещё бутербродик и заодно с отцом подольше пообщаюсь.

— А тем это плохо, что уничтожает все настоящие, высшие межчеловеческие ценности, такие как дружба, взаимовыручка, милосердие, любовь, наконец! Вместо этого, во главе угла деньги — только деньги. Нас превращают в кассовые аппараты.

— Слушай, тебе бы в политику пойти, — сказал я. — Так убеждённо всё говоришь.

Отец замолчал, снова открыл журнал, посмотрел в него несколько мгновений, затем раздражённо бросил его на стол.

— Не верю в честную политику! Это такой же бизнес, как и всё остальное.

— Неправильно рассуждаешь, — не согласился я. — Если все будут на кухнях разговоры вести, и никто палец о палец не ударит, чтобы как раз честной политикой заняться — так ничего и не изменится.

— А что теперь можно изменить? Когда всё уже поделено, система работает на обогащение, и никто не захочет ни граммом поступиться, чтобы сделать общество хоть чуточку более справедливым.

— Вот чего я не понимаю, — сказал я, ставя пустую чашку в раковину, — так это то, почему взрослые разумные люди так любят красиво говорить, но ничего при этом не хотят делать и менять.

— А ты хочешь что-то делать? — спросил отец. — Менять?

— А меня всё устраивает, — пожал плечами я.

— Ты просто не знал ничего другого.

— Я просто принимаю наш мир и существующие обстоятельства, как данность. Чего зря языками болтать — только время тратить.

— Это то же самое безделье и нежелание напрягаться, — подытожил отец.

— Не то же самое, — возразил я. — Если меня больше не будет что-то устраивать, я это изменю.

— Какой ты быстрый! Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Думаешь, это так просто?

— Я сейчас ничего не думаю, — возразил я. — Появится потребность — подумаю. Увижу конкретную несправедливость — буду с ней воевать.

Отец скептически улыбнулся и покачал головой. Потом вздохнул и снова потянулся к журналу:

— Ладно. Иди в свой компьютер, воин. Матери скажу, что беседу провёл.

— Спасибо, пап! — довольно улыбнулся я.

Приятно, когда хотя бы твои родители принимают и любят тебя таким, какой ты есть.

Утренний лес был наполнен свежестью и пением птиц. Я сидел, прислонившись спиной к стволу молодой сосенки. Солнце пробивалось сквозь крону деревьев и плясало непоседливыми лучами на устланной мхом лесной подложке. Что-то пощекотало руку, я опустил взгляд и увидел, как по предплечью взбирается деловитый рыжий муравей. Я тщательно рассмотрел его, в который раз удивляясь глубине прорисовки и детализации Нереалии. Шесть ножек, два усика, подвижное, будто на шарнирах, тельце. Я аккуратно сдул его на мох и резко поднялся. Пора за работу. Надо собирать бойцов и двигаться на Смоленск.

Переход занял намного больше времени, чем я предполагал вначале. Должно быть, тот факт, что шли мы в целях маскировки не по наезженной дороге, а по лесным тропам, значительно удлинил наш путь. Кроме того, мы не могли развить большую скорость, так как по пересечённой местности быстро двигаться было невозможно и даже опасно. Один из дружинников поскользнулся на влажном от утренней росы стволе поваленной ветром сосенки, упал в овражек и едва не обнулился. Если учесть, что большая часть отряда шла «на автомате», повинуясь лишь командам командиров, и под ноги не смотрела — это могло существенно сократить наш и без того небольшой состав. Так что темп было решено сократить, а тропинки выбирать пошире и поровнее. Отвлекаться на разговоры было особо некогда, так как мне очень хотелось, чтобы звено дошло до цели в целости и сохранности. Постоянная необходимость повторять «правее» и «левее» невероятно утомляла. Макарыч с Петей, шедшие рядом со мной, бросали на меня сочувствующие взгляды, но помочь ничем не могли. Хотя тот факт, что они сами смотрели на дорогу и не нуждались в поводыре, уже облегчал мне жизнь. К счастью, постепенно бойцы «возвращались» в своих персов, вот поднял голову Федя, вот почти синхронно «ожили» и заспорили о чём-то Ярл с Кольцем. Жизнь налаживалась, вот только усталость начинала давать о себе знать. Жаль, что моим собственным персом никто не может покомандовать. А может, Рексоман? Надо спросить его при случае.

Наконец мы остановились на довольно уютной полянке, окружённой толстыми стволами вековых деревьев. По цепочке бойцов пришла команда «привал». Я громко повторил команду для своих, а потом лёг прямо в траву на спину. Какое наслаждение! По синему небу лениво плыли причудливые кудрявые облака. По привычке, приобретённой ещё в детстве, я начал присматриваться к ним, пытаясь угадать, кого они напоминают. Вот это облако отдалённо похоже на крокодила. А вот это — если применить немного фантазии — вылитый наш Персиваль со спины.

— Вставай, Алекс, — вдруг раздалось у меня над ухом. — Мы, к сожалению, не в отпуске.

Я нехотя приподнялся на локтях. Рядом со мной на корточках сидел Мамай.

— В чём дело? — удивился я. — Дальше идём?

— Да, — Мамай посмотрел куда-то в сторону, потом снова на меня. — Твоё звено придано мне в разведку, не забыл ещё?

— Так разведка же отменилась! — непонимающе ответил я.

— Разведка в деревню отменилась, теперь будет разведка в сторону Смоленска. И не надо лишних вопросов. Как нужно отвечать командиру?

— Мы не в армии, — проворчал я, поднимаясь на ноги.

— А вот тут ты ошибаешься, — Мамай тоже поднялся. — Ты же в дружину нанялся, а не в роту одуванчиков.

Мои бойцы сидели неподалёку и с интересом прислушивались к нашему разговору.

— Всем звеном пойдём? — спросил я.

— Всем звеном, но двумя группами. Мы с тобой идём вперёд, с нами ещё пару человек. Остальные идут сзади на расстоянии, страхуют на случай контакта с противником. Сам реши, кто в какой группе будет, ты их командир, тебе виднее, — Мамай достал из кармана и развернул небольшую карту. — А пока давай привяжемся к местности. Мы сейчас примерно здесь. Именно это место Рексоман указал остальным сотникам, как точку сбора. А Смоленск вот здесь. Вот досюда ещё идёт лес. А тут — большое голое пространство, поля там. За ними — луг, речка, ну и, собственно, крепостная стена.