Пако Аррайя. В Париж на выходные - Сергей Костин

Метек возвращался в закусочную. По нему нельзя было понять, хорошие он получил новости или нет. Он – это было привычное выражение его лица – улыбался каким-то своим мыслям. Как будто ему всё было занятно – не более того!

Я думал, что Метеку уже надо ехать, но он снова сел и достал новую сигарку. Он сунул ее в рот и прикурил, не переставая улыбаться – не мне, себе самому. Потом, видимо, решился.

– Вы тоже можете разрешить одно мое недоумение.

Я с готовностью посмотрел на него. Что, я мог в чем-то ему отказать?

Метек выпустил клуб дыма и, глядя мне в глаза, произнес всего лишь один слог:

– Лиз.

Я, должно быть, просто подпрыгнул на стуле, потому что Метек засмеялся.

– Всё-таки! – вырвалось у меня.

– Ой! – Метек потянулся к своему стакану и отхлебнул «перье».

Мол, что уж делать такой удивленный вид!

– У меня в какой-то момент промелькнула мысль, что она с вами как-то связана, но я отмел ее, как бредовую.

– Я тоже когда-то доверял только разуму, – заметил Метек мне в оправдание.

Лиз! Лиз! Лучистые глаза, беспечный смех, легкие пальцы, смахивающие с моих губ крошку, этот Ритин жест, когда она отбрасывала за плечо волосы, и какая-то обреченность, с которой она пыталась вдавить меня в себя!

– Я понимал, что она появилась рядом неслучайно, – сказал я.

Метек снова провожал взглядом облачко дыма.

– Надеюсь! Но кто же устоит?

И молниеносно посмотрел мне в глаза. Я был в слишком большом замешательстве, чтобы ответить ему твердым взглядом. И Метек разом как-то погас.

– Собственно, только это я и хотел знать, – подытожил он.

Но радости от этого он не испытал.

– Неужели вы ревнуете? – спросил я.

Раз уж он и так всё понял!

– Да нет, это вряд ли правильное слово, – глаза у Метека опять стали блуждать по своим мирам. – Но тут не поспоришь, в любом случае, вам повезло больше, чем мне. Хотя… Хотя вы, конечно, правы: тут другого слова не подберешь. Черт бы вас побрал! – от души сказал он. – Взялся на мою голову!

Я подождал, пока волна схлынет.

– Минуточку, я опять перестал понимать. Что, Лиз работает не на вас?

– Лиз не работает ни на кого! Она вообще не работает – в том смысле, как мы это понимаем! Просто, когда клубок стал затягиваться, а предупредить вас всё никак не решались, я попросил ее приехать в Париж. И, насколько это у нее получится, держать вас как можно дальше от района Триумфальной арки.

– Из-за ливийцев, которые меня там стерегли? – уточнил я.

– Из-за ливийцев и из-за себя тоже, – поправил Метек.

– Но она знает, кто я такой и чем занимаюсь?

– Разумеется, нет. Она даже не знает, кто я такой и чем занимаюсь. Просто у нее есть друг, то есть я, который опасался, что его друг, то есть вы, влипнет в неприятную историю, и попросил ее как-нибудь этого друга отвлечь, – Метек почесал бороду. – Лиз любит путешествовать.

– Подождите-подождите! Она что, действительно преподает скандинавскую литературу?

Метек поднял на меня удивленный взгляд.

– Разумеется! В очень престижном колледже. Не скажу в каком! Я бы и сам предпочел этого не знать, чтобы ненужные мысли не лезли в голову.

Я не стал уточнять, что Лиз дала мне свою визитку. Метек и так был расстроен.

– А вы что, – с подозрением спросил он, – не сумели в этом убедиться?

– Да нет, я, конечно, не литературовед, но и невеждой себя не считаю. Но, согласитесь, женщина с ученой степенью, преподающая в престижном колледже, которую можно попросить приехать в другой город, чтобы соблазнить там нужного человека…

– Это отдельная история! Но заметьте, слово «соблазнить» никто не произносил и даже не подразумевал. Я, по крайней мере. Мне нужно было всего лишь, чтобы вы переключились с меня на нее, и ливийцы бы вас потеряли.

– И всё же Лиз произвела на меня впечатление человека самостоятельного, – не сдавался я. – Почему она согласилась?

Метек замолчал, явно раздумывая, посвящать ли меня дальше в подробности их отношений. Потом пожал плечами на очередное свое же мысленное возражение и продолжил:

– Случилось так, что однажды я мог спасти либо свою жизнь, либо жизнь ее сестры. Я рискнул, и в живых остались мы оба. Лиз – существо очень благодарное.

«Не настолько, чтобы отблагодарить тебя, как бы тебе хотелось!» – подумал я, и Метек как будто прочитал мою мысль.

– Но и, как вы правильно заметили, очень, очень самостоятельное.

Мы замолчали. Мне было жаль, что я его огорчил.

Метек посмотрел на часы.

– Мне пора возвращаться в Париж. Вас подбросить в аэропорт?

– Если не трудно.

В те десять-пятнадцать минут, пока мы добирались до Руасси, мы почти не разговаривали. Метек вел машину, не прекращая внутренний диалог с кем-то, кто заставлял его усмехаться, вздыхать, поднимать в недоумении брови, качать головой, пожимать плечами. Потом его «остин» остановился у одной из дверей круглого терминала-1, и впервые после того разговора о Лиз он повернулся ко мне. Он снова был в нормальном состоянии.

Мы посмотрели друг на друга. После всего пережитого мы чувствовали себя, как прошедшие войну летчики одного экипажа. Я, конечно, невольно нанес ему рану, но он ведь понимал, что не со зла. Так или иначе, главное, что и я для него был человеком, которому он мог безусловно доверять. Проблема была в том, что два глубоко законспирированных агента не могут обменяться координатами – это было бы грубейшим нарушением правил. Мы, для нашего же блага, даже настоящее или постоянное имя друг друга не имели право знать. Хотя… Да пошли они все!

– Как вас зовут? – спросил я.

Метек был профессиональнее, по крайней мере, менее эмоциональным.

– А вы про себя как меня называли?

Я улыбнулся:

– Метек.

– Это что за имя? Почему Метек?

– Метек – это по-французски бродяга. Вы чем-то похожи на Жоржа Мустаки, а у него была такая песня – про него самого. Знаете ее?

Метек покачал головой.

– Нет, не слышал. А Жорж Мустаки?… Это он написал «Милорда» для Эдит Пиаф, да? Хм, Метек! Хорошо, пусть будет Метек.

– А я Пако, – сказал я.

Всё равно это имя знала Лиз!

Метек о чем-то напряженно размышлял, собрав лоб гармошкой. Я не ошибся – о том же, что и я.

– Вы, Пако, какие газеты читаете? – спросил он.

– «Нью-Йорк Таймс» обязательно. Плюс разные местные, но эту всегда.

– Давайте так, – сказал Метек. – Если я вам вдруг понадоблюсь или вы мне, мы помещаем в «Нью-Йорк Таймс» объявление: «Срочно куплю виниловые пластинки Жоржа Мустаки».

Мой отец был прав. Он всегда учил меня, что общаться стоит только с людьми умнее себя. Из американцев, которые знают, кто такой Жорж Мустаки, и хотят купить его пластинки, тем более виниловые, едва найдется один на десять миллионов. И при этом такое объявление не насторожит даже сотрудников ФБР, ежедневно просматривающих эти колонки в поисках шифрованных сообщений.

– Договорились, – сказал я и вздохнул. – Не сердитесь на меня!

Метек понял, что я имел в виду вовсе не свое недавнее покушение на его жизнь. Он тоже вздохнул:

– Не буду.

Мы пожали друг другу руки. Сзади сигналило такси, которому мы загораживали проезд. Я вылез из машины.

– Ваша сумка!

Метек перегнулся через сиденье пассажира и протягивал мне сумку с камерой, которую я бросил на заднее сиденье.

– Действительно! – спохватился я. – Может еще пригодиться!

Метек рассмеялся своим коротким смешком.

– Не обольщайтесь. Не в обиду будь сказано, оператор вы никудышный!

8

Еда в Руасси самая невкусная во всем Париже – при том, что дорогая, как во всех аэропортах. В первом терминале Шарля де Голля даже нет паба – этой гавани реальной жизни в призрачном мире перелетов, которые перемещают тебя не только в пространстве, но иногда и во времени. При том, что я летаю практически каждые пару недель, я так и не привык к тому, что, поспав несколько часов – а я в самолете засыпаю еще до взлета, иногда просыпаясь во время разгона, а то и нет, – ты оказываешься в другом мире.

Я с трудом нашел место в какой-то стерильной забегаловке, в которой из разливного пива была только питьевая вода под названием «Хайнекен» и немного более окрашенная «Стелла Артуа». Я с недовольным лицом – я видел свое отражение в зеркале за спиной бармена – заказал бокал окрашенной и сэндвич с камамбером и зеленым салатом. Потом перевел взгляд чуть выше, откуда на меня смотрит наблюдающий. Лучше мне не стало.

Хотя сегодня утром, надо это признать, мне всё же удавалось забыть на время свое незавидное положение. Сначала с Лиз, теперь вот с Метеком. Настолько, что мы даже отработали с ним связь. Интересно, зачем? Вряд ли я когда-нибудь смогу выручить его, сидя где-нибудь в Бутово и не имея даже заграничного паспорта. И вряд ли он сможет мне помочь, если для этого надо будет лететь в Москву. Да и буду ли я в России ежедневно просматривать «Нью-Йорк Таймс»?