Идентификация Спрута - Сергей Щеглов

Уже к исходу первого субъективного часа Калашников понял, что учит вовсе не язык. То есть, конечно, язык спонков в его звуковой и письменной форме автоматически оставался в памяти – но главное, чему учил Калашникова хитроумный модуль, заключалось совсем в другом. Модуль учил думать, причем думать совершенно особым, строго формальным и в то же время удивительно гибким способом. Вместо облачка перед Калашниковым стали возникать куда более сложные предметы – звезды, планеты, тектонические разломы, диковинные звери, эрэсы неизвестных цивилизаций, – и каждый раз им соответствовали одни и те же высказывания, отличавшиеся друг от друга буквально несколькими слогами. Калашников с удивлением обнаружил, что между разумным существом и планетой имеется значительно больше сходств, чем различий, а рост галактических империй удивительно напоминает образование облаков. В середине третьего часа Калашников уже не осознавал, на каком языке идет комментарий к иллюстрациям – так захватил его поиск сходств и различий в самых разнородных процессах. К двенадцатому часу Калашников неожиданно для себя перехватил инициативу и сам предложил модулю предмет для анализа: земную цивилизацию двадцатого века. Модуль ответил согласием – что Калашникова нисколько не удивило, спонки должны были знать, кому они посылают черный контейнер, – и вот уже смутное белое облачко превратилось в полупрозрачный земной шар, пронизанный разноцветными нитями и светящимися полями. Разобравшись с Землей, Калашников щелкнул пальцами и нарисовал на мысленном экране Галактику – модуль принял вызов, засыпал Калашникова непонятными словами и расчеркал большую часть Галактики длинными строчками текста.

Сто шестьдесят субъективных часов пролетели для Калашникова как одна минута. Даже услышав от модуля «алом масури» – «все сделано» – Калашников все еще пытался задавать вопросы. Однако модуль молчал, и ему пришлось возвращаться в реальный, хотя и основательно подзабытый мир.

Десять галчей, машинально отметил Калашников, открыв глаза. Кажется, утра.

Он усмехнулся своей последней мысли – в Галактике не существовало понятий «до и после обеда», галчи считались от первого до сорок восьмого, с утра до вечера, к тому же далеко не все планеты имели синхронизированный с галактическим период обращения. Ладно, кое-что еще помню, отметил Калашников. Ай да спонки, ай да банда философов. Если они столь же сильны, сколь и умны…

– А вот сейчас и посмотрим, – усмехнулся Калашников. – Ну-ка, включай письмо!

Письмо-то у нас с просьбой о помощи, напомнил себе Калашников. Умище умищем, а что-то у них, голубчиков, такое случилось, что без Звездного Пророка не обойтись. Значит, и я на что-нибудь сгожусь.

В сгустившейся темноте перед Калашниковым раскинулась звездная спираль, в которой он без труда узнал родную Галактику.

– Приветствую, шестьсот двадцать третий, – услышал Калашников незнакомый, но явно живой голос. – Я сто сорок второй, свяжись со мной, как только прочитаешь это сообщение. Мне нужна твоя помощь. Мои владения находятся возле Ядра, а там происходит что-то странное.

Что там может быть странного, подумал Калашников. Ядро, в центре здоровенная черная дыра, вокруг – миллиарды энергосистем Федерации. Космический Днепрогэс, ничего больше.

Галактика двинулась навстречу Калашникову, разлетелись в стороны спиральные рукава, Ядро заполнило комнату, и сквозь мельтешение бесчисленных звезд засиял аккреционный диск Центральной Дыры. Несколько сотен близлежащих энергосистем, распахнув на полнеба приемные паруса, ловили исходящие от Дыры потоки энергии, бросая длинные тени сквозь вращающееся вокруг Дыры облако газа. Зрелище напомнило Калашникову увиденную краем глаза столицу Дэвна – та же самая преисподняя, только не в багровых, а в ослепительно белых тонах.

Изображение сдвинулось чуть в сторону, показав обитаемую систему, находящуюся в опасной близости к бушевавшему вокруг Центральной Дыры океану света.

– Это твоя планета? – спросил Калашников, привыкший к ответам обучающего модуля. Однако письмо оказалось куда менее интеллектуальным.

– Гамарг, – сказал Сто Сорок Второй. – Самый близкий к Ядру обитаемый мир. Два сеза назад он был объявлен запретным, а в прошлом месанте фрактальная сеть опутала все внутренние пространства Ядра. Отныне ни один корабль не может приблизиться к Ядру ближе, чем на пятьсот световых сезов. Мои зонды-автоматы исчезли, мои лучшие агенты в Федерации пропали без вести. Мое собственное расследование привело меня на край гибели: боевые роботы федерации открыли огонь без предупреждения. Мне удалось узнать только одно: блокада Ядра осуществляется на основании Федерального закона о банковской тайне.

Калашников цокнул языком. Знаем мы эти банковские тайны!

– Все операции по блокаде осуществляют специально изготовленные роботы, – продолжил Сто Сорок Второй. – Они функционируют по жестким программам и, как я уже говорил, имеют полномочия уничтожать эрэсов без предупреждения. Я не смог выяснить, кто из должностных лиц Федерации руководит блокадой. Официально никакой блокады не существует, энергосистема Федерации работает в штатном режиме. Но на самом деле там что-то происходит – и происходит уже давно, раз зона блокады составляет целых пятьсот сезов! Я разыскал в Сети подборку последних новостей с Гамарга, она в приложении, а сейчас я хочу, чтобы ты посмотрел вот этот отрывок.

Поверх предыдущего изображения раскрылся светлый прямоугольник, и там замелькали маленькие фигурки эрэсов. Изображение придвинулось ближе, Калашников увидел застроенный куполообразными зданиями город, искрящиеся, словно слюдяные тротуары, багровые облака на желтом небе, и местных жителей, стоявших там и тут группами по шесть-семь эрэсов. Многие показывали на небо, некоторые всеми четырьмя руками хватались за голову. «Желтое небо», – произнес комментатор, – «уже второй день подряд над всем Гамаргом – желтое небо». Затем на улицах появились похожие на больших жуков мобили, из выдвинутых излучателей ударили звуковые волны – Калашников явственно видел заколыхавшийся воздух – и гамарговцы бросились врассыпную, словно земные демонстранты под струями водометов.

– А что такое желтое небо? – полюбопытствовал Калашников.

– В официальной хронике Гамарга этой записи больше не существует, – сказал Сто Сорок Второй, привычно проигнорировав вопрос. – По версии Федерации, на Гамарге разразилась эпидемия неизвестной лихорадки, вызванная мутировавшим под воздействием жесткого излучения вирусом местной лихорадки, и население планеты вымерло в течение нескольких суток. Но репортажи, поступавшие с Гамарга незадолго до эпидемии, говорят совсем о другом. Желтое небо – вот что пугало его жителей. Я хочу знать, что это такое – желтое небо.