Мифы Чернобыля - Сергей Переслегин

Может, кому-то и ясно, но пусть этот "каждый" и говорит за себя. Так часто, слишком часто, подмывает занять позицию этакого простачка, "эксперта-дилетанта" и начать задавать простые вопросы к сложным проблемам. И тогда вдруг выясняется, что "глобальное потепление" есть кратковременная — лет на 300 — флуктуация на фоне наступления нового ледникового периода, а экологическая истерия как будто специально и в нужный момент создала новый огромный рынок технологий, скомпенсировавший последствия нефтяного кризиса. Что от сокращения выбросов фреона и углекислого газа печально известная озоновая дыра не уменьшается, а размер ее меняется от чего-то еще. Мы неожиданно обнаруживаем, что марихуана была законодательно объявлена опасным наркотиком после совершенно открыто "заказных" исследований, имевших целью подвинуть производителей пеньки на американском рынке. Что, по всем оценкам, уровень подготовки арабских террористов никак не позволял им осуществить столь грамотно просчитанные и технично реализованные теракты…

Реплика (психолог, 44 года):

— Тут поговорка "на всякого мудреца довольно простоты" обретает некое деятельное звучание. Становиться такими экспертами-дилетантами я призываю всех участников наших семинаров…

Докладчик (эксперт-международник, 26 лет):

— Да, похоже, мы как семинар и существуем для того, чтобы отвечать на подобные вопросы…

Очевидно, что такого рода ответы, то есть "внезапные" открытия, не пользуются особой популярностью ни в России, ни в США, ни где бы то ни было. В 1961 году американский аналитик и эксперт в области ядерных вооружений Герман Кан в своей книге "О термоядерной войне", внезапно заявил, что ядерную войну можно выиграть. Такое заявление и сегодня звучит в высшей степени резко для общественного мнения, а тогда книга имела эффект разорвавшейся бомбы. Так что же вы думаете? На Кана обрушилась волна критики, его обвиняли во всех смертных грехах, называли ястребом и милитаристом, а всего и делов-то было — задаться простыми вопросами о причинах, масштабах и последствиях войны. Какова вероятность случайного начала атомной войны? Как снизить эту вероятность? Куда и как развивается гонка вооружений? Что будет, если атомным ударом будут уничтожены 50 крупнейших городов Америки? Сколько тысяч или миллионов жизней стоит неуступчивость в кризисной ситуации? Что важнее — жизнь людей или некоторые особенности нашей политической системы? А если начать разоружение, то что в ответ сделает противник?

Американское экспертное сообщество пребывало в шоке. И было от чего — Герман Кан стал первым, кто осмелился спокойно рассуждать о том, является ли "ужас ядерной войны" на самом деле непостижимым ужасом, или его можно свести к понятной интеллектуальной задаче. "В самом деле, — писал Кан позже, — люди почему-то считают, что никто не имеет права спокойно рассуждать об ЭТОМ, а тем более — обнародовать свои выводы. При этом война — такой же объект анализа и технологического описания, как, скажем, хирургия. И поскольку хирурги вообще-то не обязательно сумасшедшие садисты, с чего бы так шельмовать человека, спокойно и без предубеждений анализирующего атомную войну? И от одного, и от другого требуется в конечном итоге лишь четкость действий и ответственность за результат, при чем тут эмоции и/или мораль? Вы же не ожидаете от справочника по хирургии пассажей вроде: "А вот этот надрез будет особенно болезненным" или "И тут хлынет кровища!"".

Для современной России тема аварий на атомных станциях является столь же табуированной, сколь для общественного мнения Америки 1960-х — тема жертв ядерной войны. Сухой и максимально непредвзятый, совпадающий с результатами исследований Российского МЧС и многочисленных НИИ, доклад МАГАТЭ о последствиях Чернобыльской аварии вызвал среди части российской общественности бурю эмоций. "Как вы смеете, — кричали в целом несомненно разумные и вменяемые политические и общественные деятели, — утверждать, что основной причиной смертности среди жертв аварии был алкоголизм на почве различных фобий?! Как можно усомниться в том, что "жертвами аварии были сотни тысяч человек"? Ведь "любому ясно, что Чернобыльская авария была, есть и будет самой страшной катастрофой в истории человечества""…

..А в самом деле, была ли? Позиция эксперта-дилетанта позволяет усомниться в том, что кажется очевидным. И задать простые вопросы.

Сколько людей погибло от прямых последствий аварии?

• Какое место по числу жертв авария в Чернобыле занимает по сравнению с другими крупными катастрофами XX века?

• Что за "мутации" и "заражение", которыми нас так пугают?

• Какова вероятность повторения подобной аварии?

• Какое число жертв является условно приемлемым в качестве платы за использование дешевой энергии атома?

• Как это число соотносится с числом жертв других возможных катастроф и причин смерти?

• С какой частотой должны происходить мелкие аварии на АЭС, чтобы поддерживать градус внимания операторов и не допустить более крупной аварии?

• Что будет с уровнем жизни в развитой части мира, если последовать требованиям экологов и отказаться от атомной энергии? А в развивающейся?

Р. В. Арутюнян первый замдиректора ИБРАЭ, отвечает на вопросы наших въедливых дилетантов про радиацию:

"… Вся чернобыльская эпопея привела к тому, что из-за всех этих принятых неадекватных решений стало можно пугать население загрязнением в 1 кюри на 1 кв. км… В Москве попробуйте померить, так мало не покажется".

"Но что такое 1 кюри? — продолжает физик, — если с точки зрения науки говорить, то сейчас на эту тему существует тотальная безграмотность. С точки зрения принятия решений, это неготовность общества адекватно защищать не кого-то там, а себя. То есть получается, можно пугать рисками, которые в 100 раз ниже, чем просто риски проживания в Москве… Преждевременных смертей по России, тут мы даже внутри института, даже между собой спорим, есть у нас специалист Людмила Михайловна, которая считает, что где-то 20 тысяч преждевременных смертей в год — только из-за грязного воздуха в городах. Мои представления и оценки уходят за 40 тысяч. Ну, это ладно, это можно обсуждать. Простому человеку это объяснять, скажет: "да ладно". Франция, Швейцария, Австрия, 2000-й год, там десятилетнее исследование было закончено по воздействию грязного воздуха. То есть, как вся химия воздуха воздействует на здоровье? Ответ: 40 тысяч преждевременных смертей. И после этого стали вводить новые стандарты качества на воздух.

В реальной жизни половина смертности — это автотранспорт, вторая половина — это химпромышленность вносит свой вклад. То есть сегодня — 18 тысяч в год смертей — это воздух. И это производит впечатление. А если кюри на квадратный километр, это произведет впечатление? Или нет? Этих кюрей, и в атомной промышленности много, и где угодно: в вузах, в больницах они есть, в дефектоскопии, в геологии используется.

Это общество неспособно себя защищать! То есть, если грубо, кюри на квадратный километр сделать нормой — это террористам в руки дать оружие, причем не просто оружие, а миф! Кстати, американцы это прекрасно понимают. Сейчас много усилий прикладывают, потому что там — это осознанная проблема. Нормы сверхжесткие, которые якобы в защиту человека, просто — вранье. Потому что известно, что, если вы вместо того чтобы установить разумные нормы, вводите в отдельных областях сверхжесткие нормы, значит, вы зарываете в землю деньги, вместо того чтобы потратить их на здоровье людей…

Тотально распространено мнение, что радиационные риски — самое страшное на свете, независимо от их уровня. Ну, есть уровни, при которых радиация очень опасна: извините, пожарники в Чернобыле, персонал там, которые получили по несколько сот бэр, были и те, кто до 1000 бэр получил. При 100 бэр острая лучевая болезнь развивается, но от 100 бэр не умирают. Это действительно так: человек лечится какое-то время, у него появляется дополнительный риск, на уровне 5 % онкологии. Но это 5 %, дополнительно на фоне чего-то другого. Есть регионы, где онкологические риски повышены сильнее. Плохо? Не обсуждается. Но 100 бэр, по крайней мере, это значимые риски, которые можно обсуждать. И 100 бэр получали только очень немногие люди. Извините, за всю историю атомной промышленности таких можно набрать, ну 1000 человек, ну чуть побольше, наверное, я здесь не прав, около 2000 тысяч человек в год. Это полтора миллиона человек за 60 лет. И никакая это не смерть, гораздо больше опасность от многих других факторов.

Население таких доз вообще никогда не получает. Население — это 10 бэр, накопленные дозы в чернобыльской зоне, ну в самых грязных-то, ну — 150 миллизивертов. Не бэр, а миллизивертов, то есть на уровне 10 бэр. Иными словами, разрыв уровней, при которых радиационный риск реально наблюдаем и значим, по сравнению с тем риском, что человек может иметь от других факторов: химии и т. д., - это разрыв на порядок, а то и два. А милизиверт — это вообще непонятная вещь. То есть у нас норма предполагает, что если выше одного миллизиверта дополнительное облучение от техногенного фактора, то мы обязаны принимать какие-то меры…