За Великой стеной - Михаил Демиденко

Когда судно вошло в порт и встало к причалу, неожиданно к месту стоянки подкатили «джипы» с портовой полицией. Как позднее догадался Пройдоха, капитан дал телеграмму, что в океане при странных обстоятельствах подобрано двое людей с военного быстроходного катера, лишенного каких-либо опознавательных знаков. Хотя Пройдоха и выбросил оружие за борт, любому мореходу достаточно взглянуть на полубак, чтобы догадаться, что железный станок, вклепанный в палубу, служил отнюдь не для того, чтобы устанавливать навигационные приборы. Пиратство в данном уголке Мирового океана процветало, некоторые суда ходили с мешками песка, уложенными вдоль бортов, — из-за мешков безопаснее отстреливаться. Бывало и так, что молодчики той же мадам Вонг нанимались на рейс и в нужный момент заставляли членов экипажа поднимать вверх руки, когда это меньше всего им хотелось. Пройдоху Ке и Мына арестовали, засунули в «джип» и отвезли в здание, назначение которого знают все портовые подонки. Здесь произвели обыск. Сержант полиции сидел за столом, расправлял лист бумаги, чтобы записывать показания задержанных... Первым ощупали Пройдоху. У Пройдохи ничего не нашли. Когда очередь дошла до Мына, тот сделал неожиданный финт — ударил головой в живот полицейского и выпрыгнул в окно. Пройдоха, воспользовавшись суматохой, улизнул. Он подробно описал свои страхи в дневнике, как прятался за какими-то огромными катушками с кабелем, ползал на брюхе под железнодорожными вагонами, но больше всего страниц он уделил проклятию Белой Смерти, как он называл героин. И у него были основания, чтобы ненавидеть это зелье.

Мына пристрелили, в данном случае при действительной попытке к бегству. Ну и при обыске трупа нашли жилет с героином.

Неизвестно, по каким соображениям, но полиция не приложила особых стараний к поимке Пройдохи. Возможно, они прикарманили героин; возможно, их удовлетворила жертва, и это позволило Пройдохе наняться на другой корабль и уйти в море.

Почти год он слонялся по волнам, пока не попал в Гонконг.

В этом суматошном городе Ке сошел на берег и занялся другой работой. Он отирался в порту или на аэровокзале, буквально вырывал из рук чужие чемоданы, чтобы поднести к машине и заработать несколько монет. Он водил солдат американской пехоты по злачным местам, выступая в роли сводника. Пройдоха был неглупым парнем. Если ему попадались туристы, он обязательно заводил их в Китайский квартал. Там у него была договоренность с приказчиком антикварной лавки, где продавались всевозможные подделки восточных редкостей — от иньских костей до глиняных тибетских монет, отчеканенных тут же в лавке, в задних комнатах. Пройдоха имел навар от покупок туристов. Обычная картина. Вроде гейши, которая получает гонорар от счета, на который сумела разорить клиента ресторанчика.

Здесь, в лавке, он и познакомился с неким господином Фу, хозяином. Пройдоха понравился господину.

Стоп! Вот та точка, в которой перекрестились две параллельные. Вообще-то у меня существует теория, что если встретятся два совершенно незнакомых человека и разговорятся, то обязательно найдут третьего — общего знакомого. К сожалению, господин Фу был далеко не той личностью, знакомством с которой я мог бы гордиться.

Мои размышления прервало неожиданное появление служанки. Она выплыла из сумерек бесшумно и плавно и замерла на пороге.

— Что тебе? — приподнялась Клер. — Я не звала.

— Госпожа, — сказала служанка, — к вашему гостю пожаловал человек. Вот его визитная карточка.

— К кому пришел человек? — не поняла Клер.

— К сэру Артуру Кингу.

— Давай сюда карточку, — сказал я.

Служанка подошла и протянула на маленьком подносике карточку, сделанную из рисовой соломки, — это более оригинальные карточки, чем из плотной бумаги.

Я прочел фамилию неожиданного визитера и почувствовал, как у меня вспотели ладони.

— Кто пожаловал? — спросила Клер.

Я помолчал, потом сказал:

— Пришел хозяин лавки господин Фу. Легок на помине! Какая-то мистика! Прямо по шекспировскому «Генриху IV»: «Я духов вызывать из тьмы умею». — «И я, как, впрочем, всякий человек. Все дело в том лишь, явятся ли духи». Духи явились!

— Это твой приятель? — Клер встала.

— Как сказать... — Я тоже поднялся с диванчика и притушил в пепельнице сигарету. — Скорее наоборот. Сложность заключается в том, каким образом он узнал, что я нахожусь у тебя? Остальное мелочи.

— Это ты выясняй сам, — сказала Клер. Она включила свет и вышла.

Господина Фу можно было назвать образцовым европейцем: на нем был черный строгий двубортный костюм из английской шерсти, белоснежная рубашка, черные башмаки с тупыми носками. Единственно, в чем чувствовался перебор, так сказать, признак дурного тона, — обилие золота: золотые швейцарские часы «Лонжин» на массивном золотом браслете, золотые запонки, золотое кольцо с опалом и золотые зубы. Здесь, в Макао, признаки богатства, выставленные напоказ, свидетельствовали не столько о том, что хозяин имеет достаток, сколько о том, что он имеет силу: подобные знаки силы, как яркий цвет у божьей коровки, предупреждали — трогать нельзя, я несъедобен, мною можно смертельно отравиться.

Мы сидели в мягких креслах и откровенно изучали друг друга, конечно, не молча, а в соответствии с церемониями, выработанными великим Конфуцием и модернизированными в духе нашего времени.

Мы сидели за чайным столиком, и никто и ничто не мешало нам наслаждаться взаимным лицезрением и приятной беседой.

Господин Фу улыбался. Казалось, внутри его работала портативная атомная станция, которая выделяла тепловую энергию, достаточную для освещения городка с двадцатитысячным населением, и вот эта дешевая энергия выплескивалась на лицо моего гостя, и он буквально сжигал меня улыбкой.

«При сиянии его глаз можно загорать», — подумал я.

И я тоже раскочегарил внутри себя паровую машину и заулыбался. Мы знали друг друга заочно. Правда, о господине Фу я знал больше, чем он обо мне. Мы оба это понимали.

— Как ваше здоровье? — сделал первый ход господин Фу. Говорил он по-английски. Про себя я отметил, что он говорит без акцента, и это заставило меня внутренне подобраться. Ответил я по-китайски, на шанхайском диалекте, несколько старомодно, высокопарно, в духе Сенковского:

— Спасибо, отлично! А как поживает ваше дражайшее тело?

— О, спасибо, спасибо! — закивал господин Фу, чуть не растаяв от радости. — Вы хорошо говорите по-китайски. Лучше, чем я.