Субмарины уходят в вечность - Богдан Сушинский

– Кто в этом океане способен запретить мне атаковать судно врага?

– Никто. Но, может, все-таки предоставим такую возможность «Колумбусу»?

– Вам повторить приказ?! Лейтенант козырнул и скрылся за дверью.

– Какое решение принимаете вы, джентльмены? – обратился к Штуберу и его спутникам. – Остаетесь с нами, и тогда часть добычи – ваша, или же предпочитаете вернуться на «Колумбус»?

– Возвращаемся, – ответил Штубер. – Кроме всего прочего, нужно еще раз выяснить намерение капитан-лейтенанта Штанге. Поговорить с ним по душам.

– Ваше право.

– А вы что, действительно намерены атаковать в одиночку своей нашпигованной горючим «коровой»?

– Намерен. Мне осточертело болтаться посреди океана с десятками тонн керосина в танках. Я – боевой офицер, а не горючевоз. И мнение по этому поводу Штанге меня тоже не интересует.

– Я передам, что вы просите поддержать его атаку, – стоически заверил Алькена штурмбаннфюрер СС Вилли Штубер.

– А может, есть смысл остаться? – обронил Зебольд, когда Алькен направился к двери, и едва заметно повел взглядом в сторону командира «Черного призрака».

В эту минуту Штубер понял: достаточно ему кивнуть в знак согласия, и могучий обер-фельдфебель тотчас же скрутит Алькену его бычью шею.

– В минуты атаки нам лучше быть на своей субмарине, мой вечный фельдфебель.

29.

Январь 1945 года. Германия. Остров Узедом в Балтийском море. Испытательный ракетный полигон в Пенемюнде.

Когда была объявлена пусковая готовность, Браун и его гости вернулись в полигонный бункер, в котором мощный, со стальными прослойками, трехметровый слой бетона должен был уберечь их от любой неожиданности.

– А вы знаете, что этот пилот станет нашим космонавтом? – спросил барон фон Браун, ни к кому конкретно не обращаясь. – Ракета, которую он пилотирует, преодолеет земное притяжение и выйдет в ближний космос.

– Для нас это не должно иметь какого-либо значения, – назидательно молвил Каммлер.

– Не устаю напоминать вам, барон, – поддержал его Дорнбергер, – что в операции «Эльстер» нас интересует не космос, а Нью-Йорк.

– Только потому, что нас интересует Нью-Йорк, нас должен интересовать и космос. Хотя бы ближний. Без выхода в космос нам трудно будет мечтать о ракетах, способных поражать США, Австралию или русский Урал.

– Урал можете атаковать, – великодушно позволил Каммлер.

– Вы должны осознать, господа, что в вопросах вторжения в. космос научные и военные интересы рейха сливаются воедино.

– Нам известны ваши космические амбиции, – проворчал Каммлер, прокашливаясь в кулак.

– И я говорю: не время об этом, – поддержал его Дорнбергер, искоса поглядывая на Гитлера.

Браун понимал, что оба генерала принимали во внимание присутствие здесь фюрера, который всегда резко отзывался об увлечении фон Брауна и некоторых его сотрудников космосом и чистой наукой. Но именно поэтому конструктор и запускал свой пробный шар, пытаясь прощупать, не изменилось ли отношение вождя к космической славе своих ракетчиков. Вот только сам фюрер стоял у отведенного ему перископа и, посапывая, демонстративно молчал.

– И все же, господа, живым или мертвым, а в космосе Шредер побывает, – мечтательно добавил Ракетный Барон. – Лично я буду завидовать ему, даже мертвому.

– Ваша воздушная торпеда к удару готова? – наконец нарушил обет молчания вождь наций, игнорируя все пробные шары главного конструктора оружия возмездия. – Запускайте, наконец, вашего космонавта.

– Команда на пуск прозвучит через пять минут.

– Не станем томить американцев ожиданием.

Браун поинтересовался у пилота, готов ли тот к полету, и тот довольно бодро заверил конструктора, что готов. Фюрер и генералы могли слышать ход их переговоров по громкоговорителю, хотя все они понимали, что речь шла всего лишь о психологической готовности пилота, поскольку на старте от него ровным счетом ничего не зависело: ракета взлетала и направлялась на цель, исходя из заданной программы.

Другое дело, что потом уже сам пилот должен был скорректировать направление полета воздушной торпеды, и он же, по команде с Пенемюнде, обязан был привести в действие детонирующее устройство, благодаря которому, при попадании ракеты в цель, должно было сработать триста пятьдесят килограммов взрывчатки.

– Пуск! – азартно прокричал в переговорное устройство фон Браун и рванул стартовый рубильник.

В бункере воцарилось гробовое молчание, которое не смогло нарушить даже весьма ощутимое колебание почвы, появившееся во время взлета ракеты.

– Пуск произведен! – послышался ликующий голос офицера, ответственного за техническое состояние пусковой площадки. – Она ушла!

Вот уже и Ренс радостно доложил, что пуск ракеты прошел успешно. Впрочем, в командном бункере и сами видели это. Однако отошло в вечность еще каких-нибудь десять-двенадцать секунд, и в динамике вдруг раздался испуганный крик пилота Шредера:

– Она горит! Сейчас она сгорит! Мой фюрер, я умираю!

И больше они не услышали от бравого боевого летчика ни слова.

Оторвавшись от окуляров теперь уже ничего не объясняющих перископов, фюрер и Браун непонимающе уставились друг на друга.

Опомнившись, Браун пытался вызвать пилота на связь, но тот не подавал никаких признаков жизни.

– Ренс! – заорал Ракетный Барон. – Вы слышите меня, Ренс?

– Слышу, господин штурмбаннфюрер.

– Что, черт возьми, произошло, на сей раз?!

Начальник технического отдела с ответом не торопился. Понадобилось несколько томительных секунд, прежде чем в командном бункере вновь услышали его на удивление спокойный голос:

– Если вы о ракете, ответственность за которую лежит на мне, то с ней все в норме.

– Выражайтесь яснее, Ренс! Все мы ждем вашего доклада, – напомнил этим «все мы», что рядом с. ним находятся фюрер и высшие армейские чины.

– Докладываю: ракета не взорвалась. Возгорание не произошло. Она продолжает полет к заданной цели.

Гитлер и Ракетный Барон вновь удивленно переглянулись.

– А вам, барон, не кажется, что несостоявшийся космонавт попросту струсил? – лукаво ухмыляясь, поинтересовался Шауб, все еще не позволявший себе простить пилоту Шредеру его непочтительности.

– Вполне допускаю, что именно это и произошло, – сконфуженно согласился Ракетный Барон. – Кроме всего прочего, пилотируемый полет связан еще и с психологическим настроем летчика.

– Только что нам это продемонстрировали, – недовольно напомнил ему генерал-лейтенант Дорнбергер. Как комендант ракетного центра, он чувствовал и свою собственную вину за очередной конфуз на стартовой площадке.

– Послушайте, Ренс, – молвил Браун, мужественно проглатывая все услышанное. – Пусть связист еще раз попытается связаться со Шредером, а вы свяжитесь с пилотами, которые ведут наблюдение за полетом ракеты.

– Все три пилота воздушных наблюдателей сообщили, что ракета находится в полете, – объявил Ренс еще через минуту, – и уже выходит из зоны их видимости. Она уходит в небо, господин штурмбаннфюрер, – почти радостно заключил он, совершенно забыв о пилоте, судьба которого его уже, похоже, совершенно не интересовала. – Еще немного, и она будет в космосе.

– Сейчас речь идет не о космосе, – почти прорычал Браун, прекрасно помня, что начальник технического отдела в курсе его «космических» отношений с фюрером.

– Понимаю, не о космосе, – понял свою оплошность Ренс. – Это всего лишь один из этапов полета, который проходит успешно.

– Почему Шредер кричал, что он горит?! – наклонился над ухом Брауна генерал Дорнбергер. – Что-то все же произошло!

– С пилотом, – стоически выдержал и этот натиск Ренс. – С ним действительно что-то произошло. Но не с ракетой. Взрыв ракеты датчиками не зафиксирован, пламени на ракете не было и сейчас не наблюдается.

– Тогда что же произошло с пилотом?! – прокричал Гитлер в свое переговорное устройство.

– Он на связь не выходит. У него есть аварийная кнопка. Даже если пилот не в состоянии говорить, он мог бы нажать виднеющуюся прямо перед ним кнопку, как сигнал беды. На такое способен даже человек, находящийся одной ногой в могиле. Однако Шредер и на это оказался неспособен.

– Как я и предполагал, – напомнил о своей холодной мести личный адъютант фюрера.

– Но если все хорошо, – вновь заговорил сам фюрер, – если вы утверждаете, что все датчики работают нормально и ракета летит, как объяснить гибель столь опытного, не раз встречавшегося со смертью пилота?

– Попытаемся выяснить, – откровенно растерялся начальник технического отдела.

– А по-моему, уже все ясно, – объяснил вместо него фон Браун. – Ракета не возгоралась, она летит заданным курсом, а значит, пилот не сгорел, не погиб.