Чёрный хребет. Книга 3 - Алексей Дроздовский

– Послушай своего помощника, – говорю. – Если бы ты мог видеть, то заметил бы сомневающиеся лица своих односельчан. Никто здесь не хочет драки.

– В таком случае хорошо, что я не умею видеть.

Один до глупости храбрый человек ведёт за собой в могилу целое поселение. Не будь здесь Сазголона, остальные бы внимательнее прислушивались к моим словам. Его упёртая самоуверенность разрушает всю дипломатию.

– Мы в любом случае возьмём своё, – говорю. – Мы можем пойти по простому пути или по сложному, но результат будет один. Либо Орнас вступает в бой и теряет всех взрослых мужчин в битве, а женщинам придётся тащить семьи и хозяйства в одиночку, либо вы добровольно складываете оружие. Вам придётся подчиниться так или иначе.

– Саз, – шепчет Зитрус. – Они выглядят очень решительно.

– Не решительнее меня, – отвечает Сазголон.

Поезд Орнаса мчится по путям, обрывающимся глубокой пропастью. Слепой машинист сидит на своём месте и не видит приближающейся угрозы. До этого момента путь был ровным и стабильным, разве есть причины сомневаться, что он изменится впереди? Совсем скоро вагоны полетят вниз, затягивая с собой испуганных пассажиров. И будет слишком поздно выпрыгивать из окон.

– Ты сейчас говоришь от лица всей деревни? – спрашиваю. – Или от своего собственного? Со стороны выглядит так, будто ты принуждаешь всех людей позади себя вступить в бой, который им не нужен.

– Через лет двадцать они сами будут заседать в совете старейшин, тогда и будут решать судьбу деревни, а сейчас здесь сижу я и именно я говорю, как поступят её жители.

– Ты понимаешь, что ведёшь их на смерть?

– Даже если кто-то из них умрёт, – отвечает Сазголон. – Это будет достойная смерть во время защиты дома.

У Орнаса нет ни единого шанса защититься от нас. Мы их раздавим, пройдём сквозь их войско и даже не почувствуем сопротивления. Но Сазголон не может и не хочет этого видеть. В его голове существует свой собственный мир и в этом мире они сильны, а все окружающие не заслуживают внимания.

– Давайте голосовать, – произносит старейшина. – Кто за то, чтобы надавать по шеям всем этим ничтожествам, что заявились к нам?

Сазголон поднимает руку, следом за ним то же самое с энтузиазмом проделывает Стауг. Энергичный дед вообще не понимает, о чём речь, и поднимает руку тогда же, когда это делает кто-то другой. Он проголосовал бы даже за ношение трусов на голове.

Диддел так же медленно поднимает руку, хотя разума в нём ещё меньше, чем в моих сандалиях. Кажется, он всю жизнь поднимал руку, когда слышал слово «голосование», это действие выработалось у него как рефлекс и происходит совершенно автоматически.

Четвёртый член совета спит и даже не собирается просыпаться.

Окружающие воины всё больше нервничают при виде происходящего: должно быть, они воспринимают это как голосование за их смерть. Но настоящую панику я вижу в глазах заросшего бородача, который устраивал вылазку в Дигор: он уже сражался с нами и ничего хорошего из этого не вынес.

– Итак, большинство голосов за, – произносит Сазголон. – Это не удивительно: мы очень дружная деревня.

– Вы это так оставите? – спрашиваю, повернувшись к Зитрусу. – Позволите кучке безмозглых стариков решать вашу судьбу?

– Следи за языком, – отвечает воин. – Совет проголосовал за битву, так тому и быть.

Люди перед нами вынуждают их убить. Смотрю на это и не могу поверить, что они собираются вступить в абсолютно проигрышный бои и ради чего? Достойной смерти? Не уверен, что она вообще может быть достойной. Какой она точно будет – так это бессмысленной.

– Возьмите своё оружие, – говорю. – И прикончите Сазголона прямо сейчас, этим вы спасёте множество жизней.

– Не знаю, как заведено у вас в Дарграге, – произносит старейшина. – Но тут у нас уважают старших. Жители нашей деревни скорее вскроют собственную грудь, чем нападут на старика.

– Благородно. До тех пор, пока старик ведёт себя адекватно и не приказывает близким умирать. Сейчас это больше похоже на идиотизм.

Сазголон делает нетерпеливый жест рукой, чтобы мы убирались.

– Хватит оскорблений, – говорит. – Уходите и решим дело старым добрым способом – кровью.

– Наша армия нападёт утром, – говорю. – Надеюсь, за ночь с вашим старостой что-нибудь случится и вы захотите решить дело миром.

Выходим с соплеменниками наружу и движемся прочь из деревни. Меня трясёт от злости. Вокруг тьма, немногочисленные факелы освещают дорогу. Ночевать мы будем рядом с Орнасом, чтобы они не забывали о нашем присутствии и помнили, от кого примут смерть завтра утром.

Хума висит у меня на плече и возмущённо кряхтит.

– Вы это так оставите? – спрашивает она моим голосом. – Вы это так оставите?

– Всё вышло как нельзя лучше, – говорит Дверон. – Завтра мы нападём и уничтожим гнездо этой заразы. Я объявляю, что лично прикончу Сазголона, слышите? Чтобы никто из вас его не тронул, этот старый ублюдок – мой.

– Хорошо, – говорю. – Этот старый ублюдок – твой. Но тебе представится шанс им воспользоваться раньше, чем ты думаешь.

Этой ночью, пока Орнас будет пережидать ночь, а наше войско будет стоять рядом, не давая жителям уснуть, мы прокрадёмся в деревню и убьём Сазголона. Он – помеха на пути наших переговоров. Жители не могут прикончить своего, даже если он ведёт их на смерть, но это можем сделать мы.

И если к утру они не передумают, то примут бой.

И мы всех их уничтожим.

Из пяти сотен человек, лишь одного меня это расстроит.

Глава 27

Середина ночи, десятки факелов разгоняют тьму.

Половина нашего войска стоит в дозоре, половина лежит на земле и либо спит, либо пытается уснуть. Сомневаюсь, что у соплеменников получится как следует отдохнуть: слишком близко к вражеской деревне. Невозможно расслабиться, когда находишься в шаговой доступности от смертельной опасности.

Но если нам трудно расслабиться в этой ситуации, то у жителей Орнаса сейчас должны трястись колени до усрачки. В конце концов не нас завтра придут истреблять.

Подхожу к Брасу с Чемпином, дрыхнущим на тонких подстилках в самом центре.

– Ребята, – говорю. – Подъём.

– Что? – вздрагивает Брас. – Уже началось?

– Ничего не началось и, надеюсь, не начнётся. Просыпайтесь и идите за мной.

Следом бужу